Я вернулся в своё такси и поехал домой. Поднялся на этаж и выглянул в окно, не поднимая жалюзи. Таксист уехал, а водитель второй машины ходил вокруг неё кругами, прямо под проливным дождём, и с кем-то говорил по телефону, то и дело посматривая вверх, на моё окно. «Сука. А может, мне просто мерещится? Нервы сдают?» Я налил себе виски со льдом и закурил. Снова выглянул в окно. Там никого не было. «Точно, нервы», - решил я и рухнул на кровать, не раздеваясь и не принимая душ. «Надо меньше пить», - пронеслось в голове перед сном.
    Спал я беспокойно. Мерещились какие-то кошмары, я то кричал, то ворочался, а то мчался спасать кого-то мне совершенно незнакомого от неведомой напасти. Заснул под утро. А когда встал, увидел жалкое зрелище. Одеяло валялось на полу. Подушка, смятая и чуть надорванная, забилась в угол в другом конце комнаты, а простыня напоминала полотно импрессиониста: скомканная во всех возможных измерениях и частично свесилась на пол белым флагом капитуляции. Голова трещала, как спелый арбуз. Но я не стал пить, а принял контрастный душ и побрился. И тут мне на глаза попал свёрток, который мне передал вчера Эльдар. Я грубо разорвал обёрточную бумагу и бросил куски на пол. «Убраться бы надо», - пронеслось в голове. Комната моя в последнее время изрядно заросла мусором. Носки, рубашки, плащ свесился с плечиков, изо всех сил пытаясь удержаться одним рукавом, другой был вывернут наизнанку. На кухню не хотелось даже заходить. Я знал, какой хаос ожидает меня там в раковине. «И ведь есть же посудомойка. Ну, казалось бы, что стоит просто сложить туда тарелки? Нет, это не лень. Это уже диагноз.» В пакете действительно оказалась книга. Война и Мир. Толстого. Но только второй том. И всё. Ни письма, ни записки, ни каких-либо бланков. Пришлось поднять куски обёртки с пола и внимательно их проверить. Ничего. 
    «Эльдар прикалывается», первое, что пришло мне в голову. Бросив книгу на журнальный столик у кресла, я открыл холодильник и с сожалением оглядел представившуюся мне картину. Точнее, её полное отсутствие. На одной из полок стоял изрядно раздувшийся пакет кефира. И всё. Космический вакуум. «Не буду его трогать. А то рванёт, придётся холодильник отмывать потом», - в тридцать четвёртый раз подумал я и закрыл дверцу. Плюхнувшись в кресло у окна, я стал листать книгу, раскрыв её где-то в середине. И тут мне на коленки выпала открытка. Старинная пожелтевшая от времени бумага, блёклые краски. Оборотная сторона девственно чиста. Ни текста, ни адреса отправителя, ни имени получателя. Штампов тоже не было. А на лицевой стороне была изображена девушка в платке, завязанном так, как это делают работницы на фабриках, и с прижатым к губам указательным пальцем. Строгий взгляд, сведённые брови. А внизу подпись: «Не болтай!». Улыбаться расхотелось. Слишком на грустные ассоциации наводила эта картинка. Не люблю странности. Они всегда настораживают. Уж так сложилась моя жизнь, что я привык получать от судьбы лишь неприятные и очень неприятные сюрпризы. А то немногое хорошее, что случалось в моей бестолковой жизни, не сваливалось на меня с неба. Нет. Я добивался этого сам. Своими руками. И тяжёлым трудом. Закурил. Потом встал и подошёл к окну, подняв жалюзи светло-серого цвета. Нет, в моей голове никак не укладывались эти детали. Посылка из центра контроля и ускорения, в которой были не инструкции, а книга. Не вся, а только второй том. С дурацкой, совершенно бессмысленной здесь открыткой, которая так неестественно хорошо вписывалась в последние произошедшие со мной события. «Вот! Открытка!» - проносилось в голове. Проносилось. Но никак не укладывалось в сколько-нибудь логически обоснованную цепочку. 
    За окном серые люди спешили по делам. Урчали моторами машины. Никто не сигналил. Незачем. Правила дорожного движения соблюдались неукоснительно. Начала подкатывать чёрная тоска. Такая тёмная, что даже странности сегодняшнего утра стали отходить на второй план. «Надо заказать виски. И кофе с пиццей». Из раздумий меня вывел звук удара и громкие вскрики прохожих. Машина, что собиралась повернуть на перекрёстке направо, задела столб. «Сейчас все разойдутся», - подумал я. И в самом деле. Прохожих интересовал только один факт - целостность серых плащей и на какое время они задерживаются. Люди прибавили темпа и разбежались по фабрикам, кафе и магазинам. Приехала аварийка и помогла водителю. Две минуты. И, кажется, здесь ничего и не случалось. Всё так же спешат прохожие и фырчат машины. Разве что у столба что-то валяется. «Ничего, сейчас мусорщики уберут. Не пройдёт и минуты. Однако, что это?» 
    Я пригляделся, и свёрток показался мне очень странным. Скинул тапки и, ловко надев кроссовки, вышел на улицу. Взглянул на небо по старой привычке, но ничего не поменялось. Тучи, тучи, тучи… Хорошо хоть дождя нет. На переходе нетерпеливо топчется народ. А вот и синий. Я перешёл дорогу и поднял свёрток. Похоже на обрезок водопроводной трубы. Только лёгкий какой-то. Вернувшись к себе, я развернул пластиковую газету, в которую был упакован предмет, и ахнул. Это была флейта! Настоящая серебряная флейта.
    Я привычно собрал её и поднёс к губам. Задумался, а потом осторожно, как величайшую ценность, положил на столик и побежал в ванную. Побрился, помылся, одел чистую одежду и взял в руки волшебный инструмент. Несколько раз я сбивался, порой мне приходилось подбирать забытую ноту. Пальцы слушались меня с большой неохотой, но всё же «Бюро» Баха, игранную когда-то совсем в другой жизни на выпускном музыкального училища, я осилил. И, совершенно ошеломлённый нежнейшими звуками, откинулся на кресле, раскинув руки. Очарованный, я пришёл в себя лишь спустя пять минут. «Флейта – земной инструмент. Как он мог здесь оказаться? В этом районе он мог быть только у меня. Других вариантов нет. Они совершенно исключены. И хоть я и увлекаюсь спиртным в последнее время, но памяти я не терял. Это точно. Странно. Надо посоветоваться с Темирбековым».
   

И тут мне вспомнилась открытка, полученная накануне. Не болтай. «Нет, нет, какая чушь. Эльдар мой боевой друг. Я ему жизнь спас однажды». Но открытка сидела занозой в мозгу и свербела, как недолеченый зуб. Я встал и начал ходить по комнате вперёд-назад. Но это не раз проверенное в трудных ситуациях средство не помогало. «Что ж, попробуем связать всё это в один клубок». Что делать с книгой и открыткой, я не знал. А инструмент навёл меня на мысль, что стоит посетить местный концертный зал. Благо музыка здесь не в почёте, здесь больше ритм и марши любят. И концерт-холл был здесь всего один. А я был в нём через десять минут. Я человек лёгкий на подъём. А тут такой случай! Да что там «такой». Хоть какой-нибудь. Хоть что-то случилось в этом сером промозглом мире. Я был полон энергии, лёгкое чувство опасности щекотало нервы и гнало по венам кровь, накачивая всё тело адреналином и силой. Я снова был в своей тарелке.
     Прежде чем нырнуть в служебный ход концертного зала, я завернул в маленькое кафе быстрого питания. Во-первых, когда я здоров и полон сил и энергии, мне всегда хочется жрать. Думаю, девушки меня простят за грубость, но всё же я хотел не есть, не перекусить, а именно жрать. Думаю, цыплёнок и пара тарелок борща с пампушками да пять-семь настоящих, «маминых» пирожков с рисом, запитыми двумя-тремя стаканами компота из кураги, могли бы лишь слегка приглушить мой аппетит. Ну и осторожность. Как же ж без неё. Особенно если конспирация так удачно объясняет необходимость поесть. Я сел за столик у окна и огляделся. Следом за мной у кафе припарковался автомобиль. 
    Да, он был похож на странного ночного преследователя. Но я отогнал от себя эту мысль. Все машины здесь одинаково серы. Здесь даже марок нет. Нет смысла. Из авто вышел мужчина в плаще и стал прогуливаться взад и вперёд прямо под окнами кафе. «Случайность. У него тут явно свидание. Или на концерт собрался с подругой. Но до концерта ещё полтора часа. «Дьявол, я стал чертовски мнителен». Весёлое настроение растворилось в начинающемся на улице дожде. Мужчина раскрыл серый зонт и не думал уходить. Аппетит пропал. Я пригладил шею на загривке рукой и попросил счёт. Улучив момент, я вышел через кухню во двор, а оттуда проник в театр через чёрный ход. «Если это белая горячка или мнительность - ничего криминального я не совершил. Очередная выходка экстравагантного иностранца. А если это то, о чём я не хочу думать, они не сразу меня хватятся, а когда хватятся – не сразу сообразят, куда я делся. Если вообще сообразят». В театре было тихо и сумрачно. Оркестровая яма была совершенно обычная. А вот наполнение её удивило бы любого. Она была заполнена одними только ударными инструментами всех возможных и невозможных видов. Один из музыкантов возился со странным, совершенно мне не знакомым инструментом. 
    - Простите, вы не подскажите, что сегодня играют? 
    - О! Вы попали на премьеру. «Три семь тринадцать». - Я не удивился. В этом мире, где царили эффективность и выгода, ничего другого ожидать было нельзя. 
    - М-м-м. Как многозначительно. А какова фабула? В чём конфликт? Кстати, какой инструмент поведёт мелодию, главную тему? 
    Музыкант взглянул на меня с презрением, достойным доярки, пришедшей впервые послушать Шнитке. 
    - Какая мелодия? Вы что, приезжий? Мелодия уводит человека в сторону. В мир иллюзий, несовместимый с реальностью. Мелодия – это обман, ложь. Желание заменить настоящую музыку вымыслом, мелодия — это ничто, пустота, вымысел. Только ритм! Настоящий ритм – это жизнь! Это биение сердца! Работа станков! Это движение. Это правильная, размеренная музыка, от которой никогда не получишь неожиданных неприятных сюрпризов. А мелодия может вас завести не туда, - он посмотрел на меня с хитрым, изучающим прищуром, – совсем не туда. 
    - Так о чём же расскажет ваша э-э-э… 
    - Симфоническая поэма. О! Это увлекательнейшее путешествие в мир логики цифр. Начинается она ровным размеренным ритмом из трёх и семи тактов. Понимаете? 
    - Нет, – вытаращил я удивлённые глаза. 
    - Ну как же?! Это же очевидно! Три и семь – простые числа. 
    - А-а-а. Понимаю… – задумчиво закивал я головой, внимательно рассматривая музыканта, так увлекательно рассказывающего о симфонии. 
    - На пятьдесят седьмой цифре, понимаете? – я скорее кивнул, чтобы не показаться совсем уж безнадёжным, - так вот, на пятьдесят седьмой цифре случается трагедия. 
    - Надо же! Как остро! 
    - Да, да. Слушатель, наконец, понимает, что ритмы сливаются и образуют ритм в десять тактов. 
    Он восторженно посмотрел на меня, чуть приподняв голову и обнажив острый подбородок с редкими чёрными волосками. Я вопросительно поднял брови. 
    - Десять. Десять! Понимаете? 
    - Нет. 
    Музыкант глубоко вздохнул. 
    - Десять — это обыкновенное число. Совсем. Как вы. 
    - А дальше? – я проглотил обидное прозвище. 
    - А дальше самое интересное, – он отвернулся от меня, как не представляющего для него ни малейшего интереса, и занялся своим инструментом, время от времени поясняя мне финал, - нужно простое число. Иначе гармония будет разрушена. Так? 
    - Так, - по инерции отозвался я. 
    - Ну вот. Все ждут ритм в одиннадцать ударов. Так? 
    - Так. 
    И тут он резко выпрямился, повернулся ко мне и заговорил заговорщицким шёпотом: 
    - А не будет одиннадцати. Не будет. Все думают - это трагедия, смерть. Но нет! Нет, талант Де-Бройля в том, что и в смерти он видит новый рождающийся мир. Смертью смерть поправ, он играет ритм в тринадцать тактов! В тринадцать!!! Представляете? 
    - О, Боже! 
    - Да, это финал, достойный бессмертного гения Де-Бройля. 
    - Фантастика! – подыграл я ему и потихонечку пошёл к выходу. Здесь мне ловить было нечего. Я даже не стал расспрашивать его о других мелодичных инструментах. Флейта была не отсюда. Я готов голову на отсечение отдать. Хотя… В свете последних событий горячиться с метафорами не стоит. Я, опять через кухню, проник в кафе и вышел уже через дверь для посетителей. Человека в плаще не было. Был дождь. Мерзкий моросящий дождь. С такими мелкими каплями, что казалось, словно они проникают сквозь кожу внутрь тебя и пытаются задушить этот огонёк, что ещё пульсирует в твоём измученном сердце. Чертовски захотелось выпить. Но я отогнал это желание. Когда я, как зверь, почуял след, допинг мне не нужен. И эту депрессию, накатывающую как морской прилив, я поборю. Должен побороть. 
    Дома я опять перелистал книгу. «Второй том. Почему второй? Нет, из центра развития и освоения такое прислать не могли. Это исключено. Может быть, кто-то подменил посылку? Но кто?! Здесь нет ни одной души, которая могла сделать хоть что-то против закона. Мне даже иногда кажется, что они ночью пукают в одно и то же время. По команде. Значит… 
    Не может быть. Эльдар?!! Но зачем? Почему бы ему просто не сказать мне то, что его волнует. Неужели он кого-то боится? Но это могут быть только люди из комитета. Из комитета по расширению освоения и углублению развития». Они всегда конкурировали с нашим центром. У них был другой взгляд на необходимость вмешательства в освоение. Настолько другой, что они с пеной у рта спорили на каждом заседании главной межрегиональной комиссии. Но чтобы дело дошло до конспиративных сигналов, я себе представить не мог. Никак не мог. Я опять зашёл в тупик. 
    Встал и решительным движением открыл холодильник. Выкинул пакет кефира и, закрыв дверцу, спустился вниз в соседний продуктовый магазинчик. Набрав три здоровых пакета полезной и здоровой еды, вернулся к себе. Французский багет всё время норовил выпасть. Пришлось взять его в зубы. Дверь я открывал, прижав пакеты коленями и стоя на одной ноге. На кухне я всё это разложил по местам и прибрался в раковине. Зашумел чайник, зажужжала, вращаясь, микроволновка. По квартире поплыл приятный запах еды. Я присел на диван и набрал Темирбекова. 
    - Да, Иван. 
    - Привет, Эльдар. Тут дело такое. Даже не знаю. Неспокойно мне. 
    - Неспокойно?! Не ты ли меня вчера уверял, что здесь ничего не случается? 
    Мне показалось, что я даже через километры вижу его ехидную улыбку и сощуренные восточные глаза. «Точно. Его рук дело. Шутник, блин, недоделанный. Развлечь, значит, меня решил? С «Барсом» пошутить? Ну я тебе покажу шуточки!» 
    - Знаешь, Эльдар. Мне кажется, мы о чём-то не договорили. Мне кажется, нам надо встретиться. 
    - Прости, Иван, я тебя не понимаю совсем. У меня сейчас много работы. Я же говорил тебе, я заканчиваю работу над диссертацией. Боюсь, что не смогу приехать в ближайшее время. 
    - Жаль. А я-то как раз надеялся поболтать сегодня. 
    - Узнаю, узнаю решительность полевого командира. Что ж тебя так взволновало? - Я взглянул на открытку, которая стояла на столике, облокотившись о графин со свежей водой. Я встал и зашагал по комнате. 
    - А знаешь что? Давай я к тебе сам приеду, а? Ничего, отложишь свою работу ненадолго. Не пойдёшь же ты против восточного гостеприимства? 
    Я расхохотался, довольный и шуткой, и решением вопроса. Но глубоко-глубоко в недрах моего мозга звенела назойливым комариком мысль, что Эльдар всё ловко и красиво подстроил. Что не я, а он заставил меня прийти к этому решению. Я даже рукой взмахнул, отгоняя навязчивую мысль. 
    - Вот и договорились. Готовься, я через пару часов у тебя. 
    - Виски? Водка? 
    - Нет, Эльдар, – очень серьёзным голосом продолжил я, – кумыс и лаваш. 
    - Понятно. - Он положил трубку.
    
    Утром я привёл себя в порядок и заказал такси. Дорога предстояла дальняя, но готовиться к ней не было смысла. Всё необходимое я мог получить в любом, даже самом провинциальном городке. Социальное обеспечение здесь было налажено на высшем уровне. Беспокоила меня лишь последняя миля, которую надо будет пройти по лесу и болотам. Но пока в такси было сухо, тепло и уютно. 
    Сменив несколько машин и даже коптеров, я оказался на краю небольшого городка, от которого в сторону леса уходила ниточка тропинки, натоптанной ногами. Ни машин, ни повозок не было. Слишком густой и дикий лес. Собирался дождь, и я поспешил укрыться под густыми кронами с широкими серо-зелёными листьями. Редкие капли долетали до земли. Но и свет пробивался с трудом. Налобный фонарь, как волшебный луч, подсветил путь и раскрасил лес в контрастные, чёрно-белые цвета. Было немного неприятно в сумеречном лесу, когда слева и справа сквозь туман и сырость вырастали размытые очертания деревьев и кустарников, а впереди совершенно чётко, словно вырезанные острым канцелярским ножом из чёрной бумаги, возникали из небытия силуэты деревьев, уходящие в бездонное небо. Надвигались на тебя как солдаты невидимой армии, столь же угрожающие раскидистыми ветками, сколь и безобидные при более близком изучении. Я легко мог отодвинуть любую молодую ветку или вырубить своим мачете проход в старых сухих ветках векового кустарника, продвинуться вперёд и продолжить свой путь не оглядываясь. Не оглядываясь, потому что чёрт его знает, во что превращались эти заросли за моей спиной. «Ерунда. Детские страхи. Боязнь неизвестности», - думал я и упорно шёл вперёд. Я не верил в приметы. Но и оглядываться не спешил. Я знал, опасности нет. Есть страх. А это чувство, которое испытывают все. Просто его надо побороть. И потом, все неприятности, как бы велики они ни были, имеют одно хорошее свойство – заканчиваться. 
    И в этот раз мой оптимизм меня не подвёл. Впереди между стволами блеснул огонёк. Не таинственный зелёно-фосфоресцирующий, и не холодный ледяной свет, как у звёзд, а тёплый, необыкновенно ласковый желтовато-красный огонь лесного костра. 
    Я выключил фонарь и осторожно вышел на поляну. У костра сидел серый. Он повернулся и стал меня внимательно рассматривать. Я присел рядом и протянул руки к огню, согреваясь. Потом взглянул на небо. Нет, звёзд не было. Снял походные ботинки и поставил их ближе к костру, а на них положил ноги, шевеля пальцами от удовольствия и тепла. 
    - Скоро луна сядет и тогда совсем стемнеет. Ночи тут, должно быть, холодные… 
    - Что тебе надо? – невежливо отозвался молодой парень. 
    - Я хочу говорить. 
    - О чём? Что ты можешь услышать здесь такого, что отличалось бы от точки зрения любого жителя планеты? У нас всё хорошо. Перемен нет. Уверенность в спокойствии и сытости завтрашних дней есть. Всё как у всех. Ничего интересного. 
    - В сытости? О чём ты говоришь? О еде? Я голоден. Да, я голоден. Я хочу читать. Я хочу прочитать что-то, что хоть на йоту отличалось бы от прочитанного мною за последние пятнадцать лет. Хоть на слово… Говорят, есть люди, что знают книги, которые могут заставить плакать и смеяться. 
    Серый повернулся ко мне и внимательно меня рассмотрел. 
    - Тебе надо к Высоким. Они дадут тебе знания, и ты будешь создателем. Станешь писать книги и ставить телевики для граждан. Пусть плачут. Пусть смеются. По команде. 
    - Но я не могу, - соврал я, - я могу только про освоение и удержание перепроизводства. А я слышал про другие книги. 
    - От кого? 
    - Слышал… 
    - Говорят, книги эти заразны. Они сводят с ума. Почитаешь и станешь бродяжкой. Жить не захочешь. Не захочешь работать. 
    - Не напугал. Я хочу слушать такие книги. 
    Сзади из леса вышли двое. Старец с посохом, больше похожим на оружие, чем на палку, и крепкий мужчина. 
    - Как звать тебя, Странник? 
    Я оглянулся. 
    - Иван. 
    - Пойдём с нами. 
    Через несколько минут мы пришли к небольшому посёлку, состоящему из приземистых домиков, сложенных из серой глины и покрытых ветвями особого местного дерева. Его листья долго не гнили и отлично спасали от дождя. Внутри было сухо и чисто. Посреди комнаты стоял большой стол из грубо оструганных досок, а по стенам тут и там висели полки, сплошь заставленные книгами.
    
    *************************************************************

Здесь я решил закруглиться.

Потому, что , к сожалению меня выписали из приюта, где болтался почти полгода. К сожалению, потому, что снег... сосны... собеседники... графские развалины.. природа...

Если б ещё коллеги (через "г", а не через "К") Грэга меня не мучили.... Терзали сердце, как гады. Шпиняли его всякими трубочками. Совсем у них сердца нет! Больно же!

Нет, не "ж", а сертце болно.  :))))

*******************************************************************************
    
    Отчёт следственной комиссии по расследованию снижения эффективности освоения и флуктуационных исчезновениях сотрудников КосмоСпецОСВ.
    
    В период с 3054 по 3057 год на территории освоения пропали тридцать два сотрудника. Экспансия враждебных идей оказалась эффективнее наших курсов подготовки. Все пропавшие сотрудники эксплантировали модули слежения с помощью местных специалистов и не поддаются обнаружению. Тренд снижения производительности освоения принял экспоненциальную форму и стремиться к бесконечности.
    В связи с этим экспедиция Серый Мир будет закрыта, оставшиеся служащие откомандированы на Землю, а сама планета изолирована. Как стало известно от информаторов, внедрённых в местное подполье, наша экспедиция была восьмой попыткой вмешательства в этот мир. Две цивилизации приняли образ жизни Серых, одна исчезла и пять изолировали себя от любых попыток внедрения извне.
    
    
    Я сидел у костра, на котором жарился кусочек мяса. Блестели звёзды. Далёкие и холодные. Сегодня не было дождя. Далеко-далеко в распадке между двух вершин мерцало зарево города. Города, населённого биороботами, которых мы создаём для защиты от высокоразвитых...