Елизавета Петровна сидела на корточках возле кострища, тщетно пытаясь разжечь огонь.

- Вот, не горит – жалобно сказала она. – А так с утра кофе хочется…
- Ща все будет! – усмехнулся  Симон и по-хозяйски отодвинул тетеньку в сторону.
Потом нагнулся к костру и что-то ему сказал .Немного поколдовал над сырыми дровами, и буквально через несколько минут к небу потянулась тоненькая струйка дыма.

- Да ты волшебник! – улыбнулась наша попутчица и спасительница.
- Я – не волшебник. Я только учусь! Точнее, кое-чему уже немного научился, – ответил ей мальчик и тоже улыбнулся.

 А потом мы ели холодные котлеты с черным хлебом и запивали их восхитительным горячим кофе со сгущенкой. Жизнь явно налаживалась! И я взирала на Симона уже не слишком сердито.

- Так – сказала Елизавета, посмотрев на часы и с сожалением отставляя в сторону кружку. – Мне через час надо быть на «прослушке». Так что пора народ поднимать. У вас-то какие планы? В конкурс идете?

- Она идет – кивнул на меня мальчик. – А я лучше на хозяйстве останусь.
- Но ты же в «гостевом» концерте споешь что-нибудь? Я вчера тебя слышала. Мне твои «Одуванчики» очень на душу легли.
- Они не мои. Они – Валькины.
- Откуда ты их знаешь? – спросил вчерашний дяденька в клетчатой рубашке, подходя к нашему костру и высыпая на стол мешок пряников.
- Мне их пел… отец,  – ответил Симон.
А мне показалось, что он чуть не ляпнул: «Вальтер».
- Правильный у тебя отец, – вздохнул дяденька. – И ты тоже. У тебя в песне все акценты верно расставлены. И даже голос чем-то похож.

  Голос похож! Так вот почему на озере мне показалось, что я знаю того, с кем Симон разговаривает!  Он, что – говорил с Вальтером? Но его же – нет?!

 Пожалуй, срочно следует повторить водные процедуры! А то на «прослушке» я все слова забуду. И аккорды заодно…

- Через час начало? – почти равнодушно поинтересовалась я. – Можно я пока на озеро схожу?
- Конечно! Полотенце в машине возьми! Я бы тоже с тобой сейчас туда прогулялась, но бежать надо.

И Елизавета вихрем унеслась куда-то в недра фестивальной поляны. А я опять потащилась к озеру… Нашла в прибрежных кустах какой-то укромный уголок, развесила шмотки и полезла в воду. На этот раз я даже поплавала. Потом постояла на солнышке, дожидаясь пока обсохну.

Наличие (или отсутствие) любопытных рыбаков меня уже совершенно не заботило. Я завернулась в Лизино полотенце, собрала свои вещички и пошла обратно. А что? Тут все так ходят! Да и одеваться в палатке гораздо удобнее.

  Симон хозяйничал у костра и даже не смотрел в мою сторону. Что ему на меня смотреть? Он же понял, что я о чем-то догадалась. Очень личном и совершенно лишнем.

  Я полезла в палатку одеваться, чтобы потом идти по своим делам. Но снова начала думать про Вальтера. Кто он? И где теперь? И как мой странный дружок с ним говорил? У него же не было телефона, только эта непонятная штучка с камушками. Голова, которая вроде бы стала на место, опять пошла кругом, а по спине пробежал холодок. Да что ж такое  здесь происходит?!
 От нелегких раздумий меня отвлек голос Симона:

- Ну чего ты там застряла? Вылезай! Вот гитара, я ее уже настроил. Давай, быстренько репетируй  и иди занимать очередь на «прослушку». А то знаю я эти фестивали: если в первых рядах не пройдешь, то потом будешь до обеда торчать возле мастерской. А то и до вечера…

 Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Все! Хватит с меня дурацкой мистики! Сейчас главное - конкурс. И если у меня получится дойти до финала, это будет - счастье! Ну, а уж если удастся одержать победу...
Тогда я, пожалуй, наберусь смелости, и расспрошу Симона о том, что слышала сегодня на рассвете. Только осторожно, чтобы опять его не расстроить.

  Симон оказался прав. Не успела я распеться и разыграться, как вереница людей потянулась мимо меня к полосатому навесу, под которым сидели мастера. Торопливо схватив гитару, я бросилась вслед за ними.
В высоком жюри присутствовали  уже хорошо знакомая мне Елизавета Петровна, здоровяк в клетчатой рубашке и пожилой мужчина благообразного вида с длинными седыми волосами. Густые, кустистые брови и крючковатый нос делали его похожим на филина (или на Гэндальфа  - мелькнула краем сознания мысль).

  Первый конкурсант уже расчехлил гитару и начал что-то петь про костер и палатки. Елизавета внимательно его слушала, положив подбородок на подставленную ладонь. Здоровяк скептически хмурился. А Гэндальф сидел, чуть склонив голову и время от времени делал какие-то пометки на листке бумаги. Выслушав свою порцию советов и критики, конкурсант удалился,  и его место заняла симпатичная молодая пара - юноша с гитарой и девушка с блок-флейтой. Вот тут меня начало ощутимо потряхивать от волнения, потому что парень играл, как Пако де Лусия, а его спутница пела  еще лучше, чем ее флейта...

  Мастера одобрительно переглядывались, кивая и улыбаясь, а мне захотелось сбежать отсюда как можно дальше. На что я собственно рассчитываю? Это вам не районный ДК! К тому же, для полного счастья,  я, наконец, вспомнила, где недавно видела этого Гэндальфа.  По телевизору на концерте, посвященном памяти Булата Окуджавы!
 Ой, все, надо бежать от этих профессионалов. Что я тут вообще делаю со своими интернет - уроками игры на гитаре и несколькими занятиями в нашем ДК?

Стараясь съежиться и казаться, как можно более незаметной, я сделала один шаг, второй, выскочила из очереди и тут же на кого-то налетела.

- Ты что же это? Струсила?!

  Мой странный друг был не на шутку рассержен, его карие глаза пылали негодованием.
- А ну, марш в конкурс! - он схватил меня за руку с явным намерением подтащить прямо к столу жюри.
- Да не пойду я. Ну, что мне там делать? Посмотри, какие там крутые исполнители собрались, - бормотала я, краснея и чуть не всхлипывая.
- Иди, - Симон отпустил мою руку и неожиданно мягко улыбнулся. – Ты ничем их не хуже. Я же слышал, как ты пела ночью.
- И что?
- У тебя глаза сияли. Пой  так,  как ты пела тогда, и ничего не бойся. А еще помни, что гитару надо брать в руки, только если сам горишь.

С этими словами он тихонько подтолкнул меня к столу жюри, где как раз освободилось место.

- Господи, что же мне петь-то? – успела подумать я, падая на вовремя подставленный стул. Потому, что ноги меня почти не держали.
- Не волнуйся, Маргоша, – ласково улыбнулась мне Елизавета. – Лучше расскажи нам о себе. Ты – успокоишься. А нам понятнее станет – кто перед нами?
- Я – Рита Бобровская. Мне пятнадцать лет. Я заканчиваю девятый класс. И очень люблю петь. Но я, наверное, скорее исполнитель, чем автор.
- Занимаешься где-нибудь? – спросил клетчатый дядечка. – Матвееву ты вчера хорошо пела.
Я отрицательно покачала головой:
– Не успеваю. Экзамены на носу. Так – хожу иногда в ДК. Но там больше слушаю, чем пою.
- А сама, значит, тоже пишешь? – спросил Гэндальф, не давая мне возможности отвертеться. - Я бы с удовольствием послушал.
 И я запела. Думая о тех самых порталах и калитках, в наличии которых прежде немного сомневалась.

- Ни границы, ни портала, ни калитки -
 Эта сказка появилась ниоткуда.
Плюшевое солнышко на нитке
Освещает маленькое чудо:
Разноцветный мир, где возле речки
Расцветают желтые ромашки,
Пляшут из соломы человечки
В расписных оранжевых рубашках.

И зовут нас в сказку за собою
Желтые квадратики дороги.
Посмотри, приходят к водопою
Динозавры, львы, единороги.
Посмотри, под ветром закружились
Пестрых мельниц радужные крылья.
 Солнечные зайчики ожили
 И бегут в клубах волшебной пыли.

 Ни границы, ни портала, ни калитки -
 Серый дом, забор в потеках краски.
 Плюшевое солнышко с улыбкой
 Освещает на асфальте сказку.

  Я пела, почти не волнуясь, и тихо улыбаясь своим мыслям. Пела, будто разглядывая привычный мир сквозь грани волшебного кристалла. Слушая, как флейта вдруг подхватила мою нехитрую мелодию, расцвечивая ее всеми цветами радуги. Пела, вспоминая утренний туман над озером и ночной стук дождевых капель по моей палатке.
А когда закончила, то поразилась наступившей тишине. И тому, что вдруг увидела отражение своей песенки в широко распахнутых глазах Гэндальфа.

- Если ты – не автор,  то я – испанский летчик! – удивленно произнес он.

И все рассмеялись. А я поспешно юркнула за спины конкурсантов и со всех ног понеслась на стоянку. Забралась в палатку, нырнула в спальник и мгновенно уснула.
Часа через два я рискнула высунуть наружу свою заспанную мордочку. И обнаружила за нашим столом отобедавшее жюри в полном составе. Попыталась юркнуть обратно, но не успела.

- Иди сюда, Бобренок, – ласково позвала меня Елизавета. – Борщ стынет!

Я скромно притулилась на самом краешке лавки и, не поднимая глаз, тихо возила ложкой в тарелке.
- Ну, что, друзья, разбудим эту спящую принцессу? – хитро улыбнулся Гэндальф, оглядев всех присутствующих. Те радостно закивали ему в ответ.
- Так вот, принцесса Маргарет – ты у нас не просто во втором туре. Ты – в финале! Так что можешь искать себе наряд для завтрашнего концерта! А мы пошли работать – там еще пол-леса желающих прослушаться!

 И высокое жюри резво ускакало в сторону полосатого навеса. А я осталась сидеть на лавке – дура-дурой!  Все еще не веря, что я – в финале…

- Эй, принцесса, очнись! – весело сказал Симон, садясь рядом и обнимая меня за плечи. – Вот видишь, как все замечательно! Такое вообще не принято говорить – до финального концерта. Но ты им, видимо очень приглянулась!

  Я по-прежнему сидела в полном обалдении, даже не замечая, что меня обнимает мальчик, который мне нравится. В другое время я бы этому порадовалась – потому  что с мальчиками у меня все было сложно.Но сейчас я все время возвращалась к мысли о том, что собиралась у него спросить. Если выйду в финал.

- Напрасно ты так радуешься, – тихо сказала я, продолжая размешивать в тарелке недоеденный борщ.
- Почему?
- Потому, что я обещала себе, что при удачном раскладе, решусь задать тебе несколько вопросов. И не думаю, что ты придешь от них в восторг.
  Симон помолчал, потом встал и пошел убирать со стола посуду.
- Хорошо. Я на них отвечу, если смогу. Но и тебя тоже кое о чем спрошу. Только потом. А сейчас доешь, наконец, этот злосчастный борщ!

  Я, вздохнув, поднесла ложку ко рту. До меня, наконец, дошло, как жутко я проголодалась после всех этих конкурсных дел! Просто, когда я расстроена или волнуюсь, мне кусок в горло не лезет. Но сейчас-то чего подпрыгивать? Тут бы радоваться, что сразу в финал вышла, а я опять придумываю себе какие-то проблемы! Так, спокойствие на лицах! Надо быстро доедать, да идти гулять по поляне, любоваться природой, слушать – чего народ по кострам поет. Тем более, что до вечера еще далеко!

- До вечера далеко! - в такт моим мыслям отозвался Симон, забирая пустую тарелку. - Ну что, идем гулять?

 И мы пошли. Теплый солнечный день казался бесконечным. Мы успели еще раз выкупаться в укромной заводи, походить по мастерским и послушать других конкурсантов. И уже возвращались к себе на стоянку, когда у костра, я увидела знакомого парня и девушку с флейтой.

- Давай подойдем. Интересный дуэт.

 Симон согласно кивнул, и мы подошли поближе. Парень тронул струны гитары, а его подружка поднесла к губам флейту.
Музыка была красивая и странная одновременно.  Нежная, задумчивая и тихая мелодия в ритме вальса. Но  вдруг в ней послышались и тревога, и тоска одиночества, и отчаянная надежда. А зазвучавшие слова просто заставили меня замереть на месте!

- Скрипит поселок дачный обшивкой корабельной,
 На соснах, как на мачтах - огни святого Эльма.
 И, если хочешь к звездам - нам будет по пути.
Тебе еще не поздно на палубу взойти.

  Слезы навернулись у меня на глаза. Мелодия флейты взлетела вверх и растаяла. Народ радостно зашумел, зааплодировал. Симон тронул меня за плечо.

- Пойдем. Через пятнадцать минут - начало гостевого концерта.
- Как начало? Уже?! Тогда надо срочно бежать за гитарой. Ты же в нем поешь!

- И ты – тоже! – крикнула мне  Лизавета, пробегая мимо.
- Я пою? Я-то, откуда - гостья?
- Из Будущего! – засмеялась она и умчалась к сцене.

  Господи! А я не распетая, не разыгранная, не причесанная, в конце концов!

Тут, словно по заказу налетел сильный порыв ветра, превратив мою и без того сомнительную прическу в воронье гнездо. Потом набежали облака, закрывая клонящееся к горизонту солнце. Я поежилась и обхватила себя руками.

- Бежим! - скомандовал Симон. – Ты за ветровкой, а я – за гитарой!

Когда мы примчались к Главной сцене, было уже почти темно. Симон сунул мне в руки гитару.
 - Разыгрывайся, распевайся и - ничего не бойся!

  Тут из темноты возникла Елизавета.

- А, оба здесь! Какая удача! Назначаю тебя, юноша, разводящим за сценой. Будешь искать заплутавших в сумерках бардов. Бобренок, удачи!

 И убежала, утащив за собой Симона.
Гости уже подходили к сцене. Я отступила в сторону, пытаясь собраться с мыслями. Состояние было примерно такое же, как утром на мастерской.

- Боже мой, про эту сцену легенды же ходят! Кто на ней только не пел! А кто - я? А если я запутаюсь в аккордах? А... а что мне вообще петь?

 Да, это был вопрос! Опять - свои «Порталы и калитки»? Или – Матвееву?

Но мне  очень не хотелось повторяться. В растрепанных чувствах, я села на какой-то пенек и попыталась взять несколько аккордов. Пальцы скользили и срывались. Внезапно  чья-то рука легла  на мое плечо.

- Волнуетесь, принцесса Маргарет? - Гэндальф внимательно и ласково смотрел на меня своими пронзительными глазами.
- Да вот, - пробормотала я. - Что петь - не знаю.

- Мой вам совет, - голос мэтра зазвучал с властной, но доброй, точно у  настоящего мага, силой. - Не пойте то, что вы знаете лучше всего. Не пойте то, что сразу понравится зрителям.  Пойте только то, что  звучит сейчас в вашем сердце.

 И тотчас же я услышала свою фамилию. Фига себе! Я еще и концерт открываю! Не чуя ног, я начала подниматься по крутой лесенке на сцену.

Что же звучит в моем сердце?
Доски скрипнули под ногами, как .... палуба корабля! "Тебе еще не поздно на палубу взойти", – эхом отозвалось в памяти.
И тогда я поняла, что  буду петь.

Свет прожекторов бил в лицо, совсем, как в знаменитой песне Высоцкого. А темнота вокруг сцены, прорезанная кое-где светом фонариков, показалась мне космической бездной.
Но пальцы уже уверенно легли на струны, и первый аккорд прозвенел отчаянно и призывно.

- В разрыве туч - осколки молний, стонут мачты!
 Меня, свободную, запомнив, слез не прячь ты.
 Пронзает темень Южный Крест, летим по волнам,
 Тебе - на Норд, а мне - на Вест, так суждено нам!

 Песчинка Времени в часах, как сердце бьется,
 Зеленый луч на паруса из волн прольется.
 Встает ли риф наперерез иль гладь лагуны,
 Тебе навек - огонь небес, мне - эти струны!

  И не было больше ни сцены, ни темноты вокруг! Бушевал шторм, звенели снасти, но парус наполнялся ветром, и корабль летел над самыми вершинами мутных пенистых валов. А мой голос сливался со звоном струн и тоже летел над волнами, туда, где у черты горизонта, шторм утихал, и уже разливалось золотое сияние зари…
Я опустила руку. Темнота помолчала, а потом вдруг взорвалась криками "Браво!" и аплодисментами.

Как я спустилась со сцены, не знаю. На минуту мне показалось, что сначала с нее упала гитара, а потом – я. Опомнилась только, когда обнаружила, что с одной стороны меня поддерживает Лизавета, а с другой - здоровяк в клетчатой рубашке. И они бережно опускают меня на пресловутый пенек.
- Все, нормально, - приговаривала Лизавета. - Переволновалась девочка, с кем не бывает.
 Я вымученно улыбнулась и тут увидела Симона. Он стоял чуть поодаль и смотрел на меня. Но как смотрел! Широко распахнутые карие глаза на бледном лице казались почти черными, а во взгляде смешались и изумление, и радость, и боль... Ох, да что это с ним? Я опять влезла куда-то не туда?!
- Симон! - осторожно позвала я.
Он медленно подошел, не отрывая от меня  странного взгляда.
- Я слышал, как ты пела, - тихо сказал мальчик. - Ты была похожа на Ларри.

  Царица небесная! Утром – Вальтер и Командор. Вечером – Ларри. Да кто же они все? И кто ты – Симон? И – откуда?!

Но, я ни о чем не успела его спросить. Потому, что дела фестивальные сейчас были важнее – и он умчался, растворившись в темноте леса…