И тут я, наконец-то, заорала так, что проснулась от собственного крика.
Ираида влетела в комнату.

- Ринка, что с тобой?! Что голосишь, как на пожаре?

Коснулась рукой моего лба и сама завопила еще громче:

- Мать честная! Да ты же вся горишь!

  Подоспевшая на помощь старушка-божий одуванчик, которая оказалась к тому же главным врачом Центральной городской больницы, осмотрев меня, коротко диагностировала:

- Нервная горячка.       

  И, пожав плечами, добавила.

- Я-то считала эту напасть уделом впечатлительных барышень позапрошлого века. Что ж тебя могло так напугать, деточка?

- Ха! Что! – вмешалась Ираида. – У нас вся жизнь – горячка! То Дозоры, то битва вчерашняя. Тут я, лошадь полковая, с ног, бывает, валюсь. Куда уж ребенку выдержать? Лежи, Риночка, отдыхай. Я Ваньку попрошу, чтоб он опять твоему декану позвонил.

  Бабуся-доктор прописала мне обильное питье, жаропонижающее и полный покой. Ираида, вбухав в меня две кружки чая с какими-то таблетками и велев немедленно засыпать, удалилась на цыпочках. А я почти без сил откинулась на подушки.
Никакой покой, конечно, мне не светил. Как, впрочем, и сон. Только я прикрывала глаза, как снова видела измученное заплаканное лицо Реджины   или слышала стон избитого Петра. Поэтому снова вскакивала на постели, едва сдерживаясь, чтоб не заорать. Господи, ну за что людям такие мучения?! А мне за какие грехи довелось все это увидеть? И главное!

Я ведь так и не узнала, чем эта история закончилась. Выжил Петр или нет?

А с девушкой - что потом было? Родить ребенка вне брака – это ж в те времена несмываемый позор!

Я тихо, чтобы не разбудить Ираиду, завыла в подушку. Потом в очередной раз прикрыла глаза.Почти провалилась в забытье, но вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. Дернулась и очнулась.
Возле моей постели, грустно покачивая головой, сидел сеньор Эстебан де Монтойя.

- Nieta, прости. Это я отчасти виновен в том, что тебе пришлось увидеть все эти ужасы.

Я растерянно моргала, ничего не понимая.  Жар накатывал волнами, и порой становилось тяжело дышать.  Комната плыла перед глазами. И знакомый испанец казался мне одетым то в современный пиджак, то в бархатный с орденами камзол. А зонтик, который он сюда зачем-то тоже притащил, вдруг становился серебряной шпагой.

- Я показал тебе ту гравюру. Но что же поделать, если твое Настоящее так тесно сплетено с далеким Прошлым? И только ты можешь что-то исправить. Не изменить ход истории, нет! Но немного подкорректировать существующую реальность, чтобы сделать возможное Будущее светлее.

- Я ничего не понимаю! – жалобно всхлипнула я. – Какое Прошлое? Кто вы, синьор Монтойя? Мой внезапно случившийся испанский дедушка? Родственник графа Калиостро?! Или… может быть, вы тот самый волшебник из повести Грина, который раз в сто лет посещает Петербург?! Тогда почему сами не можете ничего сделать с этой реальностью?

Он печально улыбнулся.

- Даже добрые волшебники не всесильны. Nieta, мне очень хочется думать, что я все-таки твой дедушка. Отгадки всех тайн ты найдешь в глубине, за серым камнем. А теперь я помогу тебе, чем смогу.

Эстебан положил  ладонь на мой пылающий лоб. Его прохладная рука словно бы втянула в себя мучительный жар. Головокружение прекратилось, дышать стало легче.

- Спи! – шепнул он, коснувшись губами моего лба.

И я послушно провалилась в глубокий спокойный сон, без всяких кошмаров.

 А когда открыла глаза, в окно уже било солнце. Взволнованная Ираида выглядывала из-за двери.

- Ну, кажись, оживела, - облегченно вздохнула она. – Физиономия уже не красная, и глаза блестят нормально. Но сегодня я тебе прописываю постельный режим! Отдыхай, детка. Мало ли какие еще битвы нам предстоят?

- Это точно, - кивнула я. – Ираида Леопольдовна, а где испанец наш?

- Где ж ему быть? – удивилась хозяйка. – Дома у Ваньки, наверное. А, погоди! Они с Ванюшкой на рассвете в Выборг укатили. Конференция какая-то там по средневековью, что ли будет?

- И ко мне не зашли? – обалдело поинтересовалась я.

- Не-а! Не захотели беспокоить. Здоровья только пожелали.

- Ничего не понимаю! – с внезапно прорезавшимся диким аппетитом поглощая свежепожаренную Ираидой яичницу, бормотала я. - Во сне ко мне, что ли Эстебан приходил? И почему я так быстро выздоровела? Опять загадки!

«Горец» сказал мне, что все ответы я найду «в глубине за серым камнем».

И как сие изволите понимать?

Так не додумавшись до чего-то конструктивного, я покончила с завтраком. Потом от нечего делать начала перелистывать тетрадку с конспектами. Чувствовала я себя совсем хорошо. А увиденные во сне горестные события хоть и помнились, но при этом были как бы отодвинуты на край сознания.

- Ну, и ладно, - вздохнула я, кладя на колени толстый словарь. – По крайней мере, к очередному семинару спокойно подготовлюсь, раз выходной внезапно выпал.

Но подготовиться мне не дали. За дверью раздался деликатный стук, а потом в щель просунулась улыбающаяся физиономия Пьеро.

Он вошел, внимательно оглядел меня, покачал головой и произнес трагическим голосом:

- Бедный Буратино лежал на поляне, а над ним зловеще кружились дятлы!

Я фыркнула и кинула в этого клоуна подушкой. Он ловко поймал ее, подмигнул мне и плюхнулся на стул рядом с моим бедным ложем.

- Позвольте представиться! Народный лекарь Богомол. Так-так! Пациент скорее жив, чем мертв.

- Ну, как же мне ее лечить, граждане? – подыграла, заглянувшая в комнату Ираида.

- Касторкой! – невозмутимо кивнул переквалифицировавшийся в доктора Пьеро.

- Лучше умру, чем буду пить касторку! – в полном соответствии с образом гордо ответствовала я. – И вообще! От испанской бутылочки, помнится, кое-что оставалось... на дне, правда Ираида Леопольдовна? Может, после всех переживаний примем на грудь живительного эликсира?

- Вот молодежь пошла! – всплеснула руками хозяйка. – Вином они лечатся! Прямо гусары какие-то!

Но заветный сосуд все-таки приволокла. Мы подняли бокалы, дружно пожелав друг другу здоровья. Когда же «эликсир» иссяк, Петя уже серьезно спросил меня:

- А  что тут вчера было? Я допоздна в театре репетировал. Утром увидел передачу и кинулся вам звонить. У тебя телефон молчал. А Лика в трубку одними междометиями да предлогами сыпала.

Юноша усмехнулся.

– Причем из предлогов были исключительно «в» и «на».

- Ну, других слов просто нет, - вздохнула я и поведала приятелю обо всех приключениях и жутях прошедшего дня и ночи.
– И что ты обо всем этом думаешь? Фу ты, черт! Мотька, хватит уже греметь!

  Я крикнула так потому, что Ираидина кошка опять настырно просочилась в комнату  и принялась играть сама с собой в футбол, гоняя по полу какую-то мелкую железную штучку. Наверно, я подобрала с пола не все барахло, которое нечаянно вывалила из ящика комода.

Нахальное животное не обратило на мой крик ни малейшего внимания. Мотька лихо поддала лапой, и железячка подлетела прямо к дивану.
Петя наклонился, подбирая кошкину игрушку. И удивленно сказал:

- А что это у вас гитарные колки на полу валяются? Да еще и странные такие…

- Гитарные?! – ахнула я, вертя в руках золотистый кусочек металла, один край которого имел нарезку, как у болта, а другой украшало  загадочное изображение. Нечто с крылышками. Тут в памяти смутно завозились образы из почти удалившегося в подсознание сна. Но толком я ничего не припомнила и в очередной раз призвала на помощь квартирную хозяйку.

  Ираида с задумчивым видом повертела в руках непонятную штучку.

- Должно быть от Фильки осталось, – вынесла она вердикт. – От Феликса, покойного, то есть, папаши Ванькиного. Он все коллекционером заделаться пытался – это у него семейное. А так как деньжонок на закупку крупного антиквариата явно не хватало, собирал всякую мелочь. Но только чтоб с виду интересная была. Пуговицы там, ключики необычной формы, замочки всякие.

Поди, и эту фитюльку где-то на барахолке купил.

- А как же он у вас оказался? – хором воскликнули мы.

- Так Фаина ведь увлечение это, мало сказать не одобряла, терпеть не могла! Где видела Филькины ухоронки, сразу все его раритеты в мусорку кидала. Я ж тебе говорила – с бо-ольшой  придурью дамочка была! Вот папаня Ванькин слезно и умолил, чтоб его барахло у меня хранилось. Хм! Его уж нет давно, а вещички эти то и дело в моих завалах всплывают.

- Ясно, - вздохнула я, продолжая рассматривать необычной формы колок.

– Однако, похоже на ручную работу.

- Интересно, какого века мастер делал? – задумчиво поинтересовался Пьеро. – Больно тонкая да вычурная работа. Кстати, уже во второй половине девятнадцатого  века так никто не заморачивался.

  Ничего не выяснив, я пожала плечами. Поискала глазами, куда бы положить красивую вещичку. И, подумав, сунула ее в карман висящих на спинке стула джинсов. А, то, если в коробочку какую положить, Мотька опять ведь свалит ее, и раритет затеряется.

  Петя, потеряв интерес к старинной вещичке, весело произнес:

- Ты, Регинка, выздоравливай скорее. А то я тебя на одну интересную выставку сводить хотел.

- На какую такую выставку?

  Пьеро вынул из кармана рекламный проспект.

- Я ведь говорил тебе, что матушка моя работает в Театре Комедии художником по костюмам? У нее сегодня – юбилей! Двадцать лет творческой деятельности! В честь этого в Музее Музыки и Театра для нее даже персональную выставку сделали. Из нарядов, что она к разным спектаклям шила.

  И юноша протянул мне цветной плакат. С фотографий равнодушно улыбались фотомодели в старинных платьях и вычурных прическах.
И одна из них буквально приковала мой взгляд! Но не тяжеловесным парчовым платьем на огромном каркасе. И не золоченым ожерельем. Высокую прическу девушки на фото держала подозрительно знакомая заколка. Рубиновая роза на маленьком стебле!

  Память об увиденной во сне трагедии  безумным потоком хлынула обратно в сознание! Я подскочила на кровати и хотела крикнуть. Но голос не послушался , и я тихо прошептала:

- Откуда твоя мама взяла эту заколку?!

  Петя совершенно спокойно пожал плечами:

- Так она у нас всегда была. Какая-то семейная реликвия, что ли? Передавалась из поколения в поколение по женской линии. На самом деле эта штучка ничего не стоит – стекло и латунь. Но считается семейным талисманом, хотя уже никто не помнит – почему. Матушка сделала похожую штуку для костюма к спектаклю по «Собаке на сене» Лопе де Вега.

- Так настоящая заколка у вас дома хранится?

- Ну, да.

- Тащи ее сюда! – обретя дар речи, завопила я. – Не спрашивай – зачем, я и сама пока не знаю. Просто – чувствую! А моему внутреннему голосу всегда надо доверять. Проверено жизнью!

  Пьеро ошарашенно посмотрел на меня.

- Ладно, - сказал он. – Больным, говорят, надо во всем потакать. Особенно – больным на всю голову. Жди, Буратина! Скоро притащу тебе золотой ключик. То есть, тьфу, аленький цветочек!

   С этими словами он подмигнул мне и исчез за дверью.

- Я, пожалуй, тоже отбегу, – сказала Ираида, заглянув в комнату и лишний раз убедившись, что со мной все в  порядке. – Надо на почту заскочить да на рынок заглянуть. А то в холодильнике уже мышь повесилась! Не скучай тут без меня, я быстро!