Идея «приютить и накормить» нам понравилась. И, бросив в свободную палатку мою гитару и его рюкзак, мы с Симоном поспешили к костру, от которого вкусно пахло борщом и гречневой кашей. Быстренько закинули внутрь все, что нам предложили, и торжественно понесли себя – сытых к озеру,  мыть посуду. От водоема нам навстречу с большим полотенцем в руках двигалась наша недавняя спутница, подобревшая после купанья.

- Поели? - спросила она, покосившись на тарелки, которые были у нас в руках. – Палатку выдали вам?
- Выдали, спасибо большое! – сказал Симон.- А то эта птичка певчая с одной гитарой сюда приехала. И он кивнул на меня.
- Что ж ты за барышней своей так плохо смотришь, что она без амуниции приезжает?
- А она не моя, – улыбнулся мальчишка. – Она тоже в лесу потерялась, как и вы… 
И он слегка замялся, не зная ее имени – отчества.
- Елизавета Петровна я, – сказала тетенька и протянула ему руку.
- Я - Симон. А она – Маргоша.
- Вот и познакомились! Идите, купайтесь – вода чудесная!

  Но в озеро мы не полезли. Во-первых, съеденная в безумном количестве гречка тут же утянула бы нас на дно. А во-вторых, никаких купальных принадлежностей мы с собой не взяли. Поэтому просто оттерли песком тарелки, полили из них себе на головы прохладной водички и помыли руки.

- Пойдем по кострам? Послушаем, что поют?

- Я бы пошла – но лапы жутко устали, – пожаловалась я.
- А ты сними кеды и по мелководью поброди – помогает. А я пока на берегу посижу – или полежу. Посуду посторожу и тебя заодно. Люблю я на небо смотреть!

  Симон улегся на травке, подложив руки под голову, и уставился в облака…

  Я с удовольствием пошлепала босыми ногами по влажному песку, по теплой, как парное молоко, прибрежной водичке, чувствуя, что занемевшие ноги постепенно отходят. Потом плюхнулась на песок рядом с Симоном и тоже уставилась в небо. Догорали последние краски заката, на горизонте гасла алая полоса, а выше, в зеленоватой глубине уже зажигались первые звезды.

- Красиво, - вздохнула я. - В городе таких звезд не увидишь.

  Симон молча кивнул. Мне тоже расхотелось говорить, хотелось лежать на теплой, прогретой за день земле долго-долго и смотреть в небо. Все мои прежние тревоги, слезы, волнения вдруг  действительно показались "детским садом". Я попробовала подумать о Повелителе Часов, но воспоминание оказалось каким-то размытым. Да был ли вообще этот контракт? Может, я просто упала в набитом автобусе и стукнулась головой, а все, что было потом - галлюцинация?

- Не хочу об этом думать! - твердо решила я. - И вообще, я приехала на фестиваль  первый раз в жизни! Что я тут разлеглась и размышляю, как древнегреческий философ? Все, надо вставать и идти по кострам, слушать песни, радоваться жизни. А, может, мне и самой посчастливится спеть?

  Я вскочила с травы и отряхнула джинсы. Симон тоже поднялся.

- Пойдем, послушаем песни! Мы ведь за этим сюда приехали.

  Тем временем, закат совсем догорел. В синей наступающей темноте  уже повсюду пылали костры, слышался перезвон струн, смех, оживленные голоса.

- Пойдем... - мне показалось, что Симон чуть заколебался. - Да, пойдем, хотя сейчас мне очень надо найти одного человека.
- Так может ты там его и найдешь! Он бард?

 Симон чуть улыбнулся:

 - Он... Менестрель.

  Красивое слово из средневековья  удивило меня. Ну, и ладно, откуда я знаю, как у этих бардов принято друг друга называть. Может, менестрель - это уважительное прозвище, вроде как сэнсей. Во всяком случае, звучит хорошо.

- Менестрель или мейстерзингер, -  я тоже решила блеснуть средневековой терминологией,  - если он сюда приехал, то точно поет у костров. Пошли скорее!

  И мы двинулись на манящий оранжевый свет. По дороге я кое-что вспомнила:
- Слушай, а кто такой Вальтер? Это ты его песню пел?

  Симон на мгновение замедлил шаг.

- Да, - ответил мальчик после короткой заминки.
- Он тоже... менестрель?
- Он... да тоже, а еще он... волшебник

  Я бы приняла последнее слово Симона за шутку, если бы не странные события,  произошедшие со мной совсем недавно. Легкий морозец пробежал по коже, и я, чтобы стряхнуть наваждение, постаралась рассмеяться как можно беспечнее.

- Вот, значит, какие у тебя друзья! А можно мне с ним познакомиться?

  Симон посмотрел на меня внимательно, без улыбки, и тихо ответил:

- Его уже нет... на Земле.

  Меня мгновенно обжег стыд. Щеки вспыхнули, хотя в темноте этого не было видно. Дура, ой, дура болтливая!

- Прости меня, Симон. Я не знала...
- Ничего. Смотри, мы уже пришли.

  Вокруг жарко горящего костра сидели на пеньках, на раскладных стульчиках, а то и просто на траве мужчины, женщины, дети. Некоторые приветливо обернулись к нам.

- А, ребята, подходите. Хотите чаю?

  И чьи-то руки из темноты протянули нам кружки и пакет с сухарями. Я взяла свою и оглянулась на Симона.

Он сидел на траве, закусив губы,  словно ничего бы не замечая.  Пламя костра отражалось в его повлажневших глазах.

- Он плачет? Господи, да что случилось-то? Это все я виновата, идиотка! – мысли заметались в моей голове, как шальные птицы. – Вечно со своими вопросами лезу!

  Впрочем, кроме меня никто ничего не заметил. Потому, что народ уже начал петь песни. Это у них называется: «Гитара по кругу». Когда каждый, кто умеет держать гитару в руках, поет по очереди. Свое или чужое. А потом, передает инструмент сидящему рядом.

Где-то наверху поднялся ветер и послышался далекий раскат грома. Но никто не обратил на это внимания. Разве что совсем мелкие детишки из нашего круга постепенно исчезли.
Все сидели и внимательно слушали. И только я едва не подпрыгивала на месте с единственной мыслью – успею ли я спеть прежде, чем пойдет дождь?

- Дайте девочке гитару! – улыбнулся сидящий напротив бородатый мужчина в такой же точно, как у меня клетчатой рубашке. – Спой, деточка! А то эти зубры добровольно никогда инструмент не отдадут!

  Предыдущий поющий недовольно забурчал. Но ему быстро объяснили, что все поют по две песни, а у него эта – пятая по счету. И  что он просто нагло воспользовался процессом укладывания детей спать.

Я лихорадочно соображала – что же выбрать? Но потом успокоилась и начала ту, с которой когда-то победила на конкурсе. – «Девушку из таверны».

 «Любви моей ты боялся зря – не так я страшно люблю…»

  Народ заулыбался. А кое-кто даже приобнял свою подружку.

- Хорошо поешь – чистенько. И душевно. Кто бы мог подумать, что такие пигалицы что-то в любви уже понимают?

  Сидевший рядом Симон хмыкнул, и взял у меня гитару.
 - Мы много чего понимаем.

Пробежался по струнам быстрыми пальцами и уверенно запел.

- Мы упали с небес, как ангелы, для балласта глотнув свинец,
 Развернув автоматы наголо, каждый - памятник и птенец.
 Про себя напевали песенки, из обрывков судьбы сложив,
 Не надеясь дожить до пенсии - мы тогда понимали жизнь...

Все смолкли. Только ветер раскачивал сосны да сыпал на нас старую хвою.

Потом кто-то из сидящих вокруг костра начал тихо ему подпевать:

- Мы летели, как одуванчики, через небо наискосок,
Не мужчины - но и не мальчики - в свой пожизненный марш-бросок…

   А потом песня закончилась, и начался дождь – как будто само небо заплакало о погибших героях. И люди бросились к палаткам. На ходу убирая все, что может промокнуть.
Мы тоже последовали их примеру. В палатке, кроме гитары и рюкзака обнаружились две пенки, лампа и один спальник. На лампе висела записка:

- Спальник, к сожалению, один. Если замерзнете – можете спать в машине – она открыта.

- Может, сразу в машину пойдешь? – спросил Симон.

- Еще чего! – фыркнула я. – Я же в палатке не спала ни разу!

- Да уж – пятно в биографии. Ладно, наверстывай упущенное. Вот тебе еще и мой спальник. И пенки подстели две – так теплее будет.

- А ты?

- А я у костра под тентом посижу. А потом в машине лягу. Там и без спальника тепло. И куртка у меня есть. Давай, я гитару тоже отсюда заберу.
- Ну-у,– протянула я недовольным голосом. – А вдруг я одна спать боюсь?
- Лучше бойся того, что маменьке доложат – если ты не одна тут будешь.
- Зачем?
- Ну, откуда я знаю – зачем? Люди всякие попадаются. И на фестивалях в том числе.

  Я все еще хлопала глазами, не слишком понимая – о чем доложат?

Симон посмотрел на меня и рассмеялся.

- Ну, ты дурища! Ты же – девочка, а я – мальчик. Что непонятного-то?
- И что – что мальчик? Я еще маленькая – и в этом смысле мальчиками не интересуюсь.
- Я-то вижу. Только ты домашним своим потом объясни, попробуй – чего мы с тобой в одной палатке делали? Все, давай мне гитару и я пошел.

 Он забрал гитару, погасил лампу, застегнул молнию на палатке и исчез.

А я попыталась заползти в спальник. Но «не тут кобыла» - как говаривали герои моей любимой сказки.Разобраться со всякими там «молниями», липучками и прочими веревочками в темноте я так и не смогла, поэтому легла на один спальник, а другим укрылась.

Дождь негромко барабанил по палатке – словно просился внутрь, как нагулявшийся кот. Сквозь стук капель было слышно, как неподалеку Симон тихонько перебирает струны. А гитара то плачет, то смеется в его умелых руках.

- Не буду больше ни о чем его спрашивать, – успела подумать я и провалилась в сон.

  Я проснулась от тишины. Никто уже не пел, не разговаривал, не трещал сучьями. Даже дождь замолчал. И уже не скреб по палатке мокрой лапой  – казалось бы – спи да спи! Так нет же!
Я вспомнила, как бабушка будила меня в школу – только что не поленом. А я умудрялась засыпать то в ванной, то за чашкой чая, то в еще более интересных местах. Кстати, о местах. Раз уж меня в такую рань подняло, пойду, поищу «где тут у вас»? Даже, если не найду заведение, то выручат кусты - по ним в такую рань никто не шарится, и меня не застукает.

Я натянула кеды, обнаружила, что ветровка аккуратно сложена у выхода, надела ее и полезла из палатки. Благополучно нашла все, что искала. И решила прогуляться к озеру. Благо тропинка, ведущая к нему, практически высохла. Песок  жадно выпил всю воду, и я могла гулять по дорожке в кедах, не опасаясь промочить ноги.

Над озером еще стоял туман. И оно было невероятно красиво в этой серовато – голубой, полупрозрачной дымке. Я спустилась к воде, полюбовалась на снующих в ней маленьких рыбок, и уже собралась вернуться на стоянку, как услышала чьи-то голоса. Посмотрела в ту сторону и увидела Симона, сидевшего на поваленном дереве спиной ко мне. И сначала подумала, что он разговаривает по телефону.
- Так ты не знаешь, куда он мог деться? Мы с ребятами так и не смогли с ним связаться.
- Не знаю, Шмуль. Я давно с ним не разговаривал. Может быть Командору что-нибудь известно?

- Нет. Он тоже ничего не знает. И волнуется.
- А ты сейчас с ним?
- Нет. Я в Нижнем Мире. На Синих озерах. И твои песни на них помнят.
- Что ж тут удивительного? Фестиваль - то известный. Наверное, многие до сих пор приезжают. Из прежних. Они и помнят.

  Я повертела головой, ни черта не понимая! Мужской голос раздавался рядом с мальчишкой, но я не знаю ни одного мобильника с такой «громкой связью». Да и с ним ли разговаривают? Он же – Симон! А тут какого-то Шмуля вспоминают. И Командора.
- Но ведь двадцать лет прошло! – почти крикнул Симон.
- Ну, значит, хорошие песни получились!  - насмешливо и словно с той стороны небес ответил ему смутно знакомый голос. – Все, дружок, мне пора – у нас тут штормит немного. Удачи тебе!

  Жутко хотелось понять – что происходит. Но я же пообещала себе ни о чем его больше не спрашивать! Поэтому попыталась тихо ретироваться, но тут же наступила на какую-то ветку и она предательски хрустнула под ногой…

Симон обернулся. Никакого телефона в его руках не было. То, что он быстро убрал в карман, было скорее похоже на часы или браслет. Я успела увидеть, как блеснули в первых лучах солнца зеленые камешки.

Не знаю, что было написано на моем изумленном лице, но мальчик только улыбнулся и покачал головой.
- Привет, ранняя птичка! Похоже, что сейчас тебе настоятельно надо пойти со мной.
- Куда пойти? – растерянно спросила я.
- Купаться. Холодная вода замечательно возвращает голову на место!
- Но…
- Никаких «но»! Тут сейчас никого нет, и вряд ли кто-нибудь появится здесь в ближайшие полчаса: все еще спят. Ты идешь в одни кусты, я – в другие. Когда ты надумаешь вылезти из воды, я отвернусь. Просто не забудь об этом сказать.
- Я быстро вылезу, – мрачно сказала я. – Можешь сразу отвернуться. Не люблю холодной воды!
- Значит, придется потерпеть. Другого средства я не знаю. А на вопросы отвечать пока не могу. Извини.

  О, да! Холодная – точнее сказать, ледяная вода – это замечательное средство! Но, пардон за мой французский, совершенная задница! Когда я с визгом пулей выскочила из воды, мне было уже все равно – смотрит на меня кто-нибудь или нет. Стуча зубами, я быстро натянула на мокрое тело рубашку, надела сверху ветровку, с некоторым раздумьем покосилась на грязные ноги и, прихватив кеды и джинсы, выползла из кустов. А этот ненормальный остался плавать…

Я бросила штаны на то самое поваленное дерево, на котором недавно сидел Симон, и принялась, как угорелая,  бегать по холодному песку в тщетной надеже хоть немного согреться и обсушить задние лапы.

- Пасуй! – раздался веселый голос. И к моим ногам выкатился непонятно откуда взявшийся полосатый мячик.
- Минуточку! – крикнула я, отбивая мячик, и, схватив кеды, поставила их на расстоянии метра друг от друга. – Это ворота. Попробуй, попади!

  Мы немножко поиграли в футбол – причем гол мне забили только один. И тот - только потому, что я на секунду отвлеклась на невесть откуда взявшегося рыбака. Который, гадюка, появился из тех самых кустов, в которых мы раздевались. Как же он там тихо сидел, что мы его не заметили?!
Впрочем, наплевать. Будем жить по принципу – «мужик, я тебя не знаю!»

Но играть больше не хотелось. Хотелось горячего чая и чего-нибудь пожевать. Голова вернулась на место, ноги слегка обсохли и я пошла одеваться. Симон сидел на дереве и шнуровал ботинки. Причем сидел на моих джинсах.

- Позвольте, юноша, – сказала я, бесцеремонно выдергивая из-под него свою шмотку. Изо всех карманов тут же посыпалась мелочь и прочие медиаторы со спичками и резинками для волос. А потом по песку прямо к ногам мальчишки покатилась пуговица с часами.

Царица небесная! Откуда она взялась?!

- Интересная штучка. Где-то я уже видел нечто подобное. Скажи, «дорогая передача», ты мне ничего больше рассказать не хочешь?
- Нет! – я с возмущением вскинула на него глаза. «Ты же мне ничего не рассказываешь»! – хотелось крикнуть мне, но я промолчала. И только выдохнула – Не хочу.
- Ладно. Тогда пошли в лагерь – вздохнул Симон. – Есть уже хочется.

И мы поплелись на стоянку.