Она убивает меня…

Медленно, неумолимо, планомерно. 
День за днем вытягивая все силы, всю радость, все желание жить…

Я пью кофе, не чувствуя вкуса, смотрю в окно невидящими глазами. Да и смотреть-то там не на что: с утра город заволокло каким-то мерзким, стыло серым туманом. И так уже вторую неделю.

Когда-нибудь она уничтожит меня. Совсем. Но пока этого не случилось, придется из последних сил шевелиться, изображая бурную деятельность.

Тугая струя воды ударяет в мойку, полотенце срывается и летит с крючка. Приберу потом, когда вернусь – сейчас некогда. Шеф разрешил мне выйти во вторую смену, и перед работой я должна успеть заплатить за ЖКХ.
Сапоги на шпильках (черт, набойки менять пора), кожаная куртка (вечно молния заедает), мобильник, кошелек, паспорт, сумка через плечо – ну, вроде, все! Пора бежать. Тут недалеко, через дорогу.
Стеклянные двери банка бесшумно распахиваются передо мной.

Бесшумно распахиваются передо мной тяжелые, обитые насквозь проржавевшим железом створки. Оттуда тянет холодом и поистине могильной сыростью. Я иду по подземному ходу. Белесые, похожие на крысиные хвосты, корни противно задевают затылок. Я иду и вижу впереди две светящиеся точки. Два круглых, как пуговицы, глаза, горящих первобытной злобой и неутоленным голодом. На миг я останавливаюсь и кладу руку на эфес, проверяя, легко ли ходит в ножнах клинок…

- Девушка, вы уснули?!
Женщина в красном берете негодующе смотрит на меня, почти пять минут стоящую перед банкоматом с карточкой в руке.
- Да-да, простите, - невпопад бормочу я, засовывая в щель кусочек пластика.
Выхожу из банка и едва не стукаюсь лбом о ту же прозрачную дверь. Не вовремя накативший приступ головокружения швыряет меня вперед, а потом назад. Врачи во время последнего медосмотра диагностировали гипотонию…

Она убьет меня, я знаю это точно. 
Будет медленно изводить меня, по капле цедить мою жизнь, пока не выпьет ее всю…

Трясясь и подпрыгивая на каждой выбоине, кряхтя и натужно подвывая мотором, к остановке подъезжает дряхлый, закопченный ПАЗик. Толпа с готовностью бросается штурмовать скрипуче распахнувшиеся двери. 
Я стою, притиснутая к окну. За окном – земля цвета неба, деревья цвета земли и небо цвета обшарпанных панелей блочных пятиэтажек. Кажется, в двух шагах освободилось место. Я с трудом протискиваюсь туда.

Я с трудом протискиваюсь в щель между стеной башни и каменным завалом. Да, эта зверюга тут много наворотила! А где же он сам? Покрытые копотью ступеньки уходят вверх. С одной стороны винтовой лестницы – черный провал, с другой – неровный край наполовину обрушившейся стены. Я слышу скрежет когтей по камню и едва успеваю подставить покрытый перьями феникса щит под огненную струю. Так! Счет один-ноль. Я не пострадала, а звероящеру понадобится еще пара минут на новую вспышку. Надо спешить! В два прыжка я пролетаю оставшиеся ступеньки, падаю на колени и перекатываюсь набок, уходя от кинжальных когтей. Теперь - удар! Снизу – вверх, по жилистой чешуйчатой шее! Поток зловонной зеленой жижи заливает камни, смердящая серой туша наваливается на меня…

На меня наваливается пахнущий потом и дешевым пивом детина в кепке и засаленной спецовке. Автобус подскакивает на очередной рытвине, я теряю равновесие и лечу на пол.
- Ой, девушка, у вас вся сумка разреза-а-ана! – причитает какая-то сердобольная старушка, помогая мне подняться. 
Я с ужасом хватаюсь за то, что только что висело на моем плече. Слава Богу, паспорт цел, а, значит, и вложенная в него банковская карта – тоже. Кошелек, мобильник, косметичка – бесследно пропали. Я всхлипываю, но не от потери, а от какой-то детской обиды. На жизнь, на это бессмысленное серое утро…

Иногда она пьет мою жизнь по капле. Не спеша, смакуя каждый глоток. 
Это почти не больно. 
А иногда бьет с размаху ржавым лезвием и жадно приникает к новой ране, заставляя меня кричать от боли… Совсем, как сейчас.

Я выхожу из автобуса. Поправляю прическу  и бегу к входу в высотное офисное здание. Но привычно останавливаюсь на ходу возле витрины книжного магазина. Там, на пластиковых полках, расставленные аккуратно в ряд, еще пахнущие типографской краской стоят серии книг. 
«Непобедимая Дева Меча», «Грозный ангел», «Орел и львица» - господи, что за дебильные названия?! 
Я рассматриваю аляповато-цветастые обложки. Никогда у меня не было таких роскошных белокурых локонов, таких выдающихся форм и такого объемного, едва умещающегося в бронелифчик декольте. Впрочем, и бронелифчика у меня тоже никогда не было. Зачем он нужен выпускнице факультета боевой магии, профессиональной охотнице на нечисть?

- Так ты и есть та самая охотница? 
Он смотрит на меня со знакомой до боли полуулыбкой на узких губах. В синих глазах нет ни гнева, ни страха, хотя острие моего меча касается его горла.
- Какие сюрпризы подбрасывает нам порой судьба! Это даже забавно. Послушай, убери железяку, давай спокойно поговорим.
- Мне не о чем с тобой разговаривать, - сипло отвечаю я. 
Десять лет назад от его улыбки и обращенного ко мне синего взгляда у меня перехватывало дыхание. А что творится со мной сейчас?
- Так ли уж не о чем? – со знакомо лукавой интонацией спрашивает он. 
И легким движением тонкой, но сильной руки отводит мой клинок в сторону.
- А ночь после выпускных экзаменов? Звезды над заливом, шепот волн… Помнишь, я поспорил с тобой на поцелуй, что в разгар июля призову на небо северное сияние? Тебе напомнить, ЧТО было потом?
Он снова улыбается, а потом странно распахивает глаза и наклоняется вперед. Струйка крови слетает с полуоткрытых губ. И пылающее белым огнем лезвие вырывается из его груди. Лезвие меча моего оруженосца.
- Что ты сделал?! – без голоса кричу я.
Квадратное простодушное лицо деревенского парня недоуменно вытягивается.
- Я убил некроманта! Он же пытался околдовать вас, госпожа!
- Ты убил моего друга…
Я падаю на колени, пытаясь заглянуть в навсегда потухшие синие глаза. 
Я не вижу, как прахом развеивается по ветру армия мертвецов. Как через пустую площадь, отдуваясь и охая на ходу, ко мне бежит бургомистр города.
- Светлая госпожа! Вы спасли всех нас! Нет слов, чтобы выразить…Любая награда… Любое ваше желание…
- К черту все! К черту всех вас! 
Я ору и рыдаю. Бешено, истерически, некрасиво.
- У меня только одно желание! Покончить со всем этим раз и навсегда! Забыть обо всем! Зажить спокойной жизнью! Ненавижу этот мир, ненавижу это ремесло…

Не выношу свою работу! Графический дизайнер – творческая профессия… Какой дурак это придумал?! Я тупо вглядываюсь в строчки журнальных статей на мониторе своего ноута. Подташнивать начинает от одних заголовков: «Какой цвет белья предпочитают отечественные звезды?», «Гонорары актеров Голливуда», «Сын директора ПромСтальБанка прострелил себе ногу во время селфи». 
Все это я должна красиво оформить приятными для глаз читателей шрифтами, облечь в правильные, отвечающие законам колористики тона, умело разбросать притягивающие глаз картинки… Чему там еще нас учили на курсах?
Не учили только одному: что делать, если при первом же взгляде на «рабочий материал» тебя трясет от отвращения?

Она убьет меня. 
Выжмет, выдавит все силы, высосет остатки мыслей и чувств и отшвырнет ногой пустую, невесомую оболочку. Шелуху.
Она лишает меня сна. 
Ледяными скользкими шупальцами одиночества заползает в сердце. 
Злобно хихикая, нашептывает в ухо о бессмысленности этого мира и моего существования в нем. А потом, наслаждаюсь, пьет мои слезы, мое отчаяние, мою боль.
Она уничтожает меня. Ежедневно, ежеминутно, ежесекундно.
У нее много имен. Реальность, Обыденность, Рутина, Бытовуха. 
Что еще? Ну да, разумеется!
Тоска. Беспросветность. Ненавистная работа. 
Это гидра. Многоголовая гидра, которая жрет меня всеми своими вонючими пастями.
- Гидра! Гидра… - яростно шепчу я, ударяя кончиком карандаша о спинку стула, пока грифель не ломается.
Женщина, работающая за соседним столом, испуганно отодвигается подальше.

Когда-то, в другой Вселенной, тысячу миллиардов лет тому вперед, в порыве безумия я выкрикнула свое единственное желание. 
Какой недобрый бог услышал меня?
Теперь я здесь. О, да, моя жизнь спокойна…как вода в гнилом болоте. Скоро это болото поглотит и меня…

Дверь кабинета распахивается и с грохотом ударяется о стену. Шеф с перекошенным лицом и сбитым на сторону галстуком визгливо орет, потрясая в воздухе пилотным номером журнала:
- Какая мразь тут все испоганила?!
Еще вчера он спокойно принял и гранки статей, и мой вариант дизайна. А сегодня настроение переменилось. С нашим шефом такое часто бывает.

Он едва не сносит своей тушей стол девочки-фотокорреспондента.
- ТЫ! Криворукая сучка! Глянь сюда!
Жирный палец упирается в какое-то фото.
- Это что – портрет главы нашего района? Ты что наснимала, б…ь?
Журнал летит, трепеща страницами, и ударяет девочку по лицу. Она даже не пытается заслониться. Губы дрожат, по щекам уже ручейками текут слезы.
- Уволю! Выгоню к … матери! 
Я видела работы этой девочки в интернете. Они тонки и правдивы.
- Чего молчишь?! Сказать нечего в оправдание?! Да чтоб у тебя руки отсохли! Дрянь бездарная! Сука!

И тут словно бы серая пленка лопается перед моими глазами. И я со всей отчетливостью последнего мига жизни вижу, как английский пробор нашего шефа вдруг начинает съезжать куда-то на затылок, открывая высокий, с залысинами лоб. Как мгновенно выцветает на его щеках нездоровый румянец, сменяясь мертвенно зеленоватой бледностью. Дико вращаются в орбитах глаза с вертикальными зрачками. И вот уже из-под прокуренной верхней губы виднеется тусклый блеск клыков, сам собой поднимается крахмальный воротник, а за плечами крыльями летучей мыши расправляется черный плащ…
Они проникли сюда?! В этот насквозь трезвый, рассудочный мир?! Да, выходит, теперь Они здесь. А, может, жили тут всегда…
Но и Я здесь! 
Сломанный карандаш в моих руках вздрагивает и начинает странно шевелиться. 
А я встаю, с грохотом опрокидывая стул. И, впервые за долгое время, не ощущаю тоскливой пелены, обволакивающей сознание.
Он оборачивается на звук. И по сузившимся до размера черной полоски зрачкам, по мимолетно промелькнувшему в пасти жалу я понимаю, что Он тоже УЗНАЛ меня.
- Ты даже не представляешь, старина, как я рада тебя видеть!
Говорю я и, сжимая покрепче осиновый кол, делаю шаг вперед.