Без предисловий приступлю к делу. Без предисловий – потому что вечный спор между критиком и автором штука настолько известная, что ее нечего освещать лишний раз.

Итак, мы имеем стандартную ситуацию. Автор написал рассказ (или нарисовал картину), где, с точки зрения критика, допустил ошибку. Последний ему указывает на эту ошибку. Автор говорит, что так задумано. Критик отвечает: выглядит плохо, исправь. Автор не хочет исправлять, потому что на его взгляд это выглядит хорошо. Критик сердится: ты сам просил критики! Автор отвечает: я не просил критики именно об этом, критикуй другое! Критик орет: да ты споришь все время, чего тебя критиковать? Разгорается конфликт.

Кто здесь прав, а кто виноват?

А вот конкретно, в чем загвоздка? Автор просил покритиковать его произведение. Критик придрался к чему-то, что было в произведении специально задумано, счел это ошибкой. Кстати, если думаете, что речь идет о неопытных интернет-критиках, то вспомните хотя бы историю Модильяни, которого так доканывали придирками, что он, по легенде, утопил в Сене несколько своих скульптур, которые и лежат там до сих пор. Были ли это недальновидные критики? Или они были правы, а из Модильяни искусственно сделали культ?

Что ж, как поклонница Модильяни, я не хочу обсуждать Модильяни. Тем более, что мое наблюдение о причине конфликта, касается не его одного.

Конфликт можно выразить в трех последовательных пунктах со стороны критика:

1. Ты просил критики. 2. Я постарался и предоставил критику. 3. Ты мою критику отверг, но требуешь новой.

И вывод:

Ты не приемлешь критику, ты ее недостоин, не требуй.

Действительно ли автор отвергнувший критику одной части произведения, не имеет права просить критики по другой части? Является ли он на основании того, что отверг один вывод, «конфликтным, не приемлющим критику»? Мое мнение: нет!

И вот почему.

Во-первых, критик, который обижается на то, что его мнение отвергнуто, не является нормальным критиком вовсе. Его не должно задевать то, что автор не хочет признавать его мнение. Ведь какое дело критику вообще до того, что его мнение отвергли? То, что пишет, рисует, создает автор – это проблема автора. Он обращается к критику за предупреждением, за тем, как по мнению этого критика может быть принят тот или иной момент произведения. Но он не обязан под критикой спешно бежать и переделывать все, на что указали.

Если же критик требует «переделки», вплоть до обид и ультиматумов («Не хочешь признать мою правоту? Значит, не требуй критики!»), значит, этот критик либо принимает на себя полномочия соавтора (по взаимной договоренности это может быть, но если тебя не хотят в соавторы принимать – не настаивай), либо считает личной обидой факт, что его не послушали – значит, у него проблема с самооценкой.

Другое дело, что есть случаи, когда критик указывает на вещи незыблемые, например, на непреднамеренные орфографические ошибки, в этом случае игнорирование его указаний сильно ударит по автору в профессиональном плане. Но желание автора принимать или не принимать эти указания диктуется не обязанностью, а сознательностью.

Во-вторых, всегда следует понимать, ЧТО подвергнуто критике.

Создавая произведение, автор следует двумя путями творчества. Один осознанный. Автор продумывает детали, мотивирует свои действия, объясняя себе в процессе создания, почему он пишет или рисует именно таким образом. Другой происходит механически, ошибка в нем – именно ошибка. Скажем, автор рисует фигуру, но нарушает в ней какие-то каноны. Оба эти процесса смешаны. Может быть, человек нарисовал персонажу пальцы не тем образом, потому что так надо, а не потому что не знает, как рисовать кисти рук? Почему бы и нет, можно ли, например, упрекать Пикассо за «неправильные» тела?

Итак, обращаясь за критикой, начинающий автор хочет получить ее не по задуманным деталям, а по тем самым случайным ошибкам, которые он по невнимательности, по незнанию, по неопытности мог пропустить.

На этом камне преткновения возникает конфликт. Критик может сходу не знать, что задумано, а что нет. Он может не быть дальновидным и вымерять лицо на портрете у Модильяни линейкой, рассчитывая пропорции. Но когда он говорит об этом автору, автор отвечает:

«Я так задумал. Я хочу, чтобы лицо было вытянутым, непропорциональным. Что еще ты можешь сказать о моей картине?»

И тут все зависит от критика.

Он может принять авторскую идею как данность. Значит, скажет он себе, я вторгаюсь в результат осознанного творчества. Моя же задача – судить неосознанное, дать автору новые сведения о том, о чем он раньше не догадывался, не замечал.

Либо он может вскипеть, возмутиться, сказать, что тогда этого стиля не понимает, и его услуги как критика тут не нужны. Однако, стоит спросить себя: как вытянутое лицо соотносится с не туда пририсованным пальцем, если первое было задумкой автора, а второе – ошибкой, которой он не заметил и пропустил?

А не подобна ли ситуация, когда критик настойчиво требует, чтобы автор поддался его влиянию настолько, что принялся «исправлять» осознанное, тем случаям, когда заносчивый ухажер начинает ставить своей девушке условия чуть ли не интимного характера? «Если ты не покрасишься в блонд, я от тебя уйду!»

По моему мнению, ни к чему стараться превращать автора, полного оригинальных идей в блондинистую овцу, послушную критике. Академическая выучка не имеет ничего общего с собственным стилем. Главная же задача критика – их различать.