- Ты, кто будешь, мил человек? – поинтересовался хозяин и шагнул вперед.
- НЕ ПОДХОДИ!!!! – взвизгнул незнакомец и замахал руками. – Я за себя не отвечаю!
Диодор отшатнулся и почесал лохматую голову.
- Данька, погляди-ка – кто это там?
- А чего сразу Данька-то? – буркнул я. – Кто из нас колдун? Вы, помнится, чудищ заморских пугать собирались! Вот сами и идите!
- Придушу! – пробормотал хозяин.
И снова попробовал подойти.
- А-А-А! – заорали в кустах.
И в голову Диодора полетело нечто похожее на лапоть, но колдун ловко поймал его и запустил незнакомцу прямо в лоб.
- Зло повержено! - радостно заорал он.
А «зло» тем временем опустилось на травку и принялось плакать, размазывая по лицу слезы и … кровь.
- Диодор Епифаныч! - возмутился я. – Что ж вы заклинание с ходу использовали? Даже не разобравшись – надо ли?
- Да не было никакого заклинания, – растеряно бормотнул хозяин Диодор. – Этот … в меня лаптем своим кинул… Я поймал – и обратно отправил.
Он пожевал губами, почесал бороду и добавил:
- Мне, правда, показалось, что оттуда гвоздь торчит… Хотя, откуда в лапте – гвозди?
- Сам ты – лапоть! – буркнули с травки. – Это, между прочим, шпильки! Модельные!
- Чего? – спросили мы хором.
- Туфли! Женские!! Модельные!!! Повторяю для тупых и медленно! Doroti Percins, на минуточку! Последний писк!!!
- Как – женские?! Ты у нас девка, чо ли?
- Ага. Девка. Маша я. А вы – кто? Медведи или лешие?
- Так всего понемножку, – ответил я, обретая способность соображать. – Колдуны мы местные.
- Понятно, – вздохнула гостья. – В одном флаконе, значит. А что, господа волшебники, зеркало в вашей берлоге есть? Хочу на морду лица взглянуть. Оценить, так сказать, ущерб – нанесенный девичьей красе.
- Для этого сначала умыться надо, – хмыкнул я. – Пойдем к колодцу – я полью.
Умытая Маша оказалась симпатичной девчонкой примерно моих лет.
С некоторой поправкой на зареванную физиономию и ссадину на лбу. Впрочем, не назови она себя, я бы в жизни не догадался – кто передо мной? Были на ней надеты мужская рубаха и какие-то странные штаны, настолько обтягивающие ладную фигурку, что даже Диодор глаз не мог отвести… Дабы как-то отвлечься, и тоже не пялиться, я пригласил гостью в дом и угостил ужином.
- А скажи, Маша, как ты в наш лес-то попала? – спросил хозяин. – На него ж заклятье наложено. И чужие здесь не ходют.
- Я в поход пошла, – с готовностью ответила девочка, бодро уминая картошку, посыпанную солью и укропом.
- В похо-од? – изумился колдун. – Это на какого же врага?
- Да не на врага вовсе! Я не в военный поход ходила, а в туристический. Но немного не так оделась. В итоге – отстала от группы и заблудилась. И туристы меня потеряли…
- Кто?
- Туристы , – сказал я. – Это такие путешественники.
- Чего? - глаза Диодора полезли на лоб. - Опять, сволота такая, книжек своих начитался?
- Попрошу без оскорблений! – возразил я. - Книга – источник знаний!
Колдун поджал губы и сел на табуретку.
- А когда вы, хозяин, изволили настойки своей мухоморной перепить, кто ж вас ключевой водой отпаивал? Кто с вами рядом три ночи сидел, ни на минуту не отходя? В книжке и вычитал – как с отравлением бороться. А про то, что морковь надо рядом с луком сажать – откуда я узнал?
- Не помню, - невозмутимо ответил Диодор.
- Я был в бессознательном состоянии.
Я хмыкнул. И откуда, интересно, наш колдун древний такие словеса умные выискал? Про « бессознательное состояние»? Не иначе, как в мою книгу заглядывал!
Маша, удивленно приоткрыв рот, переводила взгляд с меня на хозяина.
- А-а, вы, собственно говоря, кто будете? – спросила, наконец, она. – Вы, наверно, экологи? Гринписовцы то есть. И приехали научные эксперименты среди живой природы проводить? Ой! Или вы эти… последователи народного целителя Смарагдия Сидорова? Раз в такую глушь забрались?
Колдун бросил на меня недоуменный взгляд. Я пожал плечами.
- Ты, девка, кончай басурманскими словами сыпать! – стукнул ложкой по столу хозяин. - Давай уж изъясняйся, как на Руси испокон веку заведено.
Девушка испуганно заморгала.
- Да я только спросить хотела, кто вы такие и зачем тут живете? - протянула она.
Диодор всплеснул руками.
- Вот ведь тетеха неразумная! Сказано ж тебе было: колдуны мы! Век в сей чащобе сидим, да чары темные творим! А тут ты явилась, неждана-незвана! Вот я тебя за это в котел-то и суну. Покипишь там, побулькаешь!
Для пущей жути хозяин набычился, подбоченился и грозно задвигал лохматыми бровями. Но Маша почему-то не испугалась, а расплылась в широкой улыбке.
- В ко-отел? Ой, да бросьте вы! У вас глаза добрые.
- Добрые…- проворчал польщенный хозяин. - Ну, ладно, красна девица, так и быть! Оставайся у нас до утра. Утром решу, что с тобой делать? Может, к ентим… турыстам твоим отпущу. А, может, в сороку обращу, и будешь ты для меня все лесные новости на хвосте носить. А пока что…
Он широко зевнул и потянулся.
- Утро вечера мудренее. Пугание нонече не вышло, стал быть, баиньки пора. Эй, Данька, мой посуду да ложись спать. Девке на лавке постели. А я на печь завалюсь, старые свои косточки погрею. Да, вон еще чего!
Диодор повернулся к Маше.
- Говоришь, с путешественниками по лесу шлындала? С купецким обозом, поди?
- Чего? – опять растерялась девушка. - Нет, бизнесменов никаких с нами не было. Одни туристы да бардье всякое.
- Ась? – снова не понял колдун.
- Бардье – это музыканты, - решил вновь блеснуть знаниями я.
- А-а, скоморохи да гусляры перехожие, - небрежно махнул рукой Диодор. - То-то я гляжу, одета ты, Машка, как лицедейка с ярмарки. Ладно, завтра споешь чего, али спляшешь для меня. Тогда и отпущу. А пока – фсем спа-ать!
С этими словами хозяин потянулся еще раз и одним прыжком перелетел на печь. Через мгновенье оттуда донесся заливистый храп.
Я сгреб посуду со стола и кинул в лохань. Потом притащил еще одно одеяло, старую овчину и куль, набитый свежим сеном.
- Ложись тут, - кивнул я девушке. - Ночи у нас прохладные, так что окромя одеяла, накройся еще и тулупом.
Она подошла к лавке и нерешительно затопталась на месте. Потом устало потерла лоб.
- Да ты не пужайся, - понял я по-своему ее смущение. - Никто тебя заколдовывать не станет. Диодор Епифанович только на словах крут. А на деле – добряк добряком. А коль споешь для него завтра, так он и вовсе оттает.
- Да я и не боюсь, – шепотом ответила Маша. - Правда, петь я толком не умею.
- А чего ж тогда мнешься? Ложись да спи.
- Голова болит, - грустно сказала девушка. – Твой дедок сильно мне по лбу моей же туфлей засветил. А вдруг завтра там шишка вырастет? Или фингал такой, что хоть на глаза людям не показывайся?
Я вздохнул. Оглянулся на печку, где мирно выводил носом песни мой хозяин.
Колдовать без его присмотра я не любил. Да и не умел толком. Но отчего-то очень захотелось помочь незваной гостье.
Я затеплил свечку.
- Подь сюды, - шепнул я Маше.
Поднял огонек, осмотрел царапину на ее гладком, незагорелом лбу. Потом поднес к нему, как учил Диодор, раскрытую ладонь и тихо забормотал:
- Едет на коне святой Георгий. Конь у него карий, а ты кровь – не кань!...
- Ой! – дернулась девушка. - Щекотно стало и горячо!
- Терпи!
- Ага. Я терплю…
- Руда, руда – уймись! Плоть – соединись! Запираю рану словом, аки ключом. Ключ в реку, река – в море-окиян, на окияне – остров Буян, на нем – камень Алатырь. Как сей камень нерушим, так мое слово твердо!
Я дочитал заговор до конца. Трижды дунул Маше в лицо, потом провел пальцами по исчезающей на глазах царапине и взмахнул рукой так, словно стряхивал с ладони налипшую паутину. В углу избы что-то с треском полыхнуло и исчезло.
- Ой, мамочки! Как ты это сделал?!
Маша на все лады щупала совершенно целый лоб и смотрела на меня круглыми от изумления глазами.
- Простой заговор на исцеление, - устало отозвался я. - Давай , девица, и вправду спать поляжем. А то мне завтра дров нарубить надо, да сеть в озеро забросить. И о том, что сейчас видела – молчи! Диодор ежели распознает, что я без его ведома колдовал, может и вломить со всей дури.
Девушка понятливо закивала.
- Я твоему дедушке ничего не скажу! Ой, так вы вправду народные целители? А мой бывший говорил, что это все суеверия.
- Колдуны мы! – буркнул я, валясь на соседнюю лавку. - Нечистая сила!
И Диодор мне не дед вовсе… Спи давай, Маша!
- Спокойной ночи… Данилушка, - ласково отозвалась девушка и задула свечку.
Засыпая, я невольно улыбнулся. Данилушка… Так меня, должно быть, только матушка покойная называла. Хоть я ее почти не помню… Странно, все же, как это девушка через заслон волшебный к нам проскочила?
Я решил спросить ее об этом утром, как только встану с первыми петухами.
На самом деле, это просто выражение такое «с петухами». Диодор, как истинный хранитель нечистой силы, никаких петухов поблизости не терпел. Поэтому вместо курятника у нас был «утятник». С толстыми, глупыми селезнями и суетливыми мамашами-утками. Днем вся эта орава плескалась в нашем озере, а вечером я загонял их в сарайчик.
Словом, встал я, как положено, ни свет, ни заря, сжевал кусок вчерашнего хлеба, покормил живность, наколол дрова и принялся копаться в огороде. Солнце уже перевалило за полдень, когда из избы лебедушкой выплыла наша незваная гостья. Она сладко потянулась, мечтательно улыбнулась пробегающему по небу облачку, а потом деловито спросила у меня:
- А где у вас тут умывальник?
Последнее слово я, хоть с трудом, но понял. И указал девушке на бадейку в сенях с плавающим в ней деревянным ковшиком. Она удивленно сморщила носик, но кое-как умылась. Потом покраснела и робким шепотом поинтересовалась:
- А где тут у вас э-э-э….
- С той стороны сарая пристроен, - хмыкнул я, на этот раз понимая гостью без лишних слов.
Маша исчезла в мгновение ока, а я продолжил окучивать картошку, попутно удивляясь, что же это за девка такая, которая дрыхнет до полудня, хоть с виду не боярская дочь и не купеческая? Хотя она, вроде, вчера про каких-то музыкантов говорила. Ну, так тем более! Скоморошиха, поди, засветло вставать должна, чтоб и песни успевать слагать и хозяйство какое-никакое вести. Хм! Так опять же ручки у нашей Маши - белые, лилейные! Как такими чугуны в печку ставить али вальками на реке белье колотить? Ничего не понимаю!
Тут я понял, что вместо работы уже пять минут стою, как дурак, над грядкой и думаю о девушке. Чего раньше за собой не замечал. Хотя и красны девицы в наши края досель не забредали.
Я покачал головой, ткнул еще пару раз тяпкой в подсохшую землю и выпрямился. Маша расположилась у озера на бревне и сидела там, расчесывая косу. Я подошел поближе. Как-то вчера, при лучине, не удалось толком ее рассмотреть. Оказывается, она была весьма хорошенькой. Ладная, стройненькая, носик ровненький, глаза – голубые. И такое из себя крутое колесо – ни мгновенья спокойно не сидела! Вертелась все, наклонялась то жучка какого-то рассмотреть, то цветочек сорвать и в косу воткнуть. Вот, между прочим, коса у девицы-то и подгуляла. Короткая слишком! А должна быть ажно до колен длиной и толщиной в руку.
Ох, незадача! Маша почувствовала мой взгляд и быстро оглянулась. Я почему-то покраснел и сделал шаг назад.
- О-ой! – протянула девушка, снова округлив глаза. - Какой у тебя прикид, оказывается, аутентичный. Чистый фолк!
- Чегой-то? – буркнул я, на всякий случай принимая суровый вид. - Сказал же тебе Диодор Епифанович: заморскими словечками не сорить тут!
- Ты не знаешь, что такое фолк? – опять удивилась девушка. – Да у тебя ж рубашка такая, что на модельной выставке с руками оторвут! Слушай, а где ты такие классные лапти отхватил?
- Как это – отхватил? – немного обиделся я. – Да я ж сам их и сплел!
- А ты умеешь?
- А чего тут не уметь? Главное лыка побольше надрать. Да вымочить его, как следует, чтоб плести было легче.
Светлана Аксенова 4 года назад #
Еще интереснее)