Саймон встал с пола и ошарашенно потряс головой. Он и не заметил, как уснул в кресле, и в самый жуткий миг привидевшегося кошмара  дернулся так, что вывалился из него на пол.

- Ну, еще бы! – горько усмехнулся юноша, вставая и потирая ушибленные колени. – Конечно, после такого инцидента из школы меня выгнали со звоном. Ведь я  не дал совершиться избиению и успел схватить господина инспектора за руку. А потом сломал розгу… о заднюю часть его сшитых по последней моде панталон… Зато отвлек внимание от мальчишки, и про его выходку сразу забыли. Да уж! Не зря на ярмарке заезжие актеры распевали песенку:

Судьба-проказница-шалунья!
Определила так сама:
Всем глупым - счастье от безумья...
Всем умным - горе от ума...

  Юноша отряхнул халат и снова сел в кресло. Глубоко вздохнул, окидывая мысленным взором свою недолгую, но полную резких поворотов судьбы – жизнь.

- Что мне оставалось делать? Я собрал немногочисленные пожитки и покинул провинцию Майбери, сопровождаемый ревом любимых учеников. Да мне и самому впору было заплакать. Накопленные с огромным трудом сбережения ушли на штраф за «публичное унижение должностного лица». Плюс к тому -  пришлось несколько дней просидеть в кутузке. Но больше всего, я, конечно, переживал за своих ребят. Какого злодея им пришлют теперь вместо меня? Ну, и рекомендации   чертов инспектор написал  мне такие, что с ними впору было на каторгу идти, а не пытаться устроиться в другую школу. Вот так я шагал по осенней дороге, вдоль сжатых полей, и уже  ни на что не надеялся. Даже на свой странный Дар. Чем поможет умение болтать с дождями и ветрами  - безработному бродяге с «волчьим билетом» в кармане? А дорога все убегала вперед и петляла меж  высоких холмов. Пока на горизонте не показались крыши и шпиль ратуши этого самого Фэйриджа.

  Саймон невольно вздрогнул.

- А ведь тогда был именно канун Самайна. Черт побери, этот праздник имеет какое-то роковое влияние на мою судьбу!

И непрошеные воспоминания с силой горного потока обрушились на него.

Та осень выдалась невероятно теплой, даже жаркой. Убранные поля дремали в знойном, почти летнем мареве. В лесах пахло не грибами и сыростью, а разогретой солнцем листвой. За долгое время пути Саймон изрядно устал, запыхался и безумно хотел пить. Поэтому без особых раздумий нырнул в водоворот осенней ярмарки, расположенной на скошенном лугу при въезде в город.

  Сколоченные на скорую руку деревянные прилавки ломились от обилия корзин с овощами. В соседних рядах кудахтали куры и возмущенно гоготали гуси. Ну, а при виде горшков и кринок с топленым молоком бедному юноше оставалось только сглатывать голодную слюну да горестно вздыхать. И стараться не обращать внимания на аромат свежей выпечки и горячего хлеба, витающий над ярмаркой.
Пока веселые горожане и довольные фермеры покупали и то, и другое,  какая-то непонятная сила понесла Саймона  из продуктовых рядов – в кузнечные. Возможно, от усталости у него просто закружилась голова, и он сам не понял, зачем и куда пошел.
В кузнечных рядах солидные бородатые мужчины торговали подковами, гвоздями и ножницами всех размеров, ключами, амбарными замками и прочими нужными в быту железными изделиями. А на одном прилавке стояли мощные и тяжелые, как кирпичи, утюги. Торговец с важным видом показывал собравшимся вокруг  горожанкам, насколько хорош его товар.

- Вот, дамочки, за ручку-то, значит, тянем, верхнюю крышку поднимаем и угольки насыпаем. А потом опускаем крышку – и готово! Поплывет мой утюг по сорочке вашего супруга, как черный лебедь по реченьке. Взгляните, какая красота получается. Ни морщинки на ткани не видать!

  Он умелыми движениями водил утюг по брошенному на прилавок куску ткани. Пар шипел, женщины одобрительно кивали и многие уже тянулись за кошельками.

- А вот еще одно изделие новомодное, - провозгласил торговец, отставив в сторону утюг. – Называется – керосиновая лампа. Горит ровненько, не коптит, воском не капает, как ваши свечки. В столице все давно уже ими дома освещают! Да вы и сами посмотрите, как удобно. С ней же и ребенок справится.

  Он поднял на вытянутой руке лампу, подкрутил фитиль, и в стеклянной колбе вспыхнуло ровное желтое пламя. Дамы ахнули и зашушукались.

В этот момент какой-то малыш, должно быть, сын одной из покупательниц потянулся за стоящим на прилавке утюгом. Схватил его за деревянную ручку, потянул… и, конечно, не удержал!
Раскаленный утюг упал в сухую траву, рассыпая горящие угли. Женщина  в ужасе закричала. Бросилась к ревущему сыну.
И выронила из рук только что купленную керосиновую лампу.
 Стекло разбилось с тихим звоном.  Вырвавшиеся языки пламени побежали по траве, смешались с горящими углями, и вспыхнул пожар!

Саймон не растерялся. Перескочил через прилавок, растолкал испуганных женщин и принялся яростно сбивать огонь своей курткой. Помогать ему кинулся торговец, а отовсюду уже бежали люди с ведрами воды и кусками плотной ткани.
Но тут, на беду, к огню присоединился ветер.
Его сильный порыв заставил пламя взметнуться ввысь. Закружил  смерчем и швырнул на другие ряды.
Выжженная летним солнцем трава вспыхнула, как порох! Огонь пошел уже не отдельными языками, а ровной стеной,  грозящей поглотить всю ярмарку.
А ветер не утихал, швыряя искры направо и налево.
Задыхаясь и кашляя, Саймон  отшвырнул в сторону тлеющую куртку. И вдруг закричал хриплым, сорванным голосом:

- Да что ж ты делаешь?! Очнись, ты же не злодей какой, не ураган! Уймись уже, а то люди погибнут!
Он кричал это ветру. Справедливо понимая, что обезумевшее пламя все равно его не послушается.

  И только он один увидел, как над горящей травой, над испуганно мечущимися людьми встала огромная призрачная фигура. Длинные, гибкие руки, длинные волосы, полы странной развевающейся одежды – все в ней трепетало, взвивалось вихрями, закручивалось прозрачными спиралями.

- Стихни, пожалуйста, - усталым шепотом попросил Саймон. – Не раздувай пожар, не надо!

  И грозно нахмуренный лоб стихийного духа медленно разгладился, а надутые щеки – опали. Он недоуменно огляделся, словно не веря тому, что натворил.
 А потом кивнул юноше и растворился в небесной синеве.

Языки огня по-прежнему бежали по траве, но с шипением исчезали, когда на них обрушивались потоки воды. Больше некому было раздувать пламя, и оно нехотя, плюясь искрами и огрызаясь, исчезало, припадая к земле.

Саймон затоптал последнюю искру и почти без сил рухнул на какую-то лавочку.

Что-то ярко сверкнуло перед его глазами, и он подумал, что  надышавшись дыма, теряет сознание. И очень удивился, когда увидел стоящих вокруг  людей - с выражением изумления и легкого испуга на лицах.

- В чем дело? Я что – настолько ужасно выгляжу, спалив куртку на пожаре? – хмыкнул про себя Саймон.

- Это он! Наш будущий бургомистр! - пронеслось по толпе.

– Да – точно он! Смотрите, во что превратилась зачарованная скамейка!

   Все еще ничего не понимая и уже начиная слегка тревожиться, юноша огляделся. И понял, что сидит теперь не на деревянной лавке, а на каком-то подобии королевского трона. Только вместо короны на его золоченой спинке красуется герб города с изображением  геральдического зверя.
Новая вспышка света заставила Саймона зажмуриться. А когда он открыл глаза, то увидел   длинного, причудливо одетого типа с невероятно пышными усами.

- Да-да, вы не ошиблись, почтенные жители Фэйриджа! – важно изрек тот. – Именно сегодня исполнилось мое предсказание!

  Саймон вскочил с кресла-трона.

-  Какое еще предсказание?! – хотел воскликнуть он, но вместо этого громко закашлялся.
Усатый незнакомец похлопал его по спине. Юноша с удивлением почувствовал, что горло перестает саднить, а слезящиеся от дыма глаза – проясняются.
- Нашему городу вот уже много лет фатально не везет с правителями, - вздохнул его собеседник. – Один бургомистр сбежал из Фэйриджа с какой-то певичкой, прихватив половину городской казны. Другой оказался заядлым игроком и все время просаживал в карты казенные деньги. Третий был записным пьяницей. Четвертый – бабником и гулякой. В общем, однажды горожане не выдержали и обратились за помощью ко мне – магу-хранителю Фэйриджа. Я провел несколько магических изысканий, вопросил о будущем звезды, и они сказали мне...
- Что сказали? – осторожно поинтересовался Саймон, уже предчувствуя ответ.
- Что в указанный день и час, накануне Самайна, в наш город явится благородный и отважный юноша. Который станет достойным правителем Фэйриджа, а начнет он правление с того, что спасет людей от большой беды. Будет он честен и справедлив. И город расцветет при нем, а все люди заживут богато и счастливо. Но как найти будущего правителя среди сотен  гостей, прибывающих каждый год на нашу осеннюю ярмарку? Я задал себе этот вопрос и, поразмыслив, наложил заклятие на  самую обычную лавку.
- И что? – пробормотал Саймон, пока не понимая, то ли он крепко влип, то ли фортуна, наконец-то, повернула свое колесо в нужную сторону.

  Волшебник развел руками и улыбнулся:

- Как видите, заклинание сработало только для вас! К тому же вы действительно спасли людей от пожара. Примите же ключ от нашего города, благородный юноша! Горожане, поприветствуйте  вашего нового бургомистра!
Маг-хранитель протянул руки. Между его ладоней сверкнула золотая молния и превратилась в большой красивый ключ с причудливо изогнутой, похожей на голову дракона бородкой.

Саймон попятился.
- Вы, наверно, ошиблись, - умоляюще произнес он. – Ну, какой из меня правитель?
- Самый лучший! – уверил его волшебник. – Магия никогда не ошибается. Наш город – отныне в ваших руках!
 С этими словами он вложил ключ в руки юноши. И неожиданно подмигнул ему. А у Саймона в голове отчетливо прозвучало:
- Не отказывайся от своего счастья, сынок! Просиживать штаны в магистрате куда лучше, чем месить осеннюю грязь рваными ботинками и скитаться по дорогам без гроша в кармане.
И юноша в полной растерянности прижал злосчастный ключ к груди. Потом зачем-то поднял его высоко над головой.
Толпа разразилась восхищенными криками. Быстро прикатила карета, куда избранника  судьбы  усадили со всем возможным почтением.
Застучали колеса, замелькали  дома и улицы незнакомого города. Того самого, которым теперь предстояло управлять бывшему учителю, бывшему бродяге и  нынешнему бургомистру – Саймону Джонсу.

  Молодой человек  отвлекся от воспоминаний и усмехнулся:

- Поначалу я обрадовался только тому, что мне теперь будет где скоротать осень и зиму. В глубине души я не верил, что из меня выйдет хороший глава города. Чувствовал себя самозванцем, которого вот-вот выведут на чистую воду  и прогонят прочь. И на каждое заседание магистрата шел, как на казнь. К счастью, в первые месяцы моего правления никаких судьбоносных для города указов   там не обсуждалось. Быстро промелькнула осень, белой птицей пролетела зима…  И я  постепенно втянулся. И оказалось, что править целым городом не намного тяжелее, чем руководить школьным классом, полным разномастных шутников и хулиганов. Вот только свободного времени у меня теперь почти нет.

  И, словно наглядная иллюстрация к его мыслям,  раздался громкий стук в дверь.

- Кого еще там несет? – возмутился усталый Саймон. – И вообще – я же указатель в другую сторону повернул!

- Откройте, господин бургомистр.  Это я – ваш камердинер, - прошелестел снаружи надтреснутый старческий голос.

  Юноша глубоко вздохнул и страдальчески закатил глаза. Старый слуга «достался» ему от прежнего бургомистра. И Саймон сильно подозревал, что к тому он тоже перешел по наследству от какого-то древнего правителя города. Для своих преклонных лет камердинер был довольно бодр, на редкость упрям и до ужаса педантичен. Нового хозяина он откровенно недолюбливал, но считал своим долгом служить ему честно. Вот только от этого «служения» Саймону порой хотелось лезть на стенку.

Едва он нехотя впустил в комнату старого слугу, как тот сразу  неодобрительно покосился на брошенный сюртук и забубнил:

- Вот молодежь пошла, понимаешь! Разбрасывают свои вещи, будто тут не резиденция правителя города, а прости господи, «веселый» дом. Так ведь никаких сюртуков не напасешься, ежели одеждой разбрасываться! При прежнем господине бургомистре такого не было!

  Потом он увидел початую бутылку и нахмурился еще сильнее:

- Он еще и пьет! Ну, все, пропал город!

  Саймон решил, что ему надоело слушать это непочтительное бормотание.

- Э-э… черт забыл, как вас зовут! Симпсон! А можно побольше уважения к своему непосредственному начальнику?

  Вредный камердинер тут же изумленно выпучил глаза и приложил ладонь к уху:

- А? Что? Вы, кажется, изволили мне что-то сказать, господин бургомистр?

- Я говорю, актер в вас умер гениальный, - вздохнул юноша. – И не надоело глухого из себя корчить? Я ведь отлично знаю, что у вас прекрасный слух.

- Бутылок мало двух?! – картинно ахнул слуга. – Что ж дальше-то будет? Как говорится, есть народная примета. Если с утра до позднего вечера все скамейки в парке  облеплены студентами с бутылками пива в руках и сигаретами в зубах - значит, наступили летние каникулы.

- У нас пока весна, - напомнил Саймон.

  Камердинер охотно покивал:

- Ах, еще и ночи проводите без сна? Ну, еще бы! Если каждый раз покупать бутылку на троих, а двое никогда не приходят…

- Симпсон, идите к себе! - не выдержал  юноша. – Если вы мне понадобитесь – позвоню в колокольчик. Честное слово, чтобы с вами разговаривать, надо пять бутылок выпить, а не одну!

  Слуга горделиво задрал нос, чувствуя за собой моральную победу, и протянул Саймону пачку газет и каких-то писем.

- Что это такое?

- Корреспонденция, которую ваш секретарь изволил мне передать, - ядовито вежливо процедил камердинер. – Вы ж, как с утра из ратуши сбежали, так больше там и не появлялись. А просители все шли и заявления свои писали. Просьба во всем разобраться в кратчайший срок!

  Незадачливый бургомистр тихо взвыл.

- А еще секретарь просил напомнить, что завтра – внеочередное заседание магистрата, - безжалостно добавил Симпсон. - По поводу поднятия налогов на спиртное.

- Они что - без меня этот вопрос решить не могут? – буркнул Саймон.

- Никак нет! Потому как на заседание явится глава гильдии пивоваров и виноделов Фэйриджа. А, согласно постановлению от одна тысяча пятьсот двадцать пятого года  года, бургомистр обязан лично вести переговоры представителями ремесленных цехов. Мне послать гонца в городской архив и принести вам соответствующую справку?

- Не надо – верю! – торопливо произнес замороченный глава города. – Ладно, Симпсон, я все понял. Оставьте ваши письма и оставьте меня, пожалуйста, в покое. Ну, хотя бы на пару часов!

  Камердинер вышел. А Саймон бросил бумаги на стол и глубоко вздохнул.

- Я бы с радостью уволил этого ворчливого попугая. Но беда в том, что он – один, как перст, и у него даже  жилья своего нет. Приходится терпеть вредного старикана в собственном доме. Боже, дай мне силы изменить то, что я могу, терпение принять то, что я не в силах изменить, и пару бутылок виски в качестве запасного плана.