Усач удивился, но ладонь протянул.

- Вижу,  нелегко тебе приходится, - Сильвия вглядывалась в линии руки. - Болото на пути твоем лежит.

- Это точно,  – вздохнул мужик. – Вся моя жизнь – болото.

- А в болоте том ведьма злая. С бородавкой на носу.

- Теща моя! Слушай, а откуда ты все знаешь?

- Не отвлекай, дорогой. А на краю болота – красавица живет. У нее душа открытая, у нее улыбка ясная.

- Соседка моя, – усач расплылся в улыбке. – У нее душа и впрямь – открытая, особенно, если шнуровка на корсете разошлась. И  душа широкая – во! – ладонями он изобразил нечто вроде двух больших арбузов.

- Так ты беги из болота к той красавице. Беги быстро… и ручку мне позолоти за гадание.

Усач радостно закивал и достал из кармана серебряную монету.

- Ой, побегу! Спасибо, добрая волшебница! Надоумила ты меня дурака.

Вот, ребята,  верите, месяц вокруг дома соседки ходил. Я все хожу-хожу, а она все в окошко машет да моргает. И кто его знает, думаю, кому она моргает?

А вот теперь узнал! Все! Бегу за своим счастьем!

Он пулей вылетел из таверны, а к Сильвии табуном побежали клиенты.

- Эй, добрая волшебница, и мне погадай! Скоро ли мой капрал лопнет от злости?

- Лен мне покупать или коноплю? С коноплей оно, вроде, веселее!

- Да погоди ты со своей коноплей! Скажи, волшебница, что первым на свет появилось – курица или яйцо?

- Да ты сдурел, что ли, такую чушь спрашивать?!

- А я, может, философ!

- Сядь вон во дворе в бочку и там философствуй! Волшебница, не слушай его, дурака! Ответь на  один вопрос: жениться мне или нет?

- Женись! Попадется плохая жена – станешь философом. Как я!

- Опять он здесь! Ребята, я сейчас ему врежу! Волшебница,  так как мне быть?

- Женись, дорогой! Попадется хорошая жена – будешь счастливым.

Сильвия вертелась, как волчок, и умудрялась отвечать на все вопросы так  складно, что клиенты, радостно кивая, сыпали ей на стол медь и серебро.

Но тут вдруг громкие голоса у двери отвлекли мое внимание от этой занимательной сцены. Двое мужчин, кстати, уже обряженные в карнавальные костюмы, с шумом ввалились в таверну и рухнули за ближайший стол.

В тот же миг рядом со столом  появились Джонатан и Реджинальд.

- А что, дяденьки, - Оборотень хитро подмигнул. – Хорошо бы вина выпить.

- Ну, так угости!

Джонатан подбросил в воздух серебряную монету. Как Сильвия успела передать деньги брату, я так и не заметила. Зато быстренько раскусила план наших Волков и весело хихикнула. Хозяин торопливо поставил на стол запотевший глиняный кувшин.

- Ну, за первого министра! Чтоб он был здоров, кровопийца проклятый! Чтоб у него, упыря, все зубы повыпадали, один остался – и тот для боли!  Реджинальд, показавшийся мне вначале сухарем, неожиданно разошелся, произнося цветистые тосты. Видимо сказался богатый опыт дипломатических приемов и званых обедов.

Все с удовольствием выпили.

- А второй тост – за Папу нашего Римского! За жену его! Как нет жены?! Тогда – за детей! Что и детей – тоже нет? Бедняга, ходит он там один  по Ватикану под мелким дождичком… Вот и выпьем, чтоб он не промок. До дна, я сказал! Ты что, Папу моего, то есть тьфу! нашего не уважаешь?!

Мужики в карнавальных костюмах уже медленно сползали под стол.

А бравый посол все не унимался:

- Хозяин, еще вина! Пошли дурака за кувшином, так он, дурак, один и принесет! Третий тост за любовь! Что хихикаете, невежи?! Любовь она – разная бывает.  Счас я вам лекцию прочту! Значицца, так! Бывает любовь мужчины к женщине. Бывает любовь мужчины к… Но об этом мы говорить не будем . А бывает любовь к родному государству и правительству! Вот за это мы и выпьем!

Что значит, не хотим? А за что – хотим?! Ах, за женщин?! Поддерживаю!

За прекрасных дам! За всех, что есть в этом зале! Сейчас за каждую отдельно выпьем!

Готово! Мужики с блаженными улыбками сползли под стол. Оборотни, переглянувшись, ловко подхватили бесчувственные тела и потащили к выходу. Гы! Два костюма у нас уже есть!

О! А вот еще толпа нарядная ввалилась. Надо с ними разобраться!

А я что ж, как дура,  стою? Как бы мне половчей, как Дик сказал, сымпровизировать? В карты, что ли кого позвать сыграть на раздевание?

Не пойдет! В карты здесь начнут играть только через сто лет. И то – одни лишь аристократы. В кости? Но там не смухлюешь. Идея! Я поймала за шиворот пробегавшего мимо поваренка.

- Эй, мелкий! Принеси-ка мне три ореховых скорлупки и одну горошину.

Об этой хитрой игре я узнала на уроках истории. А потом потренировалась на однокурсниках и была очень довольна результатом. Во всяком случае, один проигравший рефераты за меня целый месяц писал.

Когда орудия нечестного труда были у меня в руках, я вскочила на лавку и завопила в полный голос:

- Благородные господа, пожалуйте сюда! Новое развлечение для средневекового населения!  Кручу, верчу, запутать хочу! Колдуй, баба, колдуй, дед, трое сбоку – ваших нет! За пальцами следите, горошину найдите! За хорошее зрение – сто монет премия!  На «интерес» играем, с себя портки снимаем!

Толпа заинтересованных посетителей собралась возле моего стола.

И – понеслось! Скорлупки вертелись, горошина то исчезала, то появлялась. На стол летели шапки, камзолы и разноцветные штаны. А распаленные азартом гуляки, лишенные некоторых деталей одежды, снова и снова рвались в игру.

- Не-ет, я должен узнать, в чем тут секрет! Я – профессор логики и маразматики, тьфу! совсем меня с ума свели, конечно, математики! Я штудировал труды Пифагора и Аристотеля! И у меня один вопрос! Куда девается в пространстве эта проклятая горошина?!!!

- Паренек, дай отыграться, а? Старуха моя ни за что не поверит, что я штаны в таверне проиграл. Подумает, что у соседки забыл. А я уж и забыл, для чего соседки нужны… И как я домой с голой… в общем, с душой нараспашку пойду?

- Да забирай свои штаны, дедушка. На кой они мне?

Я давала отыгрываться пострадавшим, одновременно придерживая те вещи, которые могли пригодиться для приближающегося карнавала.

И тут случилось новое замечательное событие,  окончательно превратившее таверну в помесь казино с ночным баром и танцполом. Потому что, наконец-то, появился Эдвин с лютней. Видимо, все это время он ее настраивал, в соответствии, с анекдотом про лютниста.

Сильвия выбежала в центр зала, грациозно поклонилась.

- Ай, спасибо этому дому гостеприимному! Таверне «Кот и Ворона» посвящается!

Эдвин ударил по струнам. Ручейком полилась, зазвенела озорная мелодия:

На исходе лета, в сумерках долины
 Кот играл на флейте в зарослях малины.
И луна, качаясь в небесах высоко,
На кота взирала благосклонным оком»

Как же Сильвия танцевала! То летела по кругу, как птица, не касаясь пола, то всплескивала руками и кружилась на месте, рассыпая звонкую дробь каблучков. Светлые волосы разметались по плечам, синие глаза сияли, как звезды! И Эдвин смотрел на нее, не отрывая влюбленных глаз. А она знала это и кружилась все быстрее, все неистовее! И дождем к ее ногам сыпались золотые и серебряные монеты.
Музыка стихла, и танец подошел к концу.

Эдвин отложил лютню, бросился к любимой, обнял ее:

- Сильвия, это было прекрасно!
И поцеловал девушку на глазах у восхищенной таверны. Зрители взорвались аплодисментами и восторженными криками.

Но тут в центр зала внезапно влетел неутомимый Дик.

- Цыганочка с выходками!
 И он заплясал нечто, больше напоминающее  пляски воинов племени Мумбо-Юмбо. Эдвин едва успевал импровизировать что-то на своей лютне. А пел принц при этом какую-то дичайшую песенку про Ворону, кусок сыра и кучу других спятивших зверей. Но посетителям это музыкально-литературное безобразие  понравилось! И вся таверна пустилась в пляс!

Так что в итоге удавшейся «импровизации» мы оказались обладателями приличной суммы денег  и кучи вещей, из которых вполне можно было сконструировать отличные карнавальные костюмы. Недостающие детали туалета прикупили в ближайшей лавке. А примерку решили отложить на утро, потому что после такого коллективного выступления нам всем требовался отдых.

Кавалеры благородно уступили мне с Сильвией единственную кровать.

Дик клубочком свернулся у нас в ногах. 

Джонатан и Реджинальд,обратившись , улеглись на полу, а бедняге Эдвину пришлось примоститься на стуле возле двери.

Все это напомнило мне рассказ подружки Хелены  о том, как однажды на слете ролевиков, она ночевала в переполненной палатке у самого порога, лежа на своих кроссовках. Причем жизненного пространства ей было отмерено – ровно по размеру пресловутых кроссовок.
На этой веселой ноте я и погрузилась в сон.