Золотистые блики солнечного света пробиваются сквозь морозные узоры на стеклах. С утра весь двор запушило инеем. И тонкое переплетение веток на высоком тополе кажется сияющим кружевом. Улицу завалили глубокие снега, крыши, заборы, фонари словно бы надели пушистые шапочки.
Но в доме пылает жарко натопленная печь. Ледяные елочки на окнах искрятся розовым, а потом загораются огнем и блещут. Далеко, за крышей дворца царя Петера в снежном тумане-инее висит громадное огненное солнце.

Маэстро шевелит кочергой в печи, потом поднимается и улыбается мне:

- Не замерзла, Николетта?                                                                         

Я весело качаю головой. Московития – удивительная страна! Казалось бы: три месяца зима, морозы такие, что дыхание перехватывает, а на душе – тепло! Может быть потому, что люди здесь живут открытые и честные?

Кстати, московиты оказались очень похожими на свою страну! С виду, они вроде бы, грозные, суровые. Все сплошь огромного роста, заросшие усами и бородой. А познакомишься поближе – окажется, что нет добрее человека!

Я в этом убедилась, когда мы три года назад примчались сюда на своей паровой лодке  и чуть ли не свалились местным жителям на голову посреди торговой площади.

Сначала, все, понятное дело, испугались. А потом разобрались, что к чему, и принялись нам помогать. К иностранцам в Московитии испокон веков забавное отношение. Нас здесь считают кем-то вроде малых детей, за которыми нужно бережно присматривать и все объяснять.
Кстати, трудности с языком  тоже разрешились очень быстро. К нам просто позвали переводчика или по-московитски tolmacha с Тевтонской слободы. А он оказался старым другом царя Петера. И как только Эдгардо представился ему, назвавшись  знаменитым заграничным механиком, путешествующим на экзотическом «корабле» вместе с младшей сестрой и племянником, радостный тевтонец тут же потащил нас во дворец на прием.

Не могу сказать, что все царские министры были в страшном восторге от нашего там появления. Кто-то счел нас шарлатанами. Другие принялись вопить что-то насчет иностранных шпионов.
Но стоило маэстро на минутку показать царю один из чертежей, как его величество тут же заявил, что счастлив  приветствовать у себя на родине соотечественника самого Винченцо Леонарди.

Потом его величество   заключил Эдгардо в объятия! Ну а самому крикливому толстяку-вельможе, громче всех вопившему, что чертежи ненастоящие, царь  заехал своей тростью по хребту. После этого все остальные тут же замолчали и вежливо нам поклонились.
Вот так мы и поселились в Московитии своей маленькой дружной семьей. И живем здесь уже четвертый год!
Маэстро просто счастлив, потому что все его идеи царь Петер немедленно подхватывает и приказывает пустить в дело. У Эдгардо в уже есть собственная огромная мастерская, больше сотни учеников и подмастерьев. Воду из колодцев лютой зимой московиты теперь качают паровыми насосами. А когда наступит весна, маэстро начнет испытания паровых плугов. Тогда    тяжелый труд крестьян станет  немного легче, как наш друг всегда и мечтал.

Царь Петер синьора  Кристофоло уважает! Зовет его ласково на местный манер: «Эдуард Иванович». А меня величает «Ника – богиня Победы»!

Вообще, его московитское величество не похож на обычных царей и королей.

Он совсем не надменный и не грозный, хоть и бывает вспыльчивым. Царь Петер – огромного роста, шумный, веселый. Любит поболтать с простыми людьми, знает толк в доброй шутке. А еще он очень любит море! И это тем более странно, поскольку  Московития – страна лесная.  Из всех кораблей там многие века строились разве что лодки да ладьи.
Но совсем скоро все изменится! Так обещает его величество. Как только будет достроена его новая столица на берегу сурового северного моря, там сразу начнется строиться флот. И белопарусные московитские корабли поплывут во все стороны света.

На этом месте цепочка моих приятных воспоминаний прерывается, и я печально вздыхаю. Потому что именно мечта о море увела от меня Поджио. Бывший взломщик, оказывается, всю жизнь мечтал стать моряком! Он даже гондолу собственную хотел когда-то купить только для того, чтобы плавать по воде хоть на чем-то. А два года назад царь Петер поведал нам, что в его строящейся северной столице уже открылась Школа Навигации, Судостроения и Мореходства. И туда берут как детей местных аристократов, так и парней из народа. Лишь бы умными и смелыми были!
Вот тут мой друг  и загорелся! За несколько месяцев выучился читать и писать, овладел основами арифметики. И помчался с рыбным обозом прямиком на север! С тех пор от него пришло, конечно, несколько писем. Но мне без Поджио порой бывает очень грустно!

Чтобы развеять тоску, я, как всегда, принимаюсь за работу…

Ведь от «механических игрушек» нам никуда не деться. Кроме чудесных паровых машин, которые он теперь мастерит в большом количестве, у Эдгардо много заказов от местных богачей. Одному нужен музыкальный ларец, другому – часы со звоном. От заказов маэстро не отказывается, поэтому дел у нас со «старшим братом» всегда столько, что и за год не переделать. Спасибо, ученики помогают!

Я сажусь за стол и начинаю прилежно разбирать крошечные зубчатые колеса и другие детальки от какого-то хитрого замка.
 Маэстро ставит пружину в большие часы, потом идет в комнату подмастерьев, чтоб проверить, как движется работа.
У двери громко звякает колокольчик.
Входит важный слуга в ливрее и торжественно объявляет:

- Графиня Краевская со свитой изволили прибыть за своим заказом.

Именитыми гостями нас не удивить. Всем интересно посмотреть на чудеса современной техники! В приемной маэстро даже министры порою ждут своего часа.
Поэтому, когда в мастерскую величественно вплывает дородная дама в парчовом платье и напудренном парике, я лишь вежливо встаю, слегка  склоняюсь в реверансе и  продолжаю перебирать  детали.
А вот маэстро роняет свою пружину, потом делает шаг вперед, чуть не перевернув несчастные часы, и  отвешивает пришедшим глубокий поклон.
 Но смотрит он при этом не на острый, похожий на корабельный бушприт профиль графини. И не на стайку придворных дам, разряженных, как павлины. Эдгардо машинально протягивает ее светлости резной ларец с поющей на крышке птицей…

А сам не сводит глаз со стройной русоволосой девушки в простом светлом  платье без украшений.
Анастасия Ивина – камеристка графини Краевской тоже внимательно глядит на маэстро и смущенно улыбается. А в ее голубых глазах играют лукавые искорки.

Графиня тем временем любуется ларцом.

- Сие зело лепо! – важно гудит она. – Хороша сия работа, а по работе и награда.

Кошелек с золотом падает на стол, но Эдгардо даже не торопится поднимать его. Кажется, в этот миг он забыл и о светлейшей гостье, и о выполненном заказе, и о том, как его зовут, тоже, наверное, забыл!

Ее светлость с интересом оглядывается.

- А что ж ты, Эдуард Иваныч, и сундук этакий с механикой соорудить можешь? И часы, чтоб пели, что твои соловьи поутру?

- И часы, и сундук, и все, что захотите! Все – для вас! – горячо произносит маэстро.

Причем последняя фраза предназначается явно не графине!
Девушка вспыхивает, но не отводит взгляда.
Ее светлость, озадаченно подняв густо насурмленные брови, интересуется:
- Над чем же нонеча трудишься, коли не секрет?
- Не секрет! – охотно восклицает Эдгардо, явно довольный тем, что светлейшая гостья не торопится уводить свою свиту.
- Если позволите, я покажу вам свое новое изобретение.
- А и покажи! – милостиво кивает графиня. – По столице такие слухи ходят, будто ты лучи светила небесного в клубок смотал да служить себе заставил.
Вместо ответа маэстро улыбается и с поклоном открывает дверь.
Я тоже вскакиваю, торопливо набрасывая на плечи шубку.
Мы выходим на заснеженный задний двор, где стоит загадочное сооружение, похожее на огромное железное яйцо.
- Минуточку внимания, господа! – важно говорит Эдгардо, - Сейчас вы увидите маленькое чудо.
И с этими словами трогает какой-то незаметный рычаг на подставке «яйца».
Начинает играть негромкая мелодичная музыка. По железному корпусу бегут трещины, и «яйцо» внезапно разламывается на четыре, большие, как лодки, дольки.

А в каждой дольке…оказывается, растут цветы и зеленеет трава! Толстый стержень, обнаружившийся внутри яйца, густо усажен зубчатыми колесами. Поскрипывая, они медленно двигаются, испуская облачка горячего пара.
- Ой! Померзнут цветики на морозе! – пищит какая-то фрейлина.
Маэстро успокаивающе качает головой:
- Не извольте беспокоиться, сударыня! Механизм, спрятанный внутри этого чудесного яйца, обогревает растения вырабатываемым паром. Видите ли, мое яйцо снабжено специальным котлом…
Эдгардо пускается в долгие объяснения. Графиня слушает с умным видом. Челядь, недоверчиво косясь на  чудесное устройство, мнется на снегу. А Настя Ивина смело подходит к железной дольке и ласково гладит невероятным образом распустившуюся среди зимы ромашку.
- И впрямь тепло! – улыбается она. – Цветочки словно на пригревинке растут. Не страшны им ни холод лютый, ни снега.
- Вы правильно заметили, сударыня! – с жаром подхватывает Эдгардо. – Пока что это всего лишь – экспериментальная модель. Но думаю, что вскоре у меня получится неплохая теплица  для выращивания зимой  апельсинов, лимонов, маслин...
- И роз, ярких, как уста северных дев! -  неожиданно заканчивает он, сам отчаянно краснея.
Девушка смущенно опускает глаза. Но я замечаю ее восхищенный взгляд, брошенный на маэстро.

- Ну, до скорой встречи, Эдуард Иваныч, – милостиво кивает графиня. – Вижу, мастер ты знатный. Жди! Ужо намедни с новым заказом пожалую.

- Я буду несказанно счастлив! – отвечает Эдгардо.

А губы его беззвучно шепчут:

- Настя, Настенька!..

Ее светлость со свитой  возвращается в дом и, не торопясь, покидает мастерскую.
На самом пороге Анастасия оборачивается и роняет белоснежный платок. Эдгардо тут же бросается поднимать его. Я тихо фыркаю, склонившись над шестеренками. Надо же! Старая хитрость, а как всегда срабатывает!
Маэстро протягивает девушке платок. Свита графини ушла вперед и на этот краткий миг они остаются в мастерской почти одни. Ну, меня-то, как «сестренку» можно и не считать.
Эдгардо подносит руку Насти к губам.

- Завтра, у государя на ассамблее встретимся, - нежно шепчет она. – Нет мне света без тебя, сердечный мой, нет радости!

- Настенька, - снова ласково произносит маэстро. - Я государя попрошу, он нас благословит.

Настя улыбается и убегает, послав ему на прощанье воздушный поцелуй. Эдгардо еще стоит какое-то время посреди мастерской, раскрасневшийся и обалдело счастливый.

Я снова протяжно вздыхаю. Даже яркий солнечный свет, заливающий комнату, кажется потускневшим…

И тут дверь в мастерскую снова с грохотом распахивается. Целое облако морозного пара врывается вовнутрь.
И из белых клубов нам навстречу вылетает…Поджио!
В первую минуту я даже не узнаю его! Какой он стал огромный! Даже выше маэстро, ростом почти с царя Петера. Короткая шуба распахнута на груди, широченными плечами он почти перекрывает дверной проем. Под шубой – зеленый мундир с красными обшлагами и золотыми пуговицами. На ногах – новенькие, щегольски блестящие ботфорты, на затылке – треуголка.

- Дорогие мои! Родные! Как же я соскучился! – рокочет на весь дом наш старый друг, заграбастывая в объятия, то меня, то маэстро.

Эдгардо тоже радостно приветствует Поджио.
А юноша все говорит и говорит безумолку:

- У нас в Школе Навигации в честь Рождества вакации объявлены. Всех учеников по домам до конца праздников распустили. Ну, я – ноги в руки – и на перекладных прямо сюда. Маэстро – вот для вас подарок. Настоящий ямайский ром! Друг мне привез из плаванья. Николетта – а это тебе.

Поджио протягивает мне нежно-розовую перламутровую раковину, которая кажется совсем крошечной  в его квадратной  лапище.
 Я беру подарок и отчего-то смущаюсь.
Внешне мой приятель тоже сильно изменился. Детская округлость щек совсем исчезла. Лицо стало твердым, крупной лепки, некрасивым, но мужественным. И над верхней губой пробиваются маленькие усы. А вечно взлохмаченные волосы  теперь аккуратно причесаны и завязаны в короткую косицу. Вот только серые глаза сияют знакомым веселым блеском.
Мой друг продолжает говорить без  умолку:

- Как же я по тебе соскучился, Николетта! Бывало, маршируешь на плацу или названья парусов вечером зубришь,  а перед глазами – все ты встаешь. Улыбка твоя, взгляд вспоминается, голос. Слушай, а зачем вам с маэстро здесь вообще торчать? Северная столица скоро совсем отстроится, переезжайте туда!

- Я думал об этом,  - кивает Эдгардо. - Но надо ведь здесь все дела завершить, все заказы переделать.

- Так завершайте, и скорей – на север! – радостно отзывается Поджио. – Там такая красота, Николетта!

И говоря эти слова, он все не сводит с меня глаз.
Моя ладошка совсем утонула в его горячей ручище. Но отнимать у юноши руку я отчего-то не тороплюсь.

Маэстро странно усмехается, отходит в сторону и начинает завинчивать в музыкальной шкатулке очередную  деталь. Напевая при этом веселую песенку, услышанную от одного московитского подмастерья:

Если технически, если с головой,
Можно сделать ларчик, ларчик заводной.
Если кто-нибудь ключик повернет,
Ларчик заиграет, ларчик запоет.

Если технически если с головой,
Можно сделать садик, садик заводной.
В нем садовник ключик повернет,
Ветка закачается, птичка запоет…

А Поджио смотрит мне прямо в глаза и все рассказывает:

- Это волшебный город, Николетта!

Настоящая ожившая сказка среди хмурых северных лесов. Там, как по волшебству,   вырастают мраморные дворцы, и совсем скоро везде будут бить серебряные фонтаны. А еще там есть белые ночи! Знаешь что это такое? Солнце не заходит за горизонт, небо становится прозрачным, как хрустальный купол.  А золотая вечерняя заря не гаснет до рассвета! Белые корабли плывут по главной реке города, словно волшебные видения. И  все улицы окутаны

серебристой дымкой. В такие ночи хочется бродить до утра, сочинять стихи, безумствовать, влюбляться в девушек…

От последней фразы Поджио стремительно краснеет.

- Да ты стал поэтом! – улыбаюсь я.

Но мои щеки вдруг тоже вспыхивают, а сердце начинае биться все сильней и горячее.

- Я стану капитаном,  - тихо и уверенно говорит юноша.

– Открою новый остров и назову его твоим именем, Николетта.

Я смущенно улыбаюсь и понимаю, что мне уже отчаянно хочется в этот чудесный северный город. Чтобы вот так бродить там всю ночь рука об руку и смотреть в родные, милые глаза.
 А песенка маэстро становится громче:

Но и технически, с головой любою,
Не мое ли сердце движется любовью?
Словно мастер ключик повернет,
И оно волнуется, и оно поет!

Потом Эдгардо поворачивается к нам и говорит с доброй наставительностью:

- В самом деле, жизнь - это нечто хрупкое, драгоценное, непредсказуемое, и каждый день — это подарок! Занимайтесь тем, что заставляет ваше сердце биться чаще!

Мы с Поджио одновременно киваем и снова поворачиваемся друг к другу.

- Так что же впереди? Дорога на север? – тихо спрашиваю я.

- Да! А еще долгие странствия, невероятные чудеса, любовь и счастье!

Ты со мной, Николетта?

- Навеки – с тобой!