Твой прожит век, тебя здесь нет, здесь нет тебя давно.
                                        Для каждого свой день и срок, иного не зови.
                                       И только то, что между строк – вдыхай и тем живи.
                                                                                                                  М.Махова

Сумерки, казалось, навеки свили свои косматые гнезда в углах этой насквозь промороженной квартиры. 

«Какое время года за окном, какой день и час? Вроде бы, второе апреля, но теперь зима безраздельно правит нашим бедным городом. Лютая зима, голодная зима, вымораживающая все человеческие чувства, убивающая саму мысль о тепле и свете. Черная зима тысяча девятьсот сорок второго года. И все же надо мной, над моей памятью она пока что бессильна!»

Седая женщина, закутанная в изодранную шаль, осторожно пошевелилась в скрипучем кресле. Наклонилась, взяла с пола книгу. Огонь в маленькой «буржуйке» давно погас, но крошечные алые искры еще пробегали по черным углям. Негнущимися подагрическими пальцами женщина начала отрывать от книги плотный картонный корешок.  Редко заглядывающим к ней родственникам она тоже позволяла жечь для тепла только переплеты, но не сами книги. 
Дело продвигалось медленно. То ли клей, скрепляющий старинные издания, был каким-то особенным. То ли сил даже на такой простой труд уже не оставалось. Женщина глубоко вздохнула и разжала пальцы.
Глухо стукнув, книга  упала обратно в груду таких же бумажных бедняжек, уже лишенных нарядных переплетов с золотым тиснением.
Женщина скользнула по ним печальным взглядом:
- Точно принцессы, выброшенные из дворца злыми мачехами без нарядного платья и башмачков, - пронеслось у нее в сознании.
Пытаясь хоть как-то согреться, она потуже стянула на груди края шали. 
«Но ведь было же когда-то лето, было солнце?! Все застыло, все омертвело в этом страшном мире. И только моя упрямая память никак не желает погаснуть». 

Воспоминания, как те искорки в печке, то и дело вспыхивали перед глазами. И женщине казалось, что в эти короткие мгновения ей становится чуть теплее.

Тогда как раз стояло лето. Нежаркое ласковое петербургское лето тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Оно выдалось на редкость ясным, почти без дождей. Прозрачное небо любовалось своим отражением в зеркале каналов. В парках доцветали липы, и золотистая пыльца покрывала дорожки и спинки лавочек.
В тот день она, совсем еще девчонка, месяц назад с отличием окончившая гимназию, отчаянно волнуясь и робея, подходила к большому светлому, простых очертаний дому. Держа в нервно сжатой ладони вырезанное из газеты объявление: «Требуется секретарь и помощница по хозяйству. Знание иностранных языков – крайне желательно».
Английский, немецкий и французский юная Аннушка знала в совершенстве. А семья ее жила тогда совсем небогато, если не сказать бедно. И о том, что старшая дочь сразу после окончания гимназии пойдет «служить», было давным-давно решено на семейном совете. 

Слуга провел девушку в кабинет. Первое, что она увидела, это огромные, до потолка книжные шкафы. Потом взгляд упал на обтянутый зеленым сукном письменный стол. Сознание еще отметило, что откуда-то из-за стены доносится звонкий детский голосок, напевающий песенку на незнакомом языке. А навстречу к Анне уже шагнул высокий статный мужчина средних лет с густыми, зачесанными назад каштановыми волосами и аккуратно подстриженными  усами и бородкой. Он улыбнулся ей так приветливо, что робость вмиг покинула девушку. Откуда Анне было знать, что в этот солнечный июньский день она встретила свою судьбу?

А сколько потом было споров, недоуменных расспросов, даже сплетен.

- Аннушка, но он же почти на двадцать лет тебя старше!
- Не сбивай сестру с толку! Ну и что, что старше? Знаменитый датско-русский литературный деятель, известный во всем городе человек предлагает ей свою руку и сердце… Да это просто неслыханная удача!

- Ах, милая Аннет! Ты совсем позабыла своих подружек-курсисток. Не посещаешь балы, не гуляешь в Летнем саду. Чем же ты так сильно занята? Сказочки переводишь? Как забавно! И для этого выучила ЕЩЕ ТРИ языка?! Датский, шведский и норвежский? Ты всегда была большой чудачкой, дорогая Аннет!

А она была счастлива! Просто счастлива в  маленьком семейном кругу.
- Мама, мама, смотри я – генерал! Я веду в бой свое непобедимое войско!
- Тише, тише, сынок. Оставь пока своих солдатиков, пусть отдохнут после битвы. И ты, дочка, подойди сюда. Дети, давайте сядем все вместе у камина. Вот так. Сейчас мы с папой расскажем вам новую сказку.
Чуть потрескивают поленья. Пламя отражается золотыми искрами в широко раскрытых глазах малышей. Петр и Анна, шелестя страницами рукописи, по очереди читают:
«Шел солдат по дороге: раз-два! раз-два! Ранец за спиной, сабля на боку - отвоевал свое, а теперь держал путь к дому».
«Когда дети заснут, Оле-Лукойе присаживается к ним на постель. Одет он чудесно: на нем шелковый кафтан, под мышками у него по зонтику: один с картинками - его он раскрывает над хорошими детьми, и тогда им всю ночь снятся волшебные сказки».
«Уже поздно было, а русалочка все не могла глаз оторвать от корабля и от прекрасного принца».
«Я буду прилетать к тебе,- сказал Соловой, - когда сам захочу, и буду петь о счастливых и несчастных, о добре и зле, обо всем, что делается вокруг тебя, и чего ты не знаешь».

Дети слушают очень внимательно. А время от времени задают какой-нибудь вопрос, да такой непростой, что родители, быстро переглядываясь, делают пометку в рукописи. Это место в сказке они перепишут, а завтра прочтут ее ребятам  снова.

Удар ветра в заиндевевшее стекло заставил вздрогнуть седую женщину. Искорки-воспоминания на мгновение погасли. Она медленно, словно пробуждаясь ото сна, провела рукой по глазам. 
- Каким долгим и каким коротким было счастье! Как быстро летели дни! Точно страницы в любимой, прочитанной за одну ночь книге.
Женщина грустно улыбнулась. Странно было видеть эту улыбку на измученном, белом, почти бескровном лице.

Четыре года бесконечных путешествий по сказочным дорогам. 
Четыре года тончайшей, кропотливой работы над легким, светлым, порой грустным, а порой и язвительно-ироничным словом великого датского сказочника. 
Если бы тогда кто-нибудь спросил ее, зачем все это было нужно? Что вдохновляло ее на такой незаметный и упорный труд? 
Она бы ответила всего парой слов: «Любовь. Во имя любви».

Этот свет лился с каждой страницы. Эти тепло и нежность переполняли душу Анны, когда они с Петром, соприкасаясь головами, склонялись над белым листом.
Когда, подняв покрасневшие от долгого письма глаза, она встречала родной и добрый взгляд. Когда, отложив, наконец, перо, Петр бежал в детскую, отзываясь  на звонкие голоса ребят, и затевал с ними шумную возню, а она, смеясь, любовалась этой картиной.
Когда все рухнуло? Чья недобрая рука – Снежной Королевы или Тролля – разбила этот счастливый мир на тысячу осколков?! 

Уже давно стояло на книжных полках многих жителей Российской империи
  «Полное собрание сказокъ, рассказовъ и повѣстей Андерсена. Переводъ съ датскаго подлинника А. и П. ГАНЗЕНЪ» 
Шла работа над переводами Ибсена, Гамсуна, Стриндберга. 
Белые ночи раскидывали  жемчужное покрывало над Петербургом.
Ветер мел поземку по Марсову полю, в «Бродячей собаке» поэты-декаденты читали причудливые стихи, и летела над Мариинской сценой несравненная прима. 
Но в мир уже властно и жестоко вторгалась иная сила. Холодная, расчетливая, издевательски-жестокая. 

В сказке Ганса-Христиана «Самое невероятное» принцесса объявляет, что выйдет замуж только за того, кто сотворит небывалое чудо. И юный мастер создает  для любимой волшебные часы с движущимися фигурами.
 Но награду получает не он, а тупой звероподобный детина, который  разбивает  дивный механизм  топором   на глазах у толпы.
И оторопелые горожане, вслед за вандалом, бессильно шепчут: «Разрушить такое чудо искусства! Да, это самое невероятное! И принцесса, и полкоролевства должны теперь достаться силачу».

Седая женщина снова усмехнулась, но на этот раз горько и безнадежно. 
- Собственно, это все, что нужно знать о семнадцатом годе, - прошептала она. – Какое счастье, что правительство отослало Петра по служебным делам, и он успел уехать до переворота. Он писал мне письма, когда еще получать их из-за границы не равнялось самоубийству. Говорил, что очень тоскует, что не может жить без меня. Но, по крайней мере, он выжил. Судьба спасла его от горестей  революции,  а смерть избавила от ужасов Второй мировой войны.
Собственная долгая речь утомила женщину. Она откинула голову на высокую вытертую спинку кресла. Искорки-воспоминания вновь замелькали перед глазами. Но теперь они не согревали, а больно обжигали ее.

Старший сын нелепо погиб на охоте. 
Средний, красавец-офицер с рыцарской душой, был расстрелян в проклятом тридцать седьмом году. 
Младшему чудом удалось эмигрировать в Ригу. Долгое время они с матерью переписывались… Но письма не идут теперь из осажденного города. 
В тысяча девятьсот сороковом году она все-таки была арестована, как иностранная шпионка. В лагерном бараке Анна застывшими руками записала на случайно попавшемся листке бумаги стихотворение «Андерсен». Она сочинила его от лица Кая из «Снежной королевы»:

Все стало блестящим и твердым.
К закату склоняется день, 
Не едет на выручку Герда,
Не скачет веселый олень...

По какому чуду дело ее было пересмотрено, и она, едва ли не единственная из всех неправедно осужденных в тот год, была отпущена на свободу?! 
Вот только ни мужа, ни сыновей уже нельзя было вернуть.

- Прочь! – гневно произнесла женщина, не открывая глаз. – Вы не частицы моей памяти! Вы – маленькие злые тролли,  явившиеся сюда, чтобы  мучить меня. Но это вам не удастся! Еще не весь мир  превратился в лед! Сердца человеческие  оживут, и сказка возвратится  в наш бедный край вместе с весной! 
И слово «весна», как волшебное заклинание, повернуло ее мысли  совсем  в другую сторону.
- Марианна, Мари, моя дорогая внучка! Ты  недавно ступила на нелегкий путь переводчика, а сколько таланта уже при этом проявила. И, как всякий способный ученик, затмила своего мастера. «Дюймовочка» - подумать только! Какое легкое, звонкое, прелестное имя! Неповторимое! Куда лучше, чем мой неуклюжий «Лизок-с-вершок». И все дети нашей страны будут теперь называть крошечную героиню знаменитой сказки именно так!

Анна почувствовала прилив сил.
Она снова взялась за книгу.
Шепнув «прости», дернула неподдающийся корешок.
На этот раз кусок картона с треском оторвался. Женщина торопливо засунула его в печку. Но угли уже совсем остыли, и не было больше видно ни одной, даже самой крошечной искорки.
- Спички. Мне нужны спички!
Анна огляделась. Попыталась встать, но ноги не послушались ее, и она со стоном упала обратно в кресло. 
Кажется, какой-то коробок  лежал  где-то  в кухне. Это слишком далеко для ее истощенного тела. Не дойти…
Холод вновь подступил к ней вплотную. Ледяными пальцами коснулся сердца.

Неужели – все? Нет! Отсрочить конец хоть на миг!
Застывшими, не чувствующими пальцами женщина вновь сжала подлокотник, в сотый раз пытаясь встать.

- Аннушка, тебе спички нужны?
Звонкий детский голосок раздался совсем рядом. И маленькая ладонь протянула ей коробок спичек.
Женщина растерянно взяла его, не понимая, откуда в промороженной комнате вдруг появился ребенок. У соседей, кажется, своих детей не было. Может, с улицы незаметно вошла?
- Спасибо, деточка. 
Спичка была странная. Очень длинная, с большой круглой головкой.
 Анна чиркнула ею о коробок, мимолетно заметив, что на нем видны полузнакомые буквы нерусского алфавита. 
Крошечный рыжий огонек вспыхнул мгновенно. 
Женщина обернулась к девочке. 
Огромные глаза на худеньком бледном личике, из-под драной, как и у нее, шали выбивается русая прядь. Широкая, явно чужая, юбка в заплатках и… босые ноги! 
- Как ты дошла сюда по снегу босиком? – хотела спросить Анна. 
Но малышка нетерпеливо махнула рукой в сторону печки, и женщина бросила горящую спичку в ее черное окошко. Старый картон вспыхнул мгновенно. А потом!..

Волна тепла пронеслась по комнате.
От закопченной буржуйки вдруг полилось такое золотое сияние, что Анна невольно прикрыла глаза.
А свет и тепло не исчезали! Теперь каждая пылинка на вытертом полу, каждая трещинка на старых обоях сияла, как звезда!
- Что… Что это? – еле слышно проговорила женщина.
Девчонка рассмеялась, скинула старый платок. Растрепанные кудри рассыпались по плечам.
- Так ведь праздник сегодня, Аннушка! День рождения!
- Кого? – прошептала женщина, предчувствуя ответ.
- Ты и сама знаешь! Каждый год второго апреля в Оденсе зажигают иллюминацию в его честь. 
Она подбежала к окну и отдернула плотную штору. 

Заиндевевшие рамы распахнулись сами. В комнату ворвался ветер, пахнущий морской солью, сосной и вереском. Точно с далекого северного побережья!
И Анна, ахнув, увидела, как над серыми крышами, над горестно оледеневшим городом летит, снижаясь, стая прекрасных белых лебедей. 
Золотое сияние затопило теперь все вокруг. 
Всюду слышалось журчание десятков ручейков, сквозь доски пола прорастала трава. Зеленые побеги, весело шурша, поднимались по стенам. И на каждом за пару мгновений распускались душистые алые розы.
Что-то вроде пестрого зонтика закружилось перед оконным проемом.
Раскрытое окно превратилось в дверь, за которой посыпанная песком дорожка убегала в цветущий сад.
Мальчик и девочка, держась за руки, стояли на обочине и махали  Анне. Простучали колеса богато украшенной кареты, донеслась с моря дивная песня,  ей ответил хрустальной трелью  поющий в зарослях бузины соловей. 
И высокий мужчина уже шагал по траве, светло и ласково улыбаясь Анне и протягивая ей руку.
Босая девочка подхватила седую женщину под локоть, помогая ей встать.
- Давай, Аннушка. Тут всего-то несколько шагов. Не бойся, это совсем не больно. Я ведь тоже когда-то  так…
И Анна встала, шагнув навстречу золотому сиянию.

………..

 Живущие в соседней квартире супруги, не увидев поутру на кухне свою тихую соседку, сразу же поняли грустную правду.
- Тилихентная женщина была, - шумно вздохнул немолодой, изможденный  мужчина, снимая облезлую ушанку. – Скромная, безобидная. 
Он потоптался на месте, снова натянул шапку и бросил взгляд на неподвижное тело.

На губах ушедшей Анны осталась легкая улыбка. Казалось, что она просто уснула.

- Эхе-хе, все там будем! … Теперь, стало быть, участкового звать надо для протокола и родню ее искать… Мать, да что ты там копаешься? 
Низенькая женщина, закутанная в несколько платков, выпрямилась и растерянно помотала головой. 
- Показалось, кабыть, блестит что-то там на полу…  Видать, померещилось.

Оконные рамы были плотно закрыты и, как положено, заклеены крест-накрест. Но под подоконником мягко светилась крошечная горка непонятно как попавшего в комнату снега. А на самой ее вершине лежал алый лепесток.