Когда каноэ возвращалось обратно, скользя по воде озера под ясным светом восходящего солнца, а Элис мирно дремала на моем плече, я вдруг вспомнил кое-что странное, что сразу бросилось мне в глаза в селении моих наших новых друзей. И спросил Антачи:

- Послушай, приятель, я правильно понял, что твой народ не умеет  плавить и ковать железо? В вашей деревне я не увидел ни одной кузницы.

  Он кивнул мне с привычно невозмутимым видом:

- Да. Дети Леса не владеют таким даром.

- Но я видел у вас множество вещей из металла! Ножи, пилы, топоры. Откуда же тогда все это?

  Антачи недоуменно пожал плечами, словно удивляясь  незнанию такой простой вещи:

- Люди Равнин дают нам железные вещи.

  Так я узнал о существовании еще одного людского поселения в этих диких местах.

И выяснил, что за опушкой леса находится большое село, где проживают земледельцы и хлебопашцы. Словом, местные крестьяне. Леса они чураются, но с «индейцами» охотно ведут натуральный обмен. Проще говоря, в назначенный день фермеры приносят на опушку хлеб, ткани и изделия из металла и оставляют их там. А потом забирают мех, шкуры и ягоды, собранные Детьми Леса. И так продолжается уже много десятилетий.

Насколько я понял из полного красочных эпитетов и метафор рассказа Антачи, когда-то это был один народ. Народ кочевников, что  бродили по бескрайним южным степям этого мира, а потом внезапно подались на север. Тогда-то и произошел раскол. Часть людей  решила осесть на земле и заняться хозяйством. А другая  часть  - подалась в леса. Постепенно жители равнины забыли о  кровном родстве с Детьми Леса. Стали считать их кем-то вроде леших или колдунов и стараться как можно реже иметь с ними дело. Но товары для обмена приносили на опушку каждый месяц, прекрасно понимая собственную выгоду. Сами же крестьяне в лес, если и заходили, то не дальше ближней поляны. Максимум – дров набрать и срубить пару деревьев на бревна для обновления избы.
Словом, классическая картина! Индейцы и фермеры. И если с первыми мы уже благополучно познакомились, то встреча со вторыми нам только предстояла. И она не заставила себя ждать! Произошло все, как водится, нежданно-негаданно.

  Однажды, пока Элис с девчонками из племени плескалась на озере, я решил прогуляться. И зайдя довольно далеко в чащу, услышал громкий шорох и резкий треск прямо у себя над головой. Рысь?! Я шарахнулся прочь от дерева. Но чей-то жалобный вскрик заставил меня обернуться и поднять взгляд.

Надо мной, вцепившись руками и босыми исцарапанными ногами в кривую ветку, висел мальчишка в рваной рубашонке. Он пискнул еще раз. Ветка треснула.

Я кинулся обратно, присел, широко расставив ноги и вытянув руки на уровне пояса. И поймал грохнувшегося с дерева пацаненка. Потом опустил его на землю и сам устало плюхнулся на мох, ощущая сильную встряску во всем теле. Черт! У меня даже, кажется, от напряжения кровь носом пошла.
Хлюпнув и высморкавшись, я спросил это блудное дитя страшным голосом:

- Ты чего это по деревьям шастаешь и на прохожих валишься, как спелая груша?! А? Отвечай, бандерлог юный!

  Мальчишка попятился. Таких ругательств он, видимо, не слыхал. Потом потупился и шепотом сказал:

- А вы меня не съедите, дяденька волшебник?

- Гм! Пожалуй, нет. Я только что хорошо пообедал. Кроме того, от чумазых детей у меня бывает сильная изжога. Откуда ты вообще взялся, неудачливый потомок Тарзана?

  «Потомок» почесал одной ногой другую, бросил на меня неуверенный взгляд, но, видимо, убедившись, что в качестве первого блюда он на мой стол уже не попадет, охотно затараторил:

- Так из деревни я, дяденька! Гусиные Пятки, что за холмом. Меня мамка за ягодами послала, а я заблудился. Ночью в лесу-то стра-ашно! То огоньки какие-то горят, то ухает кто-то. Я на дерево-то и залез. Невысоко, правда. Пояском подвязался, так ноченьку и скоротал. А утром слезть хотел, а лапы-то затекли, а тут  вы, дяденька волшебник, проходили…

- Постой-постой, не тарахти. Скажи хоть, как тебя зовут?

- Юлек! – с готовностью отозвался мальчишка.

  Был он, кстати говоря, довольно славный. Лет семи, светловолосый, вихрастый, с облупленным конопатым носом  и щербинкой между передними зубами.

 Разговаривая со мной, парнишка  то смущенно  теребил подол порванной в лоскуты рубашки, то поддергивал широкие, видно, купленные на вырост штаны.

- Гм! Юлек, скажи, а почему ты меня упорно волшебником величаешь?

  Он удивленно распахнул светло-карие, цвета жидкого чая глаза и растерянно протянул:

- А кто же вы? У нас в деревне все судачат, мол, появился на озере дом из ниоткуда. Не дом, а целый домище! И поселился в нем волшебник с молодой женой. Днем они притворяются, что живут, как люди. Едят, пьют, песни поют.

А ночью – зелья колдовские варят да заклинания творят… Дяденька, а вы меня точно ни в кого не превратите?

- Не превращу! - буркнул я, пытаясь понять, каким образом подробности моей личной жизни стали известны поселянам из какой-то далекой деревни.

  Уже нас с Элис поженить успели, надо же! Про зелья какие-то чушь плетут… Надеюсь,  местные пейзане не агрессивны, а инквизицию в этом благословенном крае, к нашему счастью, еще не изобрели.
Видя, что мальчишка смотрит на меня с ожиданием, я важно повторил:

- Ни в кого я тебя превращать не буду.

- А почему? – кажется, даже огорчился мой неугомонный собеседник.

- Волшебную палочку дома забыл.

- Жа-алко! А то я думал, весело было бы лягухой поскакать! Ну и шмелем полетать тоже неплохо.

- В другой раз! А пока что давай я тебя, юный крестьянин, доставлю пред светлые очи  родителей. В каком направлении твоя деревня находится, знаешь?

- Не-а!

- Ну, хоть в какую щеку тебе солнце светило, пока ты, отрок неразумный, по чащобе шатался, помнишь?

  Юлек слегка призадумался.

- Вроде, в левую.

- Ага, Сейчас сориентируемся!

  И я достал из кармана компас.
Вид пляшущей стрелки окончательно убедил мальчишку в моих «волшебных» способностях. Пока мы пробирались через лес, он преданно смотрел на меня, как видно, ожидая очередного чуда. Потом набрался смелости и спросил:

- Дяденька волшебник, а ты леших видел?

  Я даже остановился от удивления.

- Каких еще леших?!

- А таких, которые в чаще живут и на медведях катаются. Сами стра-ашные! Волосы зеленые, глаза горят и зубы – до полу. Мы им топоры носим, а они нам шкуры свои. То есть, не свои, конечно, а звериные.

  Я только вздохнул.
Вот вам и один народ. И всего-то несколько поколений лесных и равнинных жителей разделяет, а они уже друг о друге страшные сказки плетут. Хорошо если дурацкими сказками все и ограничится ! Впрочем, по счастью, в этом мире нет идиотов-правителей, которые сказали бы народу: ребята, все ваши беды, вон от тех чужаков.
Я с усилием прервал  невеселые мысли и решительно сказал:

- Видел я лесных жителей. Никакие они не страшные! Такие же люди, как мы с тобой.

  Юлек, конечно, мне не поверил. Насмешливо качнул головой и заговорил о другом. Под его беззаботную болтовню о деревенских играх, вредном соседе и строгой мамке, мы и подошли к деревне, носившей странное название: Гусиные Пятки. Впрочем, гусей в этом селении, и вправду, водилось много. Большие, упитанные, серые и белые, они, громко гогоча, высыпали нам навстречу, как только мы с Юлеком ступили на деревенскую улицу. «Обгоготав» нас  и выполнив свою роль служебных собак, пернатые спокойно разошлись и продолжили мирно щипать свою травку. А мы с мальчишкой пошли дальше. Деревня, судя по всему, была зажиточная, опрятная, с невысокими плетнями вместо заборов. На длинных жердях сушились  глиняные горшки, расписанные цветами и птицами. Солнце играло на их круглых боках.

Выскочили, откуда ни возьмись, две голенастые девчонки, поздоровались со мной, показали язык Юлеку, потом засмущались и брызнули прочь. Там и здесь в огородах маячили согнутые спины, где-то чинили крышу, и полуголые рабочие картинно сидели на ней верхом, взмахивая молотками. Хмуро покосился на нас встречный старик, удивленно вытаращился чумазый малыш, копошащийся на куче песка. Выглянула из подворотни рыжая собака, забрехала без особого рвения, потом чихнула и скрылась.
Я усмехнулся. Юлек шел, насупившись. Видимо, представлял, какая взбучка ожидает его дома.
Мы прошли уже половину деревни и свернули на околицу. Справа высились копны сена, слева – золотилось пшеничное поле, где горбились жнецы. Прямо – протекала небольшая речка. Ребятишки таскали карасей из ленивой, неподвижной, прозрачной до дна воды. Один из них - плотный темноволосый крепыш в красной шапке – выпрямился и крикнул:

- Эй, Юлек, где ты столько пропадал? Твоя мамка моей сказала - что по тебе хворостина  давно уже плачет!

  Мой спутник надулся и, не глядя на обидчика, громко сказал:

- А зато я в лесу настоящего волшебника нашел.

- Ну, это еще вопрос, кто кого нашел, - усмехнулся я.

  Юные рыболовы дружно посмотрели в нашу сторону.

- Вре-ешь! – выдохнул обладатель красной шапки.

- Не вру! Дяденька, покажи им ту штучку с волшебной стрелкой.

  Я вытащил из кармана компас. Пацаны уставились на него так,  будто перед ними  опустилась на траву  летающая тарелка последней модели.

- Дрожит стрелка колдовская-то, - испуганно прошептал кто-то из ребят. – Кажет что-то…

  Юлек победно задрал нос.

- То-то же! Поверили теперь? Это она мне путь домой указала.

  Неизвестно, сколько бы еще он хвастался перед приятелями, но тут из крайнего дома выскочила полная смуглая женщина в пестром платке и, всплеснув руками, побежала к нам:

- Чудище немытое! – голосила она на всю улицу. - Где тебя носило, песий ты сын?! А ну, или сюда, бродяга! Я сейчас тебя крапивой-то угощу!

  В руке у тетки зловеще покачивался огромный зеленый пук. Юлек охнул и спрятался за мою спину.

- Это дяденька волшебник! Тот, что у озера живет, – завопил в ответ мальчишка. - Он меня от леших спас и домой привел!

  Тетка остановилась. Окинула удивленным взглядом мой наряд, остановившись почему-то на ботинках. Потом выронила крапиву и испуганно прошептала:

- Простите, господин хороший. Я тут, пока этого бездельника ждала, последний разум потеряла.

- Да все нормально, - смущенно отмахнулся я. – Мальчик жив-здоров, только немного заблудился. Кстати, никакие лешие его и пальцем не тронули.

  Она  не обратила внимания на мои последние слова. Робко махнула рукой в сторону своей избы:

- Вы проходите, господин волшебник. Угощу, чем бог послал, уж не взыщите.

  В чистой светлой горнице хозяйка накрыла на стол. Поставила крынку с молоком, блюдце с медом и поднос с пышками. Юлек, поняв, что экзекуция отменяется, цапнул одну со стола  и умчался к друзьям на реку.

Почуяв запах свежей сдобы, я понял, что жутко проголодался. Пока  макал плюшку в тягучую золотистую жидкость, мать мальчика, подперши щеку локтем, певуче жаловалась мне на него и на жизнь.

- Сладу с этим паршивцем нет! Ежели  отец в поле, а я на хозяйстве, так и норовит в бега удариться. И как его только волки до сих пор не съели! Подумать только, всю ночь на дереве просидел! А если б ему кто-то из лешаков встретился?! Они ж говорят, малых детей в пеньки обращают!

  Я поперхнулся.  Прокашлялся и сказал наставительно:

- Почтеннейшая госпожа, почему вы так плохо думаете о лесных жителях?

Я знаком с ними. Это храбрые, честные люди.

  Хозяйка только отмахнулась:

- Вы волшебник, вам виднее. Да только, что хорошего можно сказать о тех кто, не садит жито, как добрые люди, а в самую чащобу вперился и бродит там незнамо зачем, ровно  медведь по малиннику? Нам испокон веку предки завещали от лесных подальше держаться!

  Мед, стекающий по моим губам, показался мне вдруг невыносимо горьким.

Я встал, пробормотал какие-то вежливые слова, попрощался и вышел.

 На душе было тошно. Мы с Элис попали в это странное место по «туристической» путевке, выданной нам Голубой Стрелой. Жили себе тихо, наслаждались тишиной и природой  и помыслить не могли, что и тут от дурацкой политики не спрячешься. Ну, смешались в кучу континенты и эпохи! Вроде бы, совсем – не страшно, зато познавательно. А тут дело опять войной пахнет…

Может, пока еще и не войной, а банальной дракой – но, кто знает – чем она закончится.  Начнут выяснять – чьи предки круче? И – кто в доме хозяин?

И пиши – пропало. Особенно, если кто мимо «кормушки» проехал. Что-то это мне напоминает? А, вспомнил: «Белые люди, если у вас нет потомков, отдайте свою недвижимость черным людям. Желательно тем, кто живет в нищете».

Ну, или «индейцы» - «поселянам». В какие жуткие, уродливые формы все это претворится, и до каких бездн дойдет искажение системы ценностей? Да и есть ли тут эти самые ценности?..