Но когда мы выходили из театра, несносный Пьеро все же умудрился приобнять меня и чмокнуть. Правда, я дернулась, и поцелуй пришелся куда-то в район носа. Лика расхохоталась. Я фыркнула с наигранным возмущением и легонько хлопнула приятеля по затылку.

- До свидания, дорогая Буратиночка! – прокричал мне этот тип на прощание. – Завтра принесу тебе в подарок луковку! Авось ты будешь потрясена моей щедростью и станешь поласковей!

  Вместо ответа я показала ему язык. И наша развеселая компания наконец-то разбрелась. Опасаясь окончательно со мной поссориться, Петя ускакал в сторону метро.  Доблестный джигит Артемон утащил свою Мальвину в очередное кафе – «отмэтить  побэду». А я отправилась к себе, но зависла на лавочке в скверике возле  дома.

- Мы живем в самое темное время, когда ничто и никто не ценится, когда сама жизнь потеряла ценность, – думала я, глядя на темные окна нашей квартиры.

–Но  именно во времена дешевых людей, мы только и можем оценить по-настоящему важные вещи. Осенью хочется спешить домой. Укутаться в теплый трикотажный плед, заварить кофе с корицей, расположиться на подоконнике, обнять колени и молча наблюдать за тем, как листья со старого дерева кружатся в вальсе  и падают на чуть влажную землю...

Но, как ненадежен этот дом! Все, что угодно может с ним случиться: война, революция или какой-нибудь другой катаклизм. И в твоей уютной «норке» станет жить очередной Швондер. Или безумный режиссер. А куда денешься ты? В тюрьму? В ссылку? В могилу? Дом – это ведь очень важная вещь в жизни, потому, что в нем живет «маленькое счастье».

Так дедушка это называл. Он рассказывал мне, как пережил  тяжелые послевоенные времена. Однажды он оказался в крошечной комнатке на окраине, убогой и бедной: кроватка и тумбочка едва туда влезли. Без окна была комнатка, кладовка даже. Лампочка под потолком. Плитка и чайник. Денег почти не было, полное одиночество и самочувствие так себе - так вот случилось. Была холодная и промозглая осень, грязь и тоска. И впору было повеситься, как советуют романтические поэты. Впрочем, они иногда так и поступают. Но это был не его вариант:

- Я стал гулять подолгу по улицам – говорил дед. - Холод страшный, грязь, сыро. А я гуляю. Иду и иду. Гуляю и гуляю. Пока не продрогну до костей, не озябну страшно, пока ноги не промочу в худых ботинках... Пока от усталости не зашатаюсь, не задрожу от холода.

И тогда я возвращался домой, в свою комнатку в подвале. И она казалась мне такой уютной и теплой. И я ставил чайник на плитку. И пил горячий чай с сахаром - я специально приберегал на вечер чай и сахар. А потом варил картофельный супчик и ел его, горячий, с хлебом. И ложился с хорошей книжкой на кровать, укрывшись одеялом. Мне было тепло, сытно, уютно и безопасно. И я засыпал уставшим и согревшимся - не было у меня сил ни о чем думать, тревожиться, переживать. Я сам себе делал маленькое счастье.

И так выжил, пережил тяжелые времена - со своим маленьким теплом, уютом и счастьем. Потому что это счастье - после холодной и темной улицы прийти домой, в тепло. Иметь дом - это маленькое счастье. Пить сладкий горячий чай с хлебом - маленькое счастье. И читать перед сном хорошую книжку в своей постели - это маленькое счастье. И это каждый может себе позволить и устроить, даже если все остальное пока так себе. Надо ценить то, что есть. И научиться радоваться этому. И искать выход, конечно. Или просто - переживать трудные времена…

Я улыбнулась, вспомнив, как мы жили с ним вдвоем в служебной комнатке, отведенной нам в гарнизоне. Как он со мной справлялся? Бабушки тогда уже не было. Я ведь очень шебутной в детстве была, дед смеялся "шантрапа второй категории". Всегда ходила в драных штанах, новую юбку могла располосовать в среднем за час-полтора (повиснув на гвозде где-нибудь на заборе), ну и...

А вечером, укладывая меня спать, он иногда говорил: "Ты у меня мэшугаат, хоть и звездочка" или "Ты у меня звездочка, конечно, но чокнутая на всю голову». И так не хорошо, и эдак – не, слава богу. Для меня "звездочка мэшугаат" - очень важные слова. Мэшугаат на древнееврейском - чокнутая, сумасшедшая. Теперь я везде в интернете под этим ником. Входя на свою страничку, каждый раз думаю о нем. И всего-то... До смешного просто.

Где-то я прочитала, что время - субстанция, которую можно изменять по своему усмотрению. Не только пространство. Эх, сейчас бы я его с большим аппетитом – изменила. Для того, чтобы хоть на несколько минут вернуться в Прошлое, обняться, и рассказать, что у меня все хорошо. Я – выросла, учусь.

И, кажется, даже кавалера себе завела…

  Я вздохнула. Пожалуй, надо сейчас зайти к Ираиде и отчитаться ей «за Европу». Доложить, что одним конкурентом стало меньше. И сказать, что в Дозор сегодня выходить не надо. Незваные гости вряд ли опять пожалуют: Карабас – в ауте, да и «делегаты» от Дуремара тоже, наверное, в себя еще не пришли. Тем более, что погодка нынче – так себе. С неба что-то пытается капать, а ветер – северный и колючий. Впрочем, с ветром еще можно что-то сделать, а вот рекомендаций по поводу дождя у меня нет.

Надо сказать, что с недавнего времени, я «подсела» в Сети на всякие сказочные группы. Ну, надо же было чем-то занять себя на вокзале, когда все лекции были уже прослушаны! Вот я и читала все подряд. Например, про Северный Ветер.

«Это самый колючий ветер с трудным и упрямым характером. Его непросто полюбить, но у него есть масса достоинств. Он властелин Арктической пустыни и друг белых медведей. Он повелитель снежков и ледяных горок.

Он - тонкий узор на подмороженных стеклах и холодное дыхание далекого океана. Попробуем с ним подружиться? Повесим за окном нежные колокольчики, чтобы они спели ему колыбельную. Привяжем к ветвям березы яркую ленту - чтобы ему было, что вплести в свою инистую гриву. Устроим кормушку для птиц, чтобы их щебет успокаивал его в часы шквального буйства. Глядишь, в следующий раз он нежно прикоснется к вашей щеке, и нашепчет на ухо загадочную песню полярных снегов».

  Хм! Пойду-ка я кормушку для птиц мастерить! Пока меня дядюшка с Горцем переводом каким-нибудь не загрузили.

  Но, едва я открыла входную дверь, и шагнула на мраморную лестницу, как меня тут же выловила наша «метательница ядра». Я что-то пролепетала ей про «бедных птичек», пытаясь попутно рассказать про  Карабаса, но меня все равно утащили в гости.

- Даже не пытайся найти у Ваньки молоток! Фаина  Адриановна всю жизнь плакалась, что у нее «неправильный» сын. И все гвозди у них дома забивала я! Так что кормушку организуем в моей квартире, а заодно и чаю попьем. Небось, целый день не жравши носишься!

  Я обреченно кивнула. Пирожок, перехваченный в кафе, упал в меня давно.

И есть действительно  хотелось. Вот только признаваться в этом – чревато. Баба Ира на стол обычно ставит не тарелку, а некое подобие тазика – на меня явно не рассчитанное. Но  ни одному голодному студенту проскочить мимо нее не удается…

  Кое-как справившись с тарелкой борща, я вяло ковыряла вилкой второе. Поймав себя на мысли, что уходить от гостеприимной хозяйки мне почему-то не хочется.

- Пожила бы ты у меня, – тут же сказала Ираида  Леопольдовна, словно прочитав мои мысли. – Я тут, который год одна. Муж у меня помер, а детей я не нажила. У меня после блокады какое-то хитрое заболевание случилось по женской части. Меня ведь мамка во время обстрела в сугробе потеряла…

  Она грустно вздохнула.

- Заглядывают ко мне, конечно, и нахимовцы бывшие, и студенты нынешние, но ведь не каждый день. Так и живу тут с Мотькой…

  Она покосилась на кошку, уютно свернувшуюся на коврике.

- Я ее когда-то с помойки притащила. Теперь-то знаю – что она кошка. Стала, понимаешь, настоящей дамой, женского пола - от ласки. А до этого  воображала, что она - просто кот для ловли мышей. Был деловой дикарь, вроде тебя…

  Я хмыкнула. На дикаря я вроде бы не тянула.

- Да я и сама знаю, что я волк, зато не в овечьей шкуре. И у меня при полном наборе гадостей есть всего две положительные черты, но самых сильные, которые только могут быть у человека: я не подлая и не продаюсь.

- Да ладно тебе! Какой - такой – набор гадостей? Тоже мне – «браток» выискался!

- Ну, я же детдомовская. Там много чему научили, не только языкам. Иначе было не выжить.

- Не болтай ерунды! Плохой человек хапугам   отправился бы помогать, а не в наш дозор    пенсионный!Так что переселяйся ко мне – я ж тоже к празднику не подарок. У тебя – стипендия, у меня – пенсия. Проживем, как-нибудь. Нечего молодой девке с двумя старыми балбесами в одной квартире делать.

- Там еще Лика есть, – напомнила я.

- И что? Того и гляди замуж выскочит! Ты джигита ее видела? Он дожидаться, пока она институт закончит, не станет! Утащит на свой Кавказ – и фамилии не спросит!

- Не утащит! – усмехнулась я. – Сил не хватит! И желания: тут он у нас звезда экрана! В смысле прессы. А там – кому он нужен?

- Ну, тем более. Значит, Лика его к Ваньке приведет. С родителями она с детства не ладит. Да и то сказать, сестры у нашего академика какие-то дикие. Видать, обе в матушку пошли – в Фаину Аркадьевну. Дети от них разбегаются, роняя тапки.

- А что с Фаиной не так?

  Ираида Леопольдовна усмехнулась.

- Да все дворянством своим кичилась. А что в нем толку? Было да сплыло!

Она всю жизнь дома просидела – все мечтала, что ей брильянты фамильные вернут. А на самом деле, в этом мире есть только одна неоспоримая истина: человек всегда достигает и добивается успеха в том, чем он одержим. Может, и еще в чем попутно... Но в том, чем он одержим, преуспеет однозначно. Вот по результатам и видно, кто к чему стремился?

- Ну, да, – улыбнулась я. – Зачем ворошить старое, когда можно наворотить новое? А вы – чем были одержимы?

- А меня всегда волновал вопрос - что я могу сделать такого, чего другие не могут? У каждого свой особенный дар, я точно знаю. Кем он там дан или заложен, природой, богом или еще кем - неважно. Всегда хочется успеть свое, не прощелкать клювом. Вот ты – в своих языках талантами блещешь, а меня – в спорт унесло. Я ведь даже олимпийской чемпионкой когда-то была…

- Наверное, вы правы. Я бы с радостью предпочла погибнуть молодой, но исполнив свое предназначение, чем жить сто лет тупо, бесцельно и безобразно.

- Я тебе погибну!!! Тащи, давай, свои вещички!

- Да я, как черепаха – все свое ношу с собой – вздохнула я. - Только она домик таскает, а я – рюкзак. Кстати, о домике. Что нам дальше-то с особнячком делать?

- Поживем – увидим! – радостно сказала моя новая домохозяйка. - Не можешь сразу ответить на вопрос, плюнь и занимайся другими делами. Но краем глаза поглядывать не забывай, вдруг где-то рядом ответ мимо проплывет?

- Ага! – хихикнула я. – Или труп твоего врага. По Крюкову каналу! Ладно, считайте, что вы меня уговорили! Остаюсь! Надо только предупредить Жана Феликсовича, чтобы мое бренное тело не разыскивал. Мне кажется, что он уже вернулся.

Я поднялась в квартиру академика и рассказала о своем переезде. Круглое лицо добрейшего дяди Вани от огорчения сморщилось, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

- Уходите, Региночка? Ах, как жаль! Хотя я понимаю, вам с нами, двумя грибами старыми, скучно, наверное, в одной квартире жить.

- Вовсе нет! - запротестовала я. – Просто у вас есть Лика, да и коллега ваш испанский, судя по всему, надолго в Питере завис. А Ираида Леопольдовна совсем одна. И к тому же я ведь не на другой конец города переселяюсь.

Мы с вами часто видеться будем. В Дозоре. И переводить я готова!

Жан Феликсович передал для Ираиды целое блюдо собственноручно испеченных им пирожков. А Эстебан, поцеловав мне руку на прощание, ласково шепнул: «Nos    vemos, nieta».

- Вuenas    noches, – ответила я, застенчиво чмокнув его в щеку.

  После нашего похода в музей, я испанца зауважала. И вовсе не потому, что он решил, что мы с ним родственники. Это чистой воды фантазии! Просто всегда приятно видеть человека, который кому-то благодарен. Дурацкая Европа давно забыла про все свои войны – ибо не слишком красиво в них выглядела. Как там у Городницкого?

Вспомним блокадные скорбные были, небо в разрывах, рябое.
Чехов, что Прагу свою сохранили, сдав ее немцам без боя.
Голос сирены, поющей тревожно, камни, седые от пыли.
Так бы и мы поступили, возможно, если бы чехами были.
Горькой истории грустные вехи, шум пискаревской дубравы.
Правы, возможно, разумные чехи - мы, вероятно, не правы…

Русские – вообще странная нация. Вот, казалось бы, далась нашим «красным соколам» та Испанская республика? Ведь каждый седьмой там погиб. И это не считая прочих танкистов и артиллеристов. Про те потери я ведь Яндекс не спрашивала. Хотя, были же и в других странах нормальные люди. Был список Шиндлера, была – Ирэна  Сэндлер, и та неизвестная мне польская монашка,  спасшая маленького «жиденка» - моего горячо любимого дедушку Сёму…

Как все-таки все запутано! Мало нам войн и глобальных катаклизмов! Так еще и местных «разборок» хватает. Ладно, и с ними со временем разберемся.

  И, вздохнув, я отправилась обживать новые пенаты.