А дремучий лес вокруг в этот час был на редкость  приветлив. Мягко стелился под ногами мох, птицы порхали над головой, где-то в березняке, весело стрекотала сорочья стая. Солнечные лучи, пробиваясь через густые кроны, бросали на траву золотистые пятна, разогретый воздух пах земляникой и хвоей.

Мы с Машей, словно в моей давней грезе, шли по широкой тропке совсем рядышком, ровно по узкой. И  было нам  дивно хорошо! Тонкая ладошка девушки лежала в моей, Маша удивленно-радостно улыбалась, глядя по сторонам.

- Как же тут красиво! Данечка, а что это за птица там просвистела? А этот цветочек как называется? Знаешь, а в прошлый раз я совсем не заметила, какой у нас, оказывается, хороший лес.

- Потому что боялась его, да торопилась поскорее выбраться, - объяснил я. – Лесные диковины только смелой и чистой душе открываются.

  И неожиданно для самого себя ляпнул вдобавок.

- А еще любящей!

  И покраснел при этом, алым маком. Маша приостановилась, улыбнулась легко и лукаво, положила мне руку на плечо и…поцеловала в щеку.

- Только не зазнавайся! – быстро воскликнула она, видя, что мои губы так и расплываются в глуповато радостной улыбке. – Считай, что это я весь лес так отблагодарила. В твоем лице!

  То ли от ласки нежданной, то ли с устатку, но только я, двести лет по этим тропинкам бродивший, с дороги внезапно сбился, оказавшись почти на опушке. И вместо избы Диодора увидели мы круглую полянку с одиноко растущей  березкой. Солнце припекало, весело звенели кузнечики, и над травой стелились медовые ароматы. А посреди поляны под деревом стояли…Артем и красивая молодая женщина, в которой я с удивлением узнал Никиткину маму. Нас они не заметили, и мы с Машей так и остались стоять за кустом, не зная то ли выйти к ним навстречу, то ли тихонько удалиться. А знакомцы наши продолжали разговор.

- Травы-то как пахнут! – задумчиво улыбнулась мама Никитки. - Помнишь, Тема, как мы с уроков в лес за ягодами убегали?

- Помню, - улыбнулся эколог. - Только возвращались с пустыми корзинками, зато поздним вечером.

- Шатры строили, в разбойников играли, - мечтательно продолжала вспоминать женщина. - Веселое времечко было!

- Так они с детства, что ли, друг дружку знают? – про себя удивился я. - Выходит так, раз вместе учились. Стало быть, Артем наш, макаровский!

- Да-а, разбросала нас жизнь, раскидала, - неожиданно грустно сказала мама Никиты. - Ты вот, в столицу уехал, на журфак там поступил. А я наше педучилище закончила, и в Макаровку вернулась.

- Так и ведь я вернулся, - тихо ответил Артем. - Знаешь, не понравилась мне в столице. Все, вроде бы, бегают, суетятся, а на деле – не жизнь, а видимость одна. А тут мне как раз старый приятель встретился и рассказал, что у нас в Усть-Лопушанске творится, и как толстосумы норовят и леса, и реки к рукам прибрать. Вот тут-то я и понял, что место мое – там, где родился, где по этим самым тропкам босиком бегал.

- Никитка рассказал мне, как вы вместе лес отстаивали,  - улыбнулась женщина. - Ты герой, Тема!

- Никакой я не герой, а просто не могу в стороне стоять, когда несправедливость творится! Да и не один я в том пикете был. Все мои друзья стеной на защиту леса встали – и старые, и малые.

  Они немного помолчали, а потом Артем спросил:

- Помнишь, Настя, вечер после выпускного? Как мы с тобой до зари вдоль речки бродили, а потом еще час на крылечке сидели?

- Помню, – вздохнула женщина, - А почему ты вдруг об этом заговорил?

  Артем взял ее за руку. И сказал негромко, но горячо.

- Мы ж тогда почти ни слова друг другу не сказали. Молча сидели и смотрели, как звезды гаснут. Знаешь, Настя, я с годами понял. Лучший друг - это тот, с которым ты можешь вот так сидеть на крыльце, не проронив ни слова, а затем уйти с чувством, что это была лучшая беседа, которая когда-либо была в твоей жизни. Настоящий друг, держа тебя за руку, чувствует твое сердце…

  И он коснулся губами Настиной руки.

Тут я потянул Машу назад, и мы, стараясь не выдать себя шумом, быстренько покинули поляну, не мешая встрече старых друзей.

- Это ж надо! Прямо кино! – восхищенно тараторила Маша, пока я соображал, где же все-таки нужная тропа?

- Встретились два одиноких сердца после долгой разлуки. Как романтично!

- Еще бы! – поддакнул я. – Ежели все, как надо пойдет, то у Аленки с Никиткой хороший батька отныне будет. Ай да, лес наш заповедный! Не лес, а прямо сваха какая-то!

  Маша внезапно остановилась, повернулась ко мне и внимательно посмотрела прямо в глаза.

- Артем правильно сказал. Общаться надо с теми, с кем радостно быть вдвоем. И почаще бывать там, куда нас тянет сердце. Данилушка, а что ты думаешь делать, когда мы лес отстоим? В смысле, куда тебя душа позовет?

- Не знаю, - медленно ответил я. – Не думал я еще об этом. Да и что мне в вашем Грядущем  делать? Я ж все равно, как ни крути, чужой в этом мире. Может, мне Диодора попросить вновь остановить время  на двести лет?  Ежели никто лесу грозить не станет. Хозяин хоть и сказал, что больше такое колдовство сотворить не сможет, но мало ли…

  Сказал я так, и тут же мысленно скривился, будто клюкву неспелую проглотил. Опять двести лет уток кормить да в огороде копаться?! И ни одной живой души, окромя хозяина, возле себя не видеть? Тощища же смертная!

С другой стороны – на кой я черт сдался этому Грядущему?

- Ты что такое говоришь?!

  Маша возмущенно уперла руки в боки.

- Никакой ты не чужой! Вон у тебя друзей теперь сколько! И Артем, и Никитка, и Дорофей Иванович. А кто, кроме тебя, Ваньку от жадности отучит? И мало ли каких добрых дел тебе еще  совершить удастся? С твоим-то волшебным даром – зверей понимать!

  Она вдруг прервала горячую  речь и тоненько всхлипнула:

- А мне без тебя тоскливо будет. Данечка, не пропадай, пожалуйста!

- Куда ж я пропаду? – смущенно улыбнулся я, слегка приобняв девушку за плечи. - Вот он я, весь тут, рядом с тобой. Не реви, а пошли-ка к дому. Для начала надобно за бобров перед мудрецами нашими отчитаться. А потом уж думать, как дальше жить-поживать.

  А дома все было тихо и мирно. Диодор с Дорофеем сидели на крылечке и вели свои нескончаемые «научные» беседы. Ванька без напоминания вывел уточек к озеру и теперь бросал им корм. Я быстренько рассказал всем о том, как нам речные жители помогли и предупредил, что  пару дней в лесу будет сыровато. А потом показал Маше, как самовар раздувать, нарубил дров и пошел, как всегда, к своим грядкам.
Только не в радость была мне нынче привычная деревенская работа. Ржавым гвоздем застрял в мыслях Машин вопрос! В самом деле, ну отстоим мы лес, а дальше куда мне, лесовику дикому, податься? Али в город - в балагане на потеху народу со Звероножкой плясать, ровно  скоморох какой? Дык не обучен я публику шутками потешать.
А с Диодором-то что будет?  Зачахнет ведь старик, ежели без дела своего колдовского останется. И опять же – времечко полетит, лето кончится, а у нас изба неутепленная, изо всех щелей дует. И тулупы я для нас с хозяином так и не купил. Эх, жисть! В лесу родном самая тонкая травинка для чего-то да нужна. Без нее природа-матушка не полная! А мы-то с колдуном для чего этому миру нужны?!

Валилось у меня все из рук от таких невеселых раздумий. Но вдруг издалека послышался  знакомый шум. Колесница Артема остановилась за забором.

И оттуда вылез сам эколог, Аленка, Никитка и их мама. На руках у девочки жалобно мяукала изрядно пополневшая знакомая кошка Дуська.

- Вот так радость нежданная! – улыбнулся я всей честной компании. – Проходите в избу, гости дорогие. Самовар-то, чай, уже поспел.

  Никитка отчего-то грустно вздохнул, а Аленка скуксилась, чуть не плача.

- Али беда у вас какая приключилась? – встревоженно спросил я.

- Кошка наша заболела!

  Наперебой заговорили дети.

- То есть не наша, а тетки Степаниды. Она после того, как ты ее с дерева снял, отчего-то к ней привязалась.

- Это какую-такую тетку ты с дерева сымал, ученичок? – очень удивился подошедший колдун. - И почто к ней кошку привязывал?

- Ой, да все не так было, Диодор Епифанович, - отмахнулся я. – А вы, ребятня, яснее говорите!

- Так мы и говорим! – застрекотала Аленка. - Дуська у Степаниды сначала хорошо жила. А потом почему-то печальная стала. Кушает плохо, даже молоко не пьет. Наш Макаровский ветеринар говорит, что кошки – не его специальность. Степанида даже хотела Дуську в город, в частную клинику везти.

- А тут я про тебя вспомнил и сказал, что Даня всегда поможет!

  Никитка взял кошку у сестры и протянул мне.

- Вот! Лечи теперь!

Все ушли в избу пить чай, а я присел на крылечке. Погладил Дуську по полосатой спинке, посмотрел в прищуренные зеленые глаза.

- Что ж за беда у тебя, подруга?

  Дуська протяжно мяукнула. Выглядела она вполне здоровой, только сильно растолстевшей. Прямо булка какая-то на ножках, а не кошка! Я еще раз погладил ее и вдруг услышал возмущенное тявканье. Звероножка, почуявшая чужого, неслась ко мне со всех лап. В тот же миг Дуська сбросила сонное оцепенение, громко зашипела, выпустила когти и спрыгнула с моих колен, гулко, как сырое тесто, шлепнувшись на землю.

Кошка и собака застыли друг напротив друга. Звероножка разразилась громким лаем. Дуська зашипела еще громче, выгнула горбом спину и вдруг быстро порскнула в сторону. А потом стрелой взлетела вверх по стволу яблони. Собака в один миг оказалась под деревом и залаяла еще громче, запрокинув голову. Кошка полезла  выше. Да вот только не рассчитала разницу между своим весом и толщиной сучьев. И, как прежде, зависла между небом и землей, вцепившись когтями в прогибающуюся веточку.
Словно для пущего «веселья» на макушку яблони вдруг спланировали две незнамо откуда взявшиеся вороны. Повертели головами, потом скакнули поближе к Дуське. Хвост у одной разбойницы был довольно куцым. Должно быть, ей не раз досталось от усатых-полосатых. И, увидев вечного противника в столь бесславном положении, обе пернатые решили позабавиться.

- Ка-ар! – издевательски протянула одна ворона.

  И качнула ветку. Дуська заорала так, что слышно было, наверно, на другом краю леса.

- Кар-кар! – согласилась ее подруга.

  И легонько ущипнула кошку за хвост. Оскорбленная до самой глубины своей полосатой души Дуська хрипло взревела  и даже попыталась оторвать от ветки одну лапу, чтобы достать несносную приставальщицу. Но хлипкий «насест» тут же опасно зашатался, и кошка снова судорожно вцепилась в него.

- Ка-а-ар! – в полном восторге изрекла первая ворона, едва не мазнув кошку крылом по носу.

- Кар-кар-кар! – зашлась вороньим хохотом вторая.

  А внизу, вторя птицам, истошным лаем заливалась Звероножка.

В общем, когда из избы высыпали мои озадаченные друзья, я понял что балаган пора прекращать. Собаку успокоил, а кошку привычно позвал обратно, уговаривая не бояться. Дуська,  чуть не всхлипывая, принялась спускаться знакомым способом, то есть задом-наперед. Я протягивал к ней руки и всячески твердил самые успокоительные слова. Наконец, кошка плюхнулась в мои объятья. Подружки - вороны, поняв, что больше ничего интересного им не покажут, с недовольным карканьем поднялись в воздух и умчались по своим делам.

- Она выздоровела? – недоверчиво спросил Никита, разглядывая взъерошенную Дуську.

  Я усмехнулся.

- Принеси мисочку молока, тогда узнаешь.

  Брат и сестра наперегонки кинулись исполнять просьбу. Увидев любимую еду, кошка вновь заголосила, но теперь уже радостно. И кинулась к молоку, как истомившийся  путник -  к ночлегу. В пару минут миска опустела, а Дуська взъерошила шерсть и снова призывно замяукала.

- Теперь ее надо на ночь в подпол пустить, - объяснил я. – Пусть там мышей половит, поработает.

- Ничего не понимаю! – Настя, мама Алены и Никитки, удивленно всплеснула руками. - В чем лечение-то заключалось? А у Степаниды эта кошка вообще ковриком меховым лежала и ни на что не реагировала.

- Потому как Степанида ее закормила да заласкала, - сурово ответил я. – Дуська кошкой вольной прежде была. Вот она и заскучала. Когда на человека тоска зеленая нападает, он ведь тоже ни пить, ни есть не хочет.

- Ой, а раз вы так хорошо в лечении зверей разбираетесь, не посмотрите ли как-нибудь наших курочек? – обрадовалась Настя. – Что-то они у меня плохо нестись стали.

  Артем рассмеялся.

- Ну, Даня, кажется, у тебя в двадцать первом  веке будет отличная профессия! Колдун-ветеринар! Хоть фэнтези пиши.

  А я заметил, что, беседуя с нами, старый друг Никиткиной мамы все время старается встать к ней поближе и словно бы ненароком коснуться ее руки. Ну, кажется, все складно да ладно будет у этой пары!

И я улыбнулся в ответ.

- А что? Раз уж мне такой дар судьбою преподнесен, надо его на службу добрым людям пустить.

- Добрым людям, добрым людям,  - заворчал Диодор, - Ты-то, ученичок дорогой, хорошо в жизни пристроишься!  А мне, лиходею старому, что делать прикажете? Ежели я  ничего в жизни окромя пугания да колдовства лесного не разумею?! Али мне под корягу какую забиться и свой век никому не нужный там доживать?

  Старик  даже всхлипнул от своих слов. Мы тут же кинулись утешать его.

- Да что вы такое говорите, Диодор Епифанович! – кричала Маша. - Да разве мы вам дадим пропасть?

- Слышь дед, не дури! – вопил Ванька. – Хорош, это…депрессовать, в натуре. Ты ж любого дурака в козла превратить можешь, прикинь, сколько пользы стране принесешь!

- Ваши этнографические знания бесценны, дорогой коллега, - убеждал колдуна Дорофей Иванович.

- Короче говоря, так! – решительно рубанул воздух рукой Артем.

- Мы вас, друзья, в трудный час не оставим! И зиму будущую поможем пережить, и работу хорошую найдем. И Дане, и вам, Диодор Епифанович! Когда-то один мудрец сказал: «Если тебе понадобится рука помощи, знай - она у тебя есть - твоя собственная. А потом ты поймешь, что у тебя две руки: одна, чтобы помогать себе, другая, чтобы помогать другим».

  И старый колдун улыбнулся в ответ на эти слова, помолодев сразу лет на двести. А я подумал:

- Это  славно, коли  можешь пожать протянутую тебе  руку. Стало быть,  всё у нас только начинается,  а самое хорошее  -  впереди!