А тем временем, в доме Краббса творились непостижимые и жуткие дела!
Когда свет погас, «единственный поэт» и «единственный художник» очень перепугались и в темноте начали метаться по комнате, переворачивая все вокруг.

- Витольдушка, друг, почему  темно вдруг стало?! Мне страшно! – верещал Дистрофий.  
Краббс не отвечал ему. Впопыхах он зацепился за скатерть, рухнул на пол, уронил на себя все бутылки и тарелки, стоявшие на столе  и сейчас, пыхтя, пытался из всего этого выбраться.
Когда Витольдо, наконец, выкарабкался из горы битой посуды, свечи в комнате внезапно  вспыхнули сами собой. Но теперь их огонь был тускл, зловещ и имел какой-то неприятный зеленоватый оттенок. 

С грохотом распахнулась дверь.
Краббс и Дистрофий, как по команде, обернулись на звук.
Но у порога никого не было.

- Добрый вечер, сеньор Краббс, сеньор  Шнопс. Вы уделите мне минутку своего внимания?
 Пронзительный скрипучий голос донесся откуда-то из глубины комнаты.Странная фигура, закутанная в длинный  балахон, больше напоминающий саван, вольготно расположилась на подоконнике, небрежно закинув ногу за ногу и похлопывая рукой по оконной раме. Лицо незнакомца было скрыто серой тканью, но Краббсу на миг показалось, что из глубины низко надвинутого капюшона на него зыркнули два маленьких красных огонька. 

Он икнул от страха  и попытался спрятаться за спиной долговязого Дистрофия. «Единственный поэт», трясясь и дергаясь, тем не менее, попробовал выпрямиться во весь рост.

- Милостивый государь, кто вы такой и по какому праву врываетесь в чужой дом? – голос Дистрофия предательски дрожал.

- Старьевщик я. Всего лишь бедный старьевщик, – в скрипучем голосе таинственного незнакомца отчетливо слышалась издевка.

- Какой еще там старьевщик? Нищим не подаю! Особенно по пятницам!
 Осмелев, Витольдо Краббс высунулся из-за спины приятеля.

- А ТАКОЙ! – пронзительный голос незнакомца слился с раскатом грома. - Принимаю все старье! Забираю у поэтов бесплодно проведенные ночи, смятые  листы с зачеркнутыми строками, подбираю у художников сломанные кисти и холсты, порванные в отчаянной попытке добиться совершенства красок, принимаю у актеров залитые слезами носовые платки, собираю в кучку все обидные строки  газетных критиков, все свистки и улюлюканье зрителей, разочарованных их игрой на сцене.

- Витольдушка, это опасный сумасшедший! – пробормотал Дистрофий.
Теперь уже долговязый поэт пытался съежиться, прячась за спиной упитанного друга.

- О, нет! – незнакомец визгливо расхохотался. – У меня много имен! ДУХ СОМНЕНИЯ, например. Я так люблю нашептывать  на ухо молодым поэтам и художникам, что они бездарны и никогда не добьются успеха в своем творчестве. А знаменитым поэтам, художникам, музыкантам люблю являться на закате их жизни в образе ЧЕРНОГО ЧЕЛОВЕКА! И издевательски хохочу им в лицо, пересказывая их нескладную жизнь. 

О, у меня много способов заставить страдать людей искусства! Но на самом деле я – СТАРЬЕВЩИК! И со мной легко договориться!
Эй, сочинитель стихов! Отдай мне свои сомнения, свой жар мятежной души! И получишь Волшебное Перо! Станешь первым поэтом страны! И что за беда, если от тебя отвернуться все близкие люди! Если ты станешь воспевать коронованных негодяев и писать хвалебные оды тому, кто больше платит! Зато золото рекой потечет в твой карман.

- А я бы согласился! – оживился Дистрофий.

- Ты не поэт! – отрезал Старьевщик. – Ну, а актеришкам и лицедеям в обмен на долгие годы труда, мучительное вживание в роли, я предлагаю эту Маску! Да! Она прирастет к лицу навеки! А играть отныне они смогут лишь мрак и безумие! Зато все критики объявят эту игру новым словом театрального искусства. 

 А музыкантишкам, я, соответственно, дарю вот эти Струны. В обмен на чистый искренний голос и способность слышать так называемую, хе-хе, небесную гармонию. Симфонию больше не напишешь и балладу не сочинишь. Зато твои песенки про любовь-морковь и розы-слезы будут звучать во всех кабаках и кафешантанах!
И, наконец, последнее! Что же я могу предложить художникам? Конечно, только один предмет! 

   И Старьевщик выхватил откуда-то из глубины балахона сверкнувшую золотом Кисть! Витольдо Краббс с присвистом втянул в себя воздух и подался вперед.

- Не для тебя эта штучка, «единственный художник»! – незнакомец издевательски хихикнул. – А для твоего соперника. Догадываешься, о ком я?

   Краббс кивнул. Выражение страха на его лице сменилось злобной радостью. 

- Золотая Кисть в отличие от других моих артефактов не лишает мастера души. И не отбирает у него творческий дар, преподнося  славу и богатство. Она всего лишь исполняет тайные желания! Да-да! В обмен на годы жизни. Напиши картину, изобрази на холсте  заветную мечту!  И она непременно сбудется! Правда, нескольких десятков лет твоей жалкой жизни – как ни бывало! Но многие согласились бы на такую жертву. И Алехандро – среди них!
Старьевщик передохнул и продолжил свою речь:
- Да, уж, как я ни старался в свое время, мне не удалось сломать  этого проклятого Альвареса. И я решил действовать иначе. Слышали такое выражение: «Самое страшное искушение – это искушение творчеством»? Впрочем, куда вам такое знать! Малюйте дальше свои вывески и кропайте стишки. Только не забудьте вручить маэстро вот эту кисть! 

- И что тогда будет? – дрожа от нетерпения, прошептал Краббс

- То же, что и всегда, - красноватые огоньки под капюшоном Старьевщика вспыхнули, как угли. - Алехандро Альварес не устоит перед искушением! И я даже знаю, какую картину он напишет. А потом проклятый художник навсегда уйдет с твоего пути! 

- Почему? – еле слышно спросил Краббс.

- Потому что кончится его время! Держи!
Жуткий незнакомец швырнул черный футляр с Кистью на стол.
-  Ты правильно сделал, Витольдо, что вызвал меня! Зависть и подлость – неотступно, как тени, следуют за настоящими художниками. Так было во все века! Прощай, Краббс! Не забудь о моем поручении.

   Удар грома снова сотряс дом. Витольдо и Дистрофий охнули и повалились на пол. Черная тень Старьевщика выросла почти до потолка и с громким свистом унеслась сквозь стену. В воздухе отчетливо запахло серой.
Дистрофий снова начал стремительно метаться по комнате. Теперь он хватал пустые и полные бутылки и методично кидал их за окно. 

- Хватит, бросаю пить - бормотал он. – Это ж надо, такая жуть привиделась! Обычно эти… зелененькие приходили. Веселые такие! Стихи мне писать помогали. А тут – ужо-о-ос! Да! И со стихами тоже завязываю! Уезжаю в деревню, лечить нервы. Травка, парное молоко… деревенский трактир, пиво, наливочка. Тьфу, что я говорю! Я ж завязать решил!

   Пока Дистрофий говорил, не умолкая, Краббс стоял, как приклеенный, устремив неподвижный взгляд на тускло поблескивающую в футляре Золотую Кисть. 

Шнопс проследил за его взглядом, поежился, покачал головой и рванулся куда-то в глубину дома. Вернулся с большим кувшином воды и с размаху вылил его себе на голову. Потом снова покосился на стол. 

- Надо же! Никуда не делась - грустно протянул он. – Я же думал, что протрезвел. Витольдо, друг, ты тоже это видишь?

   Краббс вздрогнул, словно очнулся, и посмотрел на «единственного поэта» так, словно видел его впервые.

- Знаешь, Дистрофий - медленно произнес он. - Иди-ка ты домой. Поспи, отдохни. А я тут пока приберусь.

- И то верно! – обрадовался Шнопс. – Загостился я у тебя что-то. А эта штука…

- Ничего не было! – рявкнул Краббс. – Мираж! Галлюцинация! Пить меньше надо!

   С этими словами он начал неторопливо, но решительно выталкивать приятеля за дверь.

- Надо меньше пить. Пить надо меньше - покорно бормотал Дистрофий, подчиняясь этой процедуре.

   Оставшись один, Краббс снова подошел к столу и уставился на угольно-черный футляр с Кистью. Толстым пальцем осторожно коснулся ее и взвыл от боли. Кисть была горячая,  будто и впрямь сделанная из расплавленного золота.
Витольдо захлопнул футляр. Злобная усмешка  исказила его лицо. 

- Пусть эта «игрушка» ждет своего часа! Я – тоже подожду. Немного.

   Все следующее утро и еще половину дня Витольдо Краббс метался по городу, не зная, что  предпринять. Зловещий  футляр с Волшебной Кистью жег завистнику карман. 

И все же он никак не мог придумать, каким способом подбросить художнику недобрый  артефакт .

- Этому чудовищу легко было сказать «передай кисть маэстро», - бормотал Краббс, в сотый раз  пробегая по одной и той же улице.  - Как, извольте спросить, я должен это сделать? Зайти в дом к  чертовому Альваресу и вежливо сказать: 

«Маэстро, примите от меня в подарок Золотую Кисть в знак глубочайшего уважения?!»  Да он мне ни на миг не поверит и тут же с лестницы спустит. Знает же прекрасно, мазила несчастный, как я к нему отношусь. Ну что же делать? Какую бы хитрость изобрести?

   Погруженный в нелегкие раздумья «единственный художник» не заметил, как ноги сами принесли его на Ратушную площадь. Из таверны «Золотая бочка» вновь доносился  голос художника, и звенели струны его лютни. 

Эй, старьевщик, забери мои калоши! 
Эй, старьевщик! Принесут они удачу! 
 Я не буду ни моложе, ни богаче, 
А хотелось, не богаче, так моложе.

   Первое же слово, услышанное Краббсом, заставило его подскочить на месте.
Злодей, крадучись, вошел в таверну.
Маэстро Алехандро, окруженный друзьями, пел свою новую песню. Звонкая радость, и скрытая боль, и отчаянный вызов судьбе звучали в ней:

Эй, извозчик, забери мою кобылу! 
Эй, извозчик, в ней и сила, и отвага! 
Я не буду ворошить того, что было, 
Ну а к Богу лучше не верхом, а шагом. 

Эй, фонарщик! Что-то нам темно живется, 
А без света нет печальнее парада. 
Было лето, и, наверно, было солнце. 
Было где-то и, наверно, было рядом. 

Эй, трактирщик! Открывай-ка свой трактирчик! 
Наливай, брат, ждать я песен не заставлю! 
Эй, фонарщик! Одолжи хоть пару спичек! 
Эй, старьевщик! Забирай все, что оставлю!..

   Краббс присел в темном углу и огляделся по сторонам. Ученики художника, завсегдатаи таверны и другие зрители восхищенно слушали маэстро. 

Только Пабло с хмурым видом сидел   поодаль, отвернувшись от всех. Время от времени он подливал себе вина из большой бутылки, но, судя по мрачному выражению лица, утопить в нем свои печали юноше не удавалось.
В голове Витольдо тут же созрел хитрый план. Пригнувшись, чтобы не быть замеченным, он на цыпочках прокрался к столу Пабло, присел рядом и с самым сочувствующим видом похлопал ученика художника по плечу.

- Вижу, печаль пронзает твое сердце, благородный юноша! - пафосно произнес Краббс.

Пабло посмотрел на него затуманенным взглядом.

- Пошел вон, - буркнул он в ответ. 

   Витольдо вздохнул и изрек, не убирая с лица скорбно-сочувствующего выражения:

- Я не обижаюсь на тебя, юный мастер. Более того, я искренне переживаю за тебя и вполне готов понять твое горе. В самом деле, как тут не скорбеть, когда уникальный, самобытный талант вынужден влачить жалкое существование ученика при мастерской этого Альвареса.

- Ну-ну, ты на маэстро не очень-то... наговаривай, - заплетающимся языком проговорил Пабло. – Кто он, и кто – я?

- Вот именно! – воскликнул Краббс. – Кто ты, Пабло? А я скажу тебе – ты самый талантливый, самый умный, самый яркий и вдохновенный из всех учеников вашего, так называемого, маэстро.

   Грубая лесть подействовала. Юноша заинтересованно посмотрел на Краббса.

- С чего бы столько комплиментов в мою сторону, господин «единственный художник»?

- Потому что  ты, хоть и недолго, был и моим учеником тоже. И я сразу понял, что  имею дело с творческой личностью невероятного размаха и силы. Ах, Пабло, сколького ты мог бы добиться! С твоими способностями к  живописному искусству, ты уже сейчас  стал бы  Почетным гражданином нашего Города. А там – слава, успех, богатство. Твое имя  давно гремело бы на весь мир!

   Ученик художника только вздохнул. Хитрый Краббс  сумел озвучить его самые потаенные мечты.
Витольдо понял, что рыбка заглотила наживку, и продолжил речь, не снижая пафоса:

- Но, увы! Ты все еще числишься подмастерьем, хотя пишешь картины ничуть не хуже  маэстро. Не возражай мне, я знаю, что это – так!  Наверняка, Альварес говорит тебе, что искусство  – это не только талант и фантазия, но еще и тяжелый многодневный труд. А? Говорит, ведь?

   Пабло кивнул.

- И он заставляет тебя по много раз переделывать одно и то же полотно? Юноша, да ведь твой учитель просто боится: как бы ты не обогнал его в своем мастерстве! Поэтому и придирается. И без конца твердит о том, что нельзя писать картины только ради славы и богатства! А для чего же тогда их, скажите, писать?! Нет-нет, Пабло, маэстро Алехандро ведет с тобой нечестную игру. Да он просто завидует тебе! Пока ты торчишь в его мастерской, тебе не видать ни денег, ни почета.

   Пабло нахмурился, пытаясь собраться с мыслями. Сладкий яд лести и клевета в адрес маэстро уже проникли в его душу. Да чего греха таить! Все, о чем сейчас говорил Витольдо Краббс, было так созвучно  тайным желаниям юноши.

Остатки совести пытались шепнуть Пабло, что если он сейчас поверит словам завистника, это будет не просто  черной неблагодарностью, а самой настоящей подлостью по отношению к учителю.
И, как это часто случается,  вопль больного самолюбия заглушил голос совести.

- Да! Я очень хочу стать знаменитым художником! Вы правы, господин Краббс. Хочу, чтобы мое имя гремело по всей стране. Чтобы мои картины стали украшением самых прославленных музеев. Но как это сделать, если я всего лишь ученик?

   Физиономию Витольдо перекосила довольная улыбочка. 

- Нет ничего проще, благородный юноша. Напиши картину. Одну. Гениальную! Непревзойденную! И пресловутый маэстро Алехандро уйдет в тень. Ты  станешь Единственным Художником.

- Но как мне это сделать?! Я все же не настолько уверен в своем таланте…

- Талант здесь ни при чем. Слушай меня, Пабло!  В память о том, что ты все же когда-то учился у меня, я хочу подарить тебе одну чудесную вещь. Мне, на склоне лет, она уже ни к чему. А тебе поможет осуществить заветные мечты.

   И Витольдо, стараясь скрыть предательскую дрожь в пальцах, достал из глубины сюртука зловещий черный футляр.

- Что это? – юноша с недоумением посмотрел на странный предмет.

- Открой его! - приказал Краббс.

   Пабло приоткрыл футляр. Нестерпимо яркая вспышка пламени резанула по глазам. Он испуганно уронил крышку. Но успел рассмотреть содержимое футляра.

- Это та самая…-  враз протрезвев, прошептал ученик художника.

- Да-да, юноша! – подтвердил Краббс. В голосе его прозвучали ноты злобного торжества. – Золотая Кисть. Отныне она – твоя! Напиши гениальную картину. Затми своего учителя!

   Пабло вновь потянулся к футляру, попытался открыть крышку.

- Не здесь! – шепотом рявкнул Краббс. – Ты же не хочешь, чтобы все узнали о твоей тайне? Завтра в Школе Альвареса выходной день. Останься в мастерской и, когда все ученики разойдутся, начни писать  великое творение. А сейчас, прощай, мой бывший ученик. Надеюсь, когда твое имя будет написано золотыми буквами в истории мировой живописи, ты вспомнишь добрым словом  бедного старого мастера, своего первого учителя – Витольдо Краббса.

   С этими словами, смахнув притворную слезу, коварный интриган удалился.

Выйдя на улицу, Краббс довольно захихикал и, потирая ладони, гордо зашагал по улице. 

- Ловко я купил этого самовлюбленного простачка! 

Хи-хи! Как там пелось в одной песенке? «На хвастуна не нужен нож, ему немного подпоешь – и делай с ним, что хошь!»  Да уж, мое дело сделано!  Я подсунул Альваресу проклятую Кисть, как змею в коробочке. Рано или поздно этот несчастный наткнется на нее и тогда-а-а… Если все случится, как обещало мне  исчадие мрака, если маэстро напишет волшебную  картину ценою своей жизни…. О, тогда я, действительно, стану Единственным Художником в этом Городе. А, может, и во всей стране!

   Однако, через какое-то время радужное настроение завистника постепенно испарилось. Краббса вновь начали одолевать сомнения.

- Гм! А вдруг  болван Пабло передумает и все расскажет своему учителю? 

Или, чертов маэстро испугается  и не захочет даже брать Золотую Кисть в руки? 

А вдруг Кисть вовсе не волшебная? Я-то уж, во всяком случае, не собирался ее проверять. Мне моя жизнь дорога, как память. 

   Теперь, когда  черный футляр не отягощал его карман, Витольдо начало казаться, что вся история с жутким Старьевщиком и впрямь была сном или галлюцинацией.

- Магия-шмагия, - бормотал Краббс. – Не разберешь, то ли есть она, то ли нет? Ерунда какая-то! То ли дело старая, добрая кляуза! Как напишешь про кого - тот век не отмоется!  А кому же мне пожаловаться на этого мазилу? К бургомистру уже ходил – не сработало. 

   И тут злодей вспомнил слова, брошенные им в запальчивости, когда правитель города выгонял его из кабинета.

- Наместник! Вот, к кому надо пойти? А выслушает ли он меня? Захочет ли вникнуть в мое дело? Значит, надо, хи-хи! такого наплести с три короба про нашего знаменитого маэстро, чтобы ставленник короля  от ужаса со стула упал!

   Не теряя ни минуты, Краббс вприпрыжку побежал к озеру, в центре которого на большом острове высился старинный замок  с Квадратной Башней.