«Наверное, у всякого человека есть Остров. У каждого свой… Остров – это место, где человек может быть радостен и тревожен, счастлив и несчастен, но даже в тревогах и печали на Острове все честно и ясно. И самому хочется быть чистым душой, чтобы Остров, который ты открыл, принял тебя…  Этот Остров называется Детство».
                                              В.Крапивин

                                                        «Моя хрупкая жизнь, моя бесконечная малость, 
                                                          Я гляжу на тебя в обе стороны от причала»… 
                                                                                                                  Е.Касьян

  Из всех вокзалов, когда-либо встречавшихся мне, этот, несомненно, был самым шумным и солнечным.
Белые стены небольшого  здания с колоннами густо обвивал цветущий плющ, во внутреннем дворике весело звенел  маленький фонтан, разбрасывая сверкающие, как искры солнца, капли. А шум привокзальной толпы напоминал гул морского прибоя. За время, пройденное от автобусной остановки до перрона, я успел выслушать много самых разнообразных предложений: проехаться на такси до Южного Побережья, отведать самой вкусной, свежеприготовленной чурчхелы, погадать по руке, прокатиться на катере по главным бухтам Города…
Вежливо качая головой в ответ, я все-таки пробился через людское море и увидел долгожданный поезд,  с лязгом и грохотом замедляющий   ход. Вагон качнулся,  встал, и я радостно замахал обеими руками, увидев спускающегося со ступенек старого товарища.

- Ну, здравствуй, Петька, черт рыжий! –  возопил Владислав, крепко сжимая меня в объятиях. – Молодец, что променял свою промокшую Северную Венецию на это южное чудо! Ты только посмотри, какое тут солнце, какое небо! А ароматы какие!

  Влад зажмурился и, словно ищущий добычу пес, с наслаждением вдохнул горячий воздух.
Я рассмеялся. Уж не знаю, что такого особенного унюхал в этот миг мой приятель. На перроне отчетливо пахло горячим асфальтом, пирожками и неистребимым шашлыком, чей сочный запах проник даже сюда.

- Хочу! – не открывая глаз, жадно сказал Владислав. – Вина, моря, солнца, песка, долгожданной лени и ничегонеделания! Всего и сразу!

- Поехали в гостиницу  для начала, - весело отозвался я. – Кинешь в номере багаж – а потом будут тебе и пляжи, и дары местных виноградников и какао с чаем.

- Давай лучше пройдемся, - возразил приятель, небрежно помахав спортивной сумкой. – Багажа у меня, как видишь, не много. Не люблю путешествовать, обвешанным, как верблюд,  узлами и чемоданами. Хочется поприветствовать город своего детства, так сказать, лично, а не из окна такси.

  Я кивнул, соглашаясь, и мы покинули здание вокзала. Владислав шел, сняв темные очки, блаженно щурясь на солнце и вертя головой по сторонам.

- Я сюда сбежал от промозглого московского лета, - бормотал он при этом. - Если бы ты только, знал, дружище, как мне осточертели эти черные тучи, волокущие по крышам свое мокрое тряпье! Эти сумрачные библиотечные залы, с их вечной пустотой и тишиной. Бр-р-р!

- Нешто нынешние популярные писатели в библиотеки заглядывают? – изумился я. – А я-то думал, что вы, фантасты, строите свои миры, из Тырнета не вылезая и летая по разным сайтам за вдохновением.

  И тут я впервые увидел, как лицо моего старого друга болезненно дернулось, а его губы скривились в горестной усмешке.

- За вдохновением…- с какой-то странной интонацией прошептал он. – За вдохновением, да будет вам известно, господин Иволгин, писатель готов к черту в пекло отправиться, а не то что в допотопную библиотеку!

Да вот толку от этого путешествия не прибудет ни на грош!

  Он снова зажмурился, но теперь уже совсем не радостно. Потом помотал головой, потер виски и снова обратился ко мне с деланным оживлением в голосе:  

- Ну, ладно, что я все о себе, да о своей дурацкой работе. Рассказывай, как ты живешь, что в театре  музыкальном играешь? Мы ж с тобой, столько лет не виделись! Только по «скайпу» общались.

  Я начал рассказ, то и дело, бросая на товарища осторожные и внимательные взгляды. Владислав был на пару лет старше меня. Во времена нашего беспечального детства он  стал  мне  лучшим другом и покровителем - добрым, не по годам рассудительным и неизменно уверенным в себе…

А сейчас во всей крупной и уже чуть погрузневшей фигуре Владислава  чувствовалась какая-то неуверенность. Шаг то и дело сбивался, в темных глазах, несмотря на постоянную улыбку, стылой водой плескалась тоска. Влад кивал, мне подбадривая, бросал какие-то междометия. Но я всем своим актерским нутром чуял, что он уже не здесь. А где-то далеко, в своих невеселых мыслях.

- Ну, понятно! – пробурчал он, явно пропустив мимо ушей половину моего монолога. - Интересная у вас, театралов, жизнь! Не то, что у нас – тружеников пера.

  Владислав раздраженно взмахнул рукой, стирая пот со лба. Восторженно-расслабленное настроение, с которым мой друг прибыл в Город, таяло на глазах, как сигаретный дым.

- Вот какого черта я так вырядился, ты не знаешь? Как будто в Канны или в Ниццу на вручение Нобелевки приехал, сочинитель хренов!

  Он с сожалением окинул взглядом свои светлые брюки и модную белоснежную тенниску. Недовольно повел плечами и втянул живот, увидев в витрине собственное отражение. Во времена ранней юности Влад увлекался парусным спортом, был самым рослым и плечистым парнем в округе, и по нему тайно сохла половина девчонок Корабельной стороны. Рост и осанка и теперь никуда не делись, но от сидячей работы фигура моего приятеля несколько расплылась и пошла вширь.

- Ну, докладывай теперь, что тут в Городе творится, - вздохнул он, оторвавшись от не слишком приятного зрелища. – Ты же раньше меня приехал, уже неделю тут загораешь.

- Да что тут может измениться? – улыбнулся я. – Море по-прежнему шумит и волнуется, с платанов облетают листья, матросы на бульварах покупают девушкам мороженое. А ребятня играет на пустырях Корабельной окраины.

Совсем, как мы когда-то!

- Не совсем, - покачал головой Влад.

  Мимо нас пронеслась на гироскутерах стайка подростков. Хохочущих, до черноты загорелых,  в коротких шортиках и разноцветных гавайках.
Мой друг проводил их завистливым взглядом.

- Мы в их возрасте на этих штуках не ездили. И вообще!..

  Он внезапно остановился и резко повернулся ко мне.

- Тебе не кажется, что мы с тобой стали «живыми анахронизмами»? Мы ж еще помним время, когда практически не было интернета!

В детстве мы даже слов таких не слышали: «гаджет», «айфон», «инстаграмм». И, тем не менее, как-то жили! Причем весело, интересно. Купались до одурения, сами выпросили у старого рыбака дряхлую лодку, сами ее починили, чтоб по ночам заплывать далеко в море и ловить рыбу. Помнишь, какой шторм захватил нас однажды? До сих пор удивляюсь, что мы тогда не утопли! И – ничего! Даже насморка не подхватили. Тетя Поля тебя отшлепала и напоила чаем с малиной. А меня, как старшего, так отмутузила веником, что я потом неделю сидеть не мог!

- Помню-помню,  - сочувственно улыбаясь, покивал я. – Кто-то надо мной пошутил, сказав, что в таком случае к раненому месту полезно прикладывать свежих медуз. А ты не забыл, что случилось, когда я, как твой верный оруженосец, заботливо вывалил на твою м-м-м… филейную часть целый тазик этих желеобразных тварюшек?

  Владислав, наконец-то, снова расплылся в улыбке, а потом радостно заржал:

- Такое не скоро забудешь! Я потом гонялся за тобой по всей бухте и орал, как пират при абордаже.

  Мы вместе посмеялись, а потом Влад снова погрустнел.

- Ну вот, - произнес он грустно. - Детство пролетело, потом не стало тети Поли, общей знакомой наших родителей. И мы перестали ездить сюда на все лето. Потом я поступил в Литниститут, а ты, чуть позже, - в свой Театральный.

  Он снова провел руками по лицу.

- Знаешь, Петь, мне все чаще кажется, что я выпал из своего времени. Я устал от Прошлого, плохо сознаю Настоящее и не желаю думать о Будущем. А реальность воспринимаю, как нечто чужое и враждебное.

  Голос друга в этот миг был тускл и бесцветен. Я с тревогой вгляделся в его потемневшее лицо.

- Ты, наверное, просто вымотался в  своей столице, - мягко произнес я. – Не представляю, как вообще можно жить в этом Четвертом Риме! Суета, толкотня, истеричный ритм существования. Ты тоскуешь по тишине, покою, внутренней сосредоточенности. Знаешь, давай не пойдем в твою пафосную гостиницу, а просто снимем домик на Корабельной стороне. Поселимся у какой-нибудь старушки или старичка на самом краю берега. Будем слушать по утрам прибой, а вечером встречать на мысу закат. Ручаюсь, как только ты увидишь игру солнца на волнах – твоя хандра пройдет, будто косяк селедки мимо носа дельфина.

  Я широко улыбнулся и увидел отблеск ответной улыбки на лице друга. Обрадованный этим, кинулся к витрине книжного магазина, мимо которого мы как раз шли, и радостно ткнул пальцем в стекло.

- А что касается выпадения из жизни – не разводи, пожалуйста, глубокую философию на мелких местах! Вот оно – твое место в реальности! Отпечатано на хорошей бумаге, снабжено ярким переплетом да к тому же табличкой «бестселлер сезона». Полюбуйся сам!

  И я, прильнув к витрине, с выражением прочитал:

- Кассий Гирам «Паденье Железного Трона». Не пойму только в честь чего ты такой заковыристый псевдоним выбрал? И кстати, ты в курсе, что кассия остролистная – отличное растение, помогающее тем, кто у кого случился запой? Только не творческий и с буквой «р» на конце!

  Владислав только хмыкнул  в ответ и сказал жалобным тоном:

- А что я мог поделать? Мы, писатели, люди подневольные. Что его величество литагент прикажет, то и делаем. Во имя рейтинга произведений, будь он не ладен! Вот с меня мой литературный агент перед публикацией первой книги буквально потребовал псевдоним.

- А чем ему «Владислав Зеленский» не понравился?

- Да черт его знает! Сказал, что банально звучит. Но при этом английские и французские имена забраковал сразу. Типа, сто раз уже было. Придумай, говорит, что-то древнеримское, что ли! Ну, в моей дурной памяти всплыли почему-то только Брут, да Цезарь, да этот Кассий.

- Ясно. Истинно сказано, дружище: ох, тяжела доля писательская. Ну, а откуда таинственный Гирам взялся?

- А тут как раз ничего таинственного и нет. Просто агент смотрел на меня, тогда еще совсем мальчишку, как удав на кролика. А за окном его кабинета на соседнем доме висела реклама: «Компания «Гирам» - такелажные работы любой сложности в Москве». Ну, я и решил не заморачиваться.

- Мда-а, понимаю. Я б тоже, наверное, не смог с ходу готовый псевдоним выдумать. Хотя нет! Смог бы! Назвался бы попросту, как мой балаганный тезка – Петр Петрович Уксусов.

  Владислав не отозвался на шутку и как-то слишком поспешно отвернулся от витрины.

- Ладно, хватит на мои опусы глазеть. Тем более, что с фэнтези я давно завязал. Давай лучше прогулку по Городу продолжим.

 И мы двинулись дальше  тенистой улочкой, стиснутой двумя рядами невысоких домов. Выглядели они совершенно патриархально. С зелеными крышами, геранями на окнах и развевающимися на морском ветру кружевными занавесочками. Почти все окна были распахнуты, и оттуда доносились звуки музыки, звон ножей и вилок, голоса людей. Нахальные коты местной рыжей породы вальяжно- бандитской походкой прохаживались вдоль стен, не обращая внимания на редких прохожих.
Неожиданно улица стала шире, стены домов раздвинулись, и в их просвете сверкнула яркая синева. Открылась набережная, огромная, как площадь. Свежий, пахнущий солью ветер ударил в лицо, где-то высоко над нами протяжно прокричала чайка. Прямо перед нами  в полуденных лучах нестерпимо блестело море, и маленькие волны шаловливо тыкались в край гранитного пирса.
Я снова бросил осторожный взгляд в сторону притихшего друга. Гримаса скрытой боли на лице Влада сменилась выражением тихой грусти и даже какого-то умиротворения.

- А денек и вправду жаркий, - нарочито бодро заметил я. - Давай-ка прервем нашу экскурсию и заглянем на полчасика в один чудный винтажный кабачок. Там подают отменное имбирное пиво. Ручаюсь, в своей столице ты о таком и не слыхал.

  Друг согласился, и мы, не теряя времени, зашли в  заведение, обозначенное   большим разлапистым якорем при входе. Внутренность кабачка напоминала павильон, подготовленный для съемки фильма о бравых флибустьерах. Рыбацкие сети на стенах, грубая деревянная мебель, фигурки крабов, морских коньков и скатов на каждом свободном сантиметре и столы, покрытые вместо скатертей сигнальными флагами.

Как ни странно, вся эта морская романтика не произвела на моего приятеля никакого впечатления. Бросив пару рассеянных взглядов по сторонам, Влад предложил мне переместиться на второй этаж  и занять столик на открытой галерее. Идея мне понравилась, тем более что сверху открывался красивый вид на гавань и акваторию городского порта.