«Наше чудо – оно самого животворного, самого человечного происхождения, ему никакие приборы не страшны, оно с самой наукой в согласии находится и никакому естествознанию не перечит. И это правильно!»
                                                                             К.Арбенин
                                                     

  Бывает со мной порою такое, еще как бывает! Смотрю, к примеру,  на карту старую  – и прямо сил нет, как охота отправиться в неведомо куда.  Подале  от того места, где ты нынче  сидишь, ровно  гвоздь в притолоке. Узреть глазами своими, какие там леса, реки и горы и что в тех краях далеких вообще происходит. До дрожи, до лихоманки!  Но потом, как  глянешь по сторонам, так  и придешь в себя. Да и поймешь, что никакое путешествие тебе в ближайшие сто лет не грозит. Или двести. Или две тыщи! Какая разница – время-то у нас все равно на месте стоит…

  Я вздохнул. Отложил в сторону старую, засаленную книгу и опасливо оглянулся. Но в избушке пока что было тихо. Хозяин то ли задремал в подполе, то ли опять это… как его… дематериализовался. Так он свои внезапные исчезновения и появления в самых неподходящих местах называет. В прошлый раз исчез с крылечка, а потом я его долго со старой яблони снимал. А в позапрошлый раз свалился он в подпитии с печки… и тоже пропал из глаз. Так я хозяина только через пару часов на берегу озерка нашел. Он там спал, уткнувшись носом в кочку. В общем, не ясно мне  порою, правда ли мой хозяин могучий темный колдун, как он любит по сто раз на дню голосить, или просто недоучка какой-нибудь? Хотя мне ль его осуждать? Тут благодарным надо быть, что он меня спас аж целых два раза. Первый раз, когда из той паршивой деревни к себе забрал. А второй раз…

  Тут в подполе что-то стукнуло и брякнуло. Из черной дыры показалась всклокоченная голова моего хозяина. Голова сморщила большой, похожий на расшлепанный лапоть, нос, широко раскрыла рот и запела:

- В избушке заколоченной вдали от всех людей
Живет один испорченный, законченный злодей.
Он отдыха не знает, он по ночам не спит.
Всё клацает и лает, зубами клацает и лает,
Бормочет и скрипит.

Ну,  ясный пень! Опять наш колдун мухоморной настойки перебрал. И откуда он только ее достает? Я ж, вроде, все склянки с этой отравой давно переколотил!

Поднатужившись, я выдернул хозяина из подпола, как свеклу из грядки. Аккуратно прислонил к печке. Колдун  обвел меня мутным взглядом, погрозил пальцем и заголосил с новой силой:

- Для сей работы тяжкой он, малость, староват.
И в этом он, бедняжка, совсем не виноват.
Живёт в глуши таёжной он ровно двести лет,
А смены молодёжной, надёжной смены молодёжной и не было, и нет!  

Э-э, да это ж  он на мою неспособность к самому простенькому колдовству намекать изволит! Хоть кое-чему я от него все-таки научился. Ну, к примеру, сорняки в огороде заговорил так, что они теперь сами чахнут и сохнут, едва лишь на грядке появятся.

- Вы бы поспать пока легли, Диодор Епифанович, - со всей почтительностью предложил я. - Ночь наступит – так вам ведь снова на работу выходить надо будет.

- А и выйду! – гордо кивнул хозяин. - Я их фсехх напужаююю! Ик! Будут знать, как в мои владения захаживать!

  Колдун  топнул ногой и покачнулся. Я тут же подхватил его и уложил на лавку. Заботливо укутал лоскутным одеялом.

- Н-не хоч-чу спать! – брыкался и отбивался хозяин. - Данька! А ну иди на двор! Принеси мне воды из колодца и пару лягушек поголосистей притащи! Колдовство творить буду!

- Сейчас принесу! – отозвался я, не двигаясь с места.

  Ага! Лягушек ему тащи! В прошлый раз он рог какого-то Индрика-зверя требовал. Пусть проспится сначала, а там и забудет, чего наколдовать хотел.

- Данька… - уже сонно посапывая, бормотал Диодор. - Не забудь меня ровно в полночь разбудить. А то… того… этого… пугать надо… этих… которые…

  Он заснул, тихо, как младенец, посапывая носом и уютно свернувшись клубочком на узкой лавке. Да уж! Ростом и статью мой хозяин не вышел. Помню, когда я его впервые увидел, то сразу и вспомнил  загадку старую про одуванчик. «Такой толстый – на таком тоненьком!..» Потому что голова у Диодора Епифановича из-за густой копны седых волос, и впрямь, напоминает огромный шар. Глаза у хозяина - большие и круглые, словно у филина, а голос, супротив   внешней  хилости,  настолько мощный, что и  раскаты грома заглушает легко.

  Я еще раз покосился на спящего колдуна и все-таки вышел во двор. Пробивающиеся сквозь еловые лапы лучи заходящего солнца осветили давно знакомую картину. Маленький пятачок земли, со всех сторон окруженный

густым непролазным бором. Расшатанный плетень, за ним - круглое, подернутое зеленой ряской озерцо. Поваленный ствол дерева, на котором весело краснеют яркие шляпки мухоморов. А с обратной стороны, за замшелыми стенами избушки – небольшой огородик с парой яблонь. И старый колодец, в котором по ночам что-то гулко ухает и вздыхает.

От нечего делать я нагнулся над потемневшим от времени срубом. Вода отразила конопатую физиономию с курносым носом и свисающие до плеч соломенные патлы. Надо вскоре будет самому подстричься, что ли. Хозяина просить не стану. А то ляпнет с похмелья какое словцо волшебное – и ходи потом лысый, как коленка!

Я отошел от колодца и вернулся к озеру. Граница заклятия, наложенного Диодором на это место, отсюда была почти не видна. Так, какое-то мерцание голубоватое из-за елок виднеется.
Я присел на бревно и задумался. А вот узнать бы, сколько десятков или даже сотен лет прошло с того момента, как хозяин запер нас здесь? Раньше-то все  иначе было. Диодор частенько рассказывал мне, что живет тут с невероятно давних пор. А до этого в жил здесь его отец, дед, прадед и так далее. В общем, годов тому больше тыщи. И замечал мой хозяин при этом с гордостью:

- А что сто лет, что тыща – все едино для нечистой силы!  

  Да и я еще помню, как забредали к нам разные  добры молодцы. Купеческие или даже дворянские сынки. Все больше за советами. Уж не знаю, чем им хозяин помогал. Меня в такие дни, обычно, в лес за ягодами выгоняли. Случалось, что набредали на нашу избушку люди лихие – разбойники или бродяги вороватые. Хозяин и с ними как-то умудрялся общий язык находить. Даже жалел их, бывало. Говорил, что простых мужиков бояре да купцы, как липку дерут. Чего уж удивляться, если какой крестьянин, что  посмелее,  за топор или кистень брался да в лес подавался: свою долю искать.
Вот так мы с Диодором и жили, почитай, лет этак восемь, не меньше. Когда хозяин меня своим учеником объявил и навсегда из той деревни поганой к себе забрал, шел мне, помнится, девятый годок. Теперь-то уж я – здоровый парень. В наших краях таким впору невесту подбирать. Хотя я об этих глупостях не думаю, а все больше над хозяйством Диодоровым хлопочу. Да тут хоть думай, хоть нет, а мир про нас словно забыл. Никому до колдуна лесного дела нет. Разбойники и бродяги перевелись, добры молодцы глаз не кажут…

Впрочем, это хозяйское заклинание виновато. Но и не наложить его он тоже не мог! Я  тогда, кстати,  впервые увидал, как Диодор по-настоящему  колдует. Ох, и жуткое было зрелище!

Началось-то все с того, что в лесу неспокойно стало. Что-то грохотало за опушкой, какие-то мужики по лесу мотались. Одни в  зеленых мундирах странных , другие чуть ли не в тряпье, но с вилами наперевес. И шум стоял, будто тыща охотников за раз на промысел вылетела.
 Диодор тогда сильно хмурился. Недоброе предчувствовал. А как притащился к нашей избушке перепуганный до смерти крестьянин да наплел с три короба про войну небывалую, так хозяин и вовсе весь почернел. Поведал ему гость незваный про войска иноземные, к нашей столице подбирающиеся. И про то, как сельчане с горя за вилы взялись, да захватничков по лесам бить начали. А еще  про амператора  заморского.  Ростом мелкого, как карла, но дюже злобного и многомудрого при том. И имечко у него-то было не людское. «Буонапартий» - о как! Пока такое выговоришь, язык свернешь.
 Мой хозяин мужичку тому дорогу через болото в дальний лес указал. Из избы вышел на закате, полночи не дожидаясь. Помню, что грохот тогда над лесом стоял уже жуткий! И копыта стучали, и тарахтело что-то вдали, как крышка на чугуне. А крики и конский топот стали к нам приближаться. Все ближе и ближе. Тут что-то ка-ак свистнет в воздухе!  Вроде, шар черный, огненный пролетел.
Бац! И полплетня – как ветром снесло.
Я от ужаса заорал. А Диодор только брови густые нахмурил и руками в воздухе повел. Помню, что глазищи его желтым светом вспыхнули, точно, как у совы! А из рук искры посыпались и молнии полетели!
И встала перед нами стена из огня синего! Надулась пузырем и скрыла нас от  непотребства, что вокруг творилось. Потом-то огонь погас, конечно. Только свет слабенький остался, между елок, еле заметный. Я тогда спросил Диодора:

- А что это было?

  Он обмяк весь, сам дрожит, но глазищи еще полыхают. И отвечает мне страшным шепотом:

- Время я остановил. Не спрашивай – как. Теперь у нас тут года бежать не будут. А попасть к нам – никто не сможет. Нет. Вру! Смогут, но только те, кому и впрямь бежать больше некуда.

Я аж заикаться стал.

- А-а-а, надолго вы это время остановили?

- Да пес его знает! На двести лет, наверное, не меньше. Слышишь, как тихо стало?

  Я прислушался. Точно – тихо. Ни грохота, ни топота, ни свиста ужасного. Хозяин подбоченился:

- Вот что нечистая сила делает! Таперя вари мне грибную похлебку, ибо силушка моя на исходе. Да не тужи, Данька!  Двести лет быстро пролетят, ты и не заметишь!

  И стали мы жить дальше. Внутри того самого «временнОго пузыря». ЧуднО жили! День и ночь местами менялись, а вот время года, как было лето, так летом и осталось.

Ну, мне-то это только на руку! Огородик капусту да морковь со свеклой родит. Яблони, хоть и старенькие, плоды сладкие все ж еще дают. В озере какая-никакая рыбка водится, а в лесу – грибы да ягоды. Опять же у хозяина в кладовой волшебный неубывающий мешок с мукой имелся. От деда ему доставшийся. Так что с хлебушком мы не голодали. Скучновато вот порой бывало. Диодор по старой памяти, как полночь приходила, все в балахон жуткий наряжался да в лес убегал – случайных прохожих пугать. А кого пугать, если мы тут теперь одни остались? Однажды вернулся мой старик, икая и за сердце хватаясь. Сунул он от нечего делать в чаще голову в дупло и принялся туда ухать и завывать. А из дупла филин вылетел и ему клювом так по макушке ухнул, что бедный колдун чуть дара речи не лишился и заклинания все не забыл. Еле-еле я его чаем с мятой отпоил. Ну, вот так и живем мы с тех пор.

  Я поднялся с бревна и потянулся. Закат совсем погас, и над черными верхушками елей уже загорались первые звезды. Интересно, прошло уже сто лет или нет? Ладно, этого я все равно не узнаю. Пора хозяина будить.

Я вернулся в избу и растолкал колдуна. Диодор широко зевнул, почесал всклокоченную голову.

- Чудное мне что-то нынче снилось. То ль русалки пляшущие, то ль кикиморы скачущие… К чему бы это? А, ученичок?

  Я пожал плечами. К снам хозяин относился внимательно, но разгадывать их толком не умел. Диодор зевнул еще раз и приказал:

- Ставь самовар, Данька. На работу пора. Чай в лесу уж заждались меня пешие и конные! У-ух я нонеча всех пр-рохожих р-распугаю, пор-разгоню!

   Бодрился наш колдун. На самом-то деле Диодор  знал прекрасно, что окромя нас двоих да разной лесной живности в округе на десять верст никого нет. Но все ж на что-то еще надеялся.
Я быстренько раздул самовар, набросал в трубу еловых шишек.

- Эхма! Сахарку ба! –  вздохнул хозяин, отпивая из блюдца горячий отвар кипрея.

- Эхе-хе, да где ж его взять, Диодор Епифанович, - отозвался я, наливая чай себе. - Окромя иван-чая да липового цвету для заварки-то ничего и нет.

- Нетути, нетути, - пригорюнился колдун. - Медку и того нетути. Не несут дани мне, колдуну жуткому, мужички окаянные. Совсем страх потеряли!

  Гм! От старости он, что ли, память терять стал?  Плохо тогда дело!

- Так вы ж сами, Диодор Епифанович, изволили местечко наше заповедное  этим самым… заклинанием своим на двести  лет запереть, - решился напомнить я. - Вот и нейдет сюда никто. Попасть потому  как не может!

- Цыц! – взъерепенился колдун.

  Надулся, как индюк, и опять засверкал глазами.

– А я те говорю – простой люд страх и уважение к мене потерял! Ну, я им сегодня ноченькой устрою! Все елочки обскачу, все пеньки переверну!

Голосить так буду, что у коров в деревне молоко скиснет! Вон оно как!

  Бросив недопитый чай, Диодор выскочил на крыльцо.

- Ого-го-го! – с ходу заголосил он, приставив ко рту корявые ладони.

- Го-го-го! – глухо откликнулось вдали эхо.

  И в этот миг что-то серебристое стремительно пронеслось по небу. Резкий гул ударил в уши, заглушая крик хозяина. Он аж подпрыгнул от злости.

- Окаянные! – завопил колдун, грозя небу кулаком. - Разлетались змеи-горынычи! И ночью от вас покоя нет!

  Он рухнул на крыльцо и обхватил нечесаную голову.

- И ведь, почитай, каждую ночь такое. Совсем я сна решился!

  Ну, тут уж хозяин  преувеличивал. Неведомые гудящие леталки проносились над нашей избой не чаще раза в седмицу. Но потрясали они бедного колдуна аж до нервной дрожи.

- Да вы б белену пожевали, - попытался успокоить я Диодора. - Сами ж говорили – хорошо помогает.

- Сам жуй! – скандально заголосил хозяин. - Советничек тут нашелся! Вот брошу тебя в котел, будешь ты там кипеть и булькать!

  Ну, все! Любимую пугалку мой колдун вспомнил. Значит, крепко расстроился.

- Чугун мне подавай пустой! – продолжал истошно вопить Диодор. - И палку покрепче. Буду бить в них, аки в набат, дабы чудищ заморских распугать! Ишь, моду взяли – над чужими избами хвостами своими дымовыми вертеть!

  Леталки, проносящиеся над нами днем, и впрямь оставляли на небе странные, похожие на пушистые белые хвосты  следы.
Чтоб не разволновать колдуна еще больше, я торопливо метнулся в избу. Притащил чистый чугунок и скалку. Но не успел я протянуть их Диодору, как из-за елок донесся странный звук. Хозяин сразу замолчал и весь вытянулся, прислушиваясь. Звук повторился. Был он тонким и протяжным, похожим скорее… на плач!

- Эвона чего делается… - прошептал колдун. - Да неужто, к нам за столько лет ктой-то пожаловал?

  Словно в ответ на его слова, из-за замшелого ствола старой ели показалась невысокая фигурка.