Господин бургомистр воссоединился, наконец, со своей утраченной печатью.

Надо ли говорить, что счастью его не было предела? Он опять начал восторженно восклицать, что готов отдать мне все на свете. Кроме, разумеется, руки и сердца.
Я усмехнулась, тряхнула головой и решила извлечь из ситуации максимум пользы.

- Значит так, господин Ламберт. Я, пожалуй, заберу у вас магический кристалл – от греха подальше. А заодно и музыканта. Людям с тонкой душевной организацией нечего делать в вашем гадюш… то есть в вашем доме. К тому же, в процессе спасения   котенка  костюм господина Эртона несколько пострадал. И мои Домовые просто обязаны  вернуть его сюртук в исходное состояние. Бытовая магия творит чудеса! И мне уже не терпится  продемонстрировать ее нашему музыканту.

  Я несла всякую чушь, стараясь не смотреть на изумленного Рональда. Потому  что, если разобраться, я сейчас похищала его, как злополучную печать из сейфа. Но, во-первых, мне показалось, что артисту просто необходимо отдохнуть в спокойной обстановке. И, во-вторых, его одежду, в самом деле, следовало привести в порядок. А для этого у меня дома имелась совершенно  волшебная тетушка Бетти.

  Бургомистр согласно кивал головой, и, кажется, немного завидовал. Ему-то светила весьма беспокойная ночка, если учесть грядущие семейные разборки.

Отказаться сесть в мою карету на глазах изумленной публики  Рональд не посмел. И теперь мирно дремал на сиденье в обнимку со своей гитарой. Лесли тоже  не стал терять времени и уютно устроился  на моих коленях. Одна я почему-то  таращила сонные глаза в темное окно. Только сейчас  почувствовав – насколько безумно устала! И дело даже не в том, что мне пришлось лазить в пруд, бегать по парку  или сидеть в мокрых башмаках у всех на виду. А в том, что мне снова требовалось выдавать себя за ту, кем я ни разу не была. Что ж это за наказанье такое! То я у Пилча людям головы дурила, то теперь этот странный дом на меня напал и выбрал в хозяйки…

Нет, дом, конечно, замечательный. И Домовые – заботливые. Но все равно это – уютная тюрьма. И долго ли мне в ней придется торчать – никому не известно. Хм! Разве что в магический кристалл посмотреть? Но это явно не сейчас! Скорей бы доехать, снять это пышное платье и нырнуть под одеяло!

Похоже, что я все-таки заснула. Причем так, крепко, что утром даже не вспомнила – как  оказалась в собственной кровати.  К тому же – не одна. Несносный  Домовенок сладко спал на соседней подушке, благополучно забыв, что когда-то обещал не лазить ко мне в постель. Я потянулась за халатом, предвкушая, как сейчас спущусь вниз и выпью кофе, но внезапно вспомнила, что у нас гость. Черт! Придется одеваться, а так не хочется…

На кухне, между тем, творилось веселье. Невзирая на ранний час, там вкусно пахло корицей и пирогами. Тетушка Бетти радостно потчевала ими старину Фила и нашего нового постояльца.

Кстати, в отличие от меня, Рональду не надо было выныривать из теплого халата. Потому что просто было не во что. Вся его одежда сохла на веревке, протянутой над очагом. Но юношу это нисколько не смущало. Размешивая в стакане сахар, он весело говорил Филу:

- Внезапные чаепития отличаются разнообразием и неожиданностью. Надо только захватить с утра самую любимую чашку и таскать её с собой да хоть привязанной к поясу. Кто знает, где и сколько раз сегодня она может нам пригодиться! Во время внезапных чаепитий могут воспламениться неожиданные симпатии или вспыхнуть яркие дружбы, состояться весьма долгожданные встречи или легкие прощания…

- Логично! – соглашался старший Домовой, не спеша  дожевывая вкусный пирог и потягивая чай из огромной кружки.

- Логика – штука скучная! – сказала я, протягивая руку за своей порцией пирога. - Она может только привести вас от пункта А к пункту Б, а воображение - куда угодно. Хотя, может быть, и воображение – тоже не главное в жизни.

- А что – главное? – с улыбкой спросил Рональд, ни сколько не смущаясь своего «домашнего» вида.

  Я пожала плечами. И припомнила вчерашний концерт.

- Сама жизнь. И творчество. Не важно, какую песню ты мурлычешь себе под нос по утрам, лишь бы она дарила тебе крылья на весь день. Не важно, насколько велик твой дом, лишь бы в нём часто улыбались и быстро отпускали обиды. Не важно, каких животных ты любишь, лишь бы ты не причинял вреда тем, которые к числу любимцев не относятся. Не важно, живёшь ты один или с огромной семьёй, важно, чтобы жизнь ощущалась не мешаниной чувств  и звуков, а переливчатой гармонией ощущений.  И не важно, какова на вид оболочка.   Песня живого сердца, побуждающая оттаивать и откликаться другие сердца, звучащая под ней - вот то, что действительно имеет значение...

Кстати, не могли бы вы нам что-нибудь спеть? А то вчера во время вашего выступления мне очень мешали мысли  о том, как изловить Юстаса. И высушить юбку…

- Именно в таком порядке? – улыбнулся Рональд. – Мне кажется, что юбка заботила вас куда больше.

- Девушку в ее возрасте всегда заботит – как она выглядит, – назидательно сказала тетушка Бетти.

  Хм! Кажется, она забыла – как я выглядела всего несколько дней назад!

- Не скажу, что это слишком меня волновало. Если бы я находилась там, как частное лицо, меня бы это вообще не беспокоило. Но я же была «при исполнении»…

  Тут я вспомнила, как красавчик Юстас жаловался за обедом:

- Ах, тетушка! Я человек слабый, расшатанный. И фраза: «Так, через пять минут выходим» приводит меня в состояние тоскующего дерева. Что это за -«пять минут»? Почему их так мало, и кто, собственно, их отмерил? И куда это, позвольте спросить, «мы выходим»? За каким дьяволом вообще нужно куда-то выходить? Чтобы увидеть таких же, как ты – неизвестно зачем откуда-то вышедших?! Лично я могу собраться куда-то и за минуту… А убежать – еще быстрее!

- Нет, давайте не будем никуда убегать! – Рональд с шутливым испугом замахал руками. – Вчера уже достаточно набегались! Сегодня хочется провести день в тепле и уюте, с компанией добрых друзей за чашкой кофе. Скажу вам по секрету, минуты, проводимые за утренним кофе – мое самое любимое время суток.

- Почему же? – спросил любопытный Лесли.

  Не обнаружив меня рядом, Домовенок отправился искать «хозяйку» на кухню. А нашел всю компанию.

- Именно в эти минуты мне лучше всего думается и лучше всего говорится. Лучше всего мечтается и лучше всего дурачится.

- А поется? – с улыбкой поинтересовался Фил, протягивая музыканту гитару.

- Ох! – Рональд смущенно поправил халат. – Не сочтите за каприз, друзья мои, но боюсь, вдохновение испугается моего внешнего вида. Как говорится, «Служенье муз не терпит суеты, прекрасное должно быть величаво».

А тут, - он с сокрушенным видом покачал головой, - какая уж величавость.

- Вам не во что переодеться? – сочувственно вздохнула Бетти.

- Ну, какие-то вещи в дорожном саквояже, конечно, остались. Беда в том, что я забыл его на почтовой станции, когда пересаживался в дилижанс. Проклятая рассеянность! Возможно, саквояж найдется, но пока…

- Пока вам поможет наша верная бытовая магия!

Тетушка Бетти просеменила куда-то в глубину дома. Через несколько минут послышался ее ворчливый, но довольный голосок:

- Эта рубашка слишком старая. А эта – какого-то жуткого оттенка. Ну и вкус был у нашего прежнего хозяина! О! А вот эта вполне подойдет. Надо будет только размер подогнать.

Я с интересом высунулась за дверь. Как Бетти колдует, мне еще видеть не доводилось. А было интересно! Особенно, после того, как она лихо переделала чужие мужские сюртуки в миленькие женские платья.

Жена Домового повертела в руках какие-то одежки прежнего хозяина, внимательно на них посмотрела  и вдруг неожиданно подбросила  к потолку. Вещи не упали, а зависли в воздухе. Потом их окутало слабое голубовато-серебристое мерцание. Тетушка Бетти принялась махать руками, словно дирижировала невидимым оркестром.
 Повисшие в воздухе вещи закружились и стали изменяться на глазах!  Удлинялись рукава, менялся цвет, сами собой появлялись манжеты и вырастали новые пуговицы. И, наконец, они  плавно опустились в ловко подставленные руки тетушки.

- Господин Рональд, извольте переодеться.

Юноша просиял и кинулся выполнять приказ. Вскоре он вернулся в новеньких отглаженных брюках и белоснежной рубашке с кружевным воротником.

- Что бы я делал без вас, друзья мои! Итак, постараюсь отплатить вам за добро маленьким концертом.

Он пробежался пальцами по струнам. На этот раз мелодия была звонкой и озорной.

Сегодня, проснувшись, вставая с кровати, на пол опираясь какой-то ногой,

Внезапно замрите, подумайте "Кстати, нога-то счастливая, день-то какой!

И солнце сияет на правильном месте, и в нужном углу паутина висит…

- Что значит, паутина?! Она не может висеть в углу, тем более, в нужном!

Жена Домового вскочила и подбоченилась с возмущенным видом.

- Что же вы меня, маэстро, как хозяйку позорите?!

- Тетушка Бетти, это всего лишь аллегория!– попытался объяснить Рональд. Но старушка была неумолима.

- Эта ваша, как ее… аллегория ругательная и я прошу ее ко мне не применять!

- Прошу прощения, - юноша со смиренным видом опустил голову. – Сейчас я исправлюсь и спою совсем другое. Вы только смените гнев на милость и улыбнитесь, дорогая тетушка!

Рональд снова коснулся струн. Россыпь веселых аккордов наполнила кухню. Мне даже показалось, что по закопченным стенам побежали солнечные зайчики.

Улыбки могут блуждать по лицам, мирам и строкам,
Улыбки могут бродить с котами, или без оных.
Хотите знать, как хранить улыбку в пути далеком?

Послать бродяге привет в дорогу от губ знакомых?

Сияющие глаза музыканта искрились весельем. Но мне показалось, что про бродягу и дорогу, он спел чуть серьезнее, чем остальные слова песенки.

- Должно быть, юноше приходится немало странствовать, - неожиданно подумала я. – Жизнь человека искусства подобна стремительному горному потоку. Она бурлит и мчится, не замечая минувших дней. Иногда мечты разбиваются о подводные скалы. Но есть ли у этого потока тихая заводь, где можно отдохнуть и оглядеться? Есть ли дом, где любят и ждут, у нашего музыканта?

Но прямо спросить об этом Рональда я не решилась. И, подавив легкий вздох, продолжала восхищенно внимать его пению.

Домовые тоже разнежено улыбались и мечтательно вздыхали.
Когда песня закончилась, тетушка Бетти, смущенно потупив взгляд и покраснев, как школьница, попросила:

- А теперь бы того… о любви что-нибудь, господин Рональд.

- Можно, – кивнул музыкант.

Он внезапно посерьезнел.
Новая мелодия, сорвавшаяся с его струн, была тревожной и стремительной. Слышался в ней топот копыт, звучала боль внезапной разлуки и горький упрек, брошенный небу.

Между мной и любимым гора крутая.
Мы идем в эту гору и печально вздыхаем.

Тяжело подыматься, вниз идти легче.
Над горой облака, на руке колечко.

И сказал мне любимый: «Мы измучились оба.
Так дай же ты мне свободы немного».

«О какой свободе ты вздыхаешь, милый?
За горою крутой я тебя полюбила».

Фил шумно вздохнул. Бетти украдкой вытерла слезу. Даже малыш Лесли застыл, широко раскрыв глаза и внимая каждому слову. А у меня от волнения перехватило дыхание. Эти простые строки, Рональд выпевал с такой искренней печалью, что замирало сердце.

У меня в саду на чинаре ветвистой
До утра поет соловей голосистый.

На своем языке он поет соловьином
О том, как непросто быть на свете любимым.

А вот финал у песенки был совершенно неожиданным:

Между мной и любимым гора крутая.
Мы идем в эту гору и печально вздыхаем.

Но если кто-нибудь сроет эту гору крутую,
Мы камни притащим, построим другую!

- Да-а…- озадаченно протянул Домовенок, когда отзвучал последний аккорд.

- Выходит, препятствия только укрепляют любовь, так что ли?

- Не всегда, - вздохнул юноша. – Иногда люди сами строят между собой непреодолимые горы из лжи, взаимных обид или равнодушия. А потом долго и мучительно преодолевают эти завалы, пытаясь найти путь, к сердцу друг друга.

- А по-моему, это песенка о том, что когда у человека все хорошо, ему вдруг становится невыносимо скучно. И, чтобы вновь почувствовать себя живым, он согласен броситься в любую авантюру! Совершить любой подвиг! Да вот хотя бы перевалить через высокие горы, чтобы встретиться с любимой девушкой.

- Интересная версия,– Рональд озадаченно покачал головой – У вас необычный взгляд на мир, Джилл.