Под утро дядя все-таки уговорил меня покинуть пост и вернуться в свою комнату. Я уснул мгновенно, словно бы провалился в бездонный колодец.

А утром вскочил ни свет, ни заря и кинулся к Берте, чтобы узнать, как там Сандра. Но вредная бабуля только буркнула : «Ей стало получше». И поспешила к внучке с новым котлом лекарственного отвара.
Я постоял под дверью девушки, как страж в королевских покоях, тщетно пытаясь услышать  хоть какие-то звуки. Но, должно быть, Сандра еще спала, и я со вздохом потащился на кухню. Сжевал вчерашнюю лепешку без всякого аппетита, и от нечего делать стал ходить туда- сюда по замковой галерее.
Честное слово, вчера, когда я вытаскивал девушку  из застенков, мне было гораздо легче! Нудное ожидание выматывало душу и лишало сил. Тревога за жизнь и здоровье Сандры сменялась приступами бессильного гнева. Впервые в жизни я жаждал мести  и мечтал покарать душегубов! А потом я вспоминал о Вильгельме, и меня захлестывала волна жгучего стыда. Мы-то с девушкой спаслись, и сейчас находимся в безопасности. А что с королем? Вдруг он снова угодил за решетку и его ждут плаха или петля, как самозванца?!  А если Вильгельм отправится на коронацию? Силы небесные, да ведь он же ничего не знает о волшебной застежке с молнией, которую мне удалось прикрепить к короне! И то, что в нужный момент артефакт сработает, как надо, и сам покарает узурпатора! Как же мне его предупредить?

Я заметался по галерее, словно клочок бумаги, подхваченный сквозняком. Что делать? Седлать Нойду и скакать в город? Не успею – старушка еще после одинокой ночной прогулки по полям не до конца оправилась. Хватать крылья и лететь на помощь королю при свете дня?

Это возможно, но ведь я не знаю, где он сейчас, и что с ним? Не спрашивать же мне у первых встречных: «Скажите, пожалуйста, вы не видели его воскресшее величество?» Этак и самому недолго в застенок угодить  или схлопотать от стражника алебардой…

  Тут мне почудился голос Сандры, зовущий меня . Я вздрогнул, но понял, что это среди треснувших балок грустно пропел ветер. Мне опять стало зябко и тревожно. Нет, я не могу улетать, пока не выясню, пришла ли девушка в себя, и насколько опасна ее лихорадка!
А вдруг я не вернусь из этого полета? Выходит, я снова брошу дядю, Берту и любимую девушку на произвол судьбы? Но ведь, если останусь – предам короля! Я тихо взвыл от разрывающих мою голову невыносимых мыслей и треснул кулаком по холодной стене. Ну, хоть напополам расколись, честное слово! И улетать мне сейчас нельзя, и остаться здесь невозможно!

- Откуда  стоны и такой печальный вид? Гай, мой мальчик, выше голову! Ты совершил невозможное! Твой безумный полет еще войдет в учебники прикладной механики, как истинное доказательство, что наука способна раздвинуть земные границы!

  Дядя, вполне бодрый и даже веселый, спешил ко мне галерее, метя пыльный пол длинной мантией. Он обнял меня  и, встав на цыпочки, похлопал по плечу.

- Спасибо, конечно, на добром слове, - невесело откликнулся я. - Но теперь, после всех подвигов и испытаний, я просто не представляю, что делать дальше?

- Что делать? – удивился Бартоломеус. – Жить и творить науку дальше! Жениться на Сандре, завести кучу ребятишек. Мне приятно думать, что эти старые стены будут слышать детский смех, когда меня уже не станет рядом с вами.

- Дядя, не смей так говорить! – вскинулся я. – Ты тоже должен жить долго и счастливо! Кто, как не ты,  заслужил это?

  Ученый растроганно улыбнулся и пожал плечами:

- Даже у звезд есть возраст, Гай. И число отпущенных нам вздохов сочтено кем-то на Небесах. Но ты прав! Именно сейчас мне как раз хочется пожить подольше, чтобы понянчить внуков, рассказать им тысячу звездных сказок. Вот чудные дела! Никогда не думал, что обзаведусь семьей на старости лет. Но мне это нравится все больше и больше!

  Увидев, что я улыбаюсь в ответ как-то натянуто, Бартоломеус не на шутку встревожился:

- Да что такое случилось, Гай? Ты словно сам не свой!  Опять приключилась какая-то беда, а я ничего не знаю?

- Просто я беспокоюсь за нашего короля, - ляпнул я  и по изменившемуся лицу дяди понял, что сморозил что-то не то.

- А что – разве Вильгельму стало хуже? – тревожно спросил ученый. – Последний раз Берта говорила, что его лихорадка утихла.

- Я – последний идиот! – мысленно взвыл я. – Дядя же ничего не знает об исчезновении его величества. Потому  что долгое время пребывал в  целительном сне. Он и про побег Сандры  узнал только тогда, когда я приземлился вместе с ней во дворе.

- Э-э, нет, здоровье короля  в порядке, - промямлил я, изо всех сил пытаясь придумать правдоподобную ложь.

  Брови Бартоломеуса сурово сдвинулись на переносице, а его цепкая маленькая рука крепко ухватила меня за локоть.

- А ну-ка, говори мне всю правду, Гай! Не заставляй мое старое сердце волноваться еще больше!

- Ну-у, в общем, я думаю, что Вильгельм сейчас где-то в городе…

  От необходимости пугать бедного ученого  или пытаться неуклюже ему соврать, меня спасла Берта. Старуха подошла к нам, неожиданно улыбнулась и поманила меня пальцем.

- Внучка тебя зовет, - мягко сказала она. – Говорит, что ты для нее сейчас – лучше любого лекарства.

- Как она? – еле выговорил я, боясь услышать что-нибудь нехорошее.

- Лихорадка прошла, но моя девочка все еще очень слаба. Так что разрешаю тебе поговорить с ней, но не слишком долго. Господин звездочет, вы ведь не обидитесь на то, что я  беседу вашу прерываю?

  Дядя мигом отцепился от моего рукава и торопливо закивал:

- Ну что вы, дражайшая Берта, как я могу тут возражать? Ах, любовь, любовь! Могучая сила, неподвластная ни одной формуле! Иди, к своей невесте, мой мальчик. И да ниспошлют вам добрые звезды только мир и покой!

  Вытерев непрошеную слезу рукавом мантии, дядя с умилением помахал мне вслед. А я уже летел по коридору, не чуя под собою ног.
Впрочем, в комнату девушки я вошел на цыпочках. Сандра лежала в кровати, укрытая одеялом. Увидев меня, она слабо улыбнулась. А я с облегчением отметил, что стараниями Берты страшные следы пыток почти исчезли с ее лица и тела. Маленькая ладошка Сандры, покоившаяся поверх одеяла, казалась по-детски тонкой, чуть ли не прозрачной. Я тут же присел на край кровати и, как при первой нашей встрече, нежно перецеловал все пальчики.

- Я так рада, что ты пришел, Гай, - тихо сказала девушка  и тоже погладила меня по руке. – Знаешь, я не видела тебя всего лишь несколько часов, но почему-то ужасно соскучилась.

- Теперь мы с тобой уже не расстанемся, - убежденно сказал я. – Бартоломеус сказал, что после всего, что было, звезды просто обязаны подарить нам мир и покой.

  Она опять смущенно улыбнулась, а потом сделала попытку отвернуться.

- Мне тоже очень хочется, чтоб так все и случилось.  Скоро я буду совсем здорова, Гай. Только не смотри на меня сейчас, ладно? Я, наверно, стала ужасно некрасивой, да еще с остриженными волосами.

  Короткие пряди окружали ее головку светлым ореолом. Сандра жалобно посмотрела на меня, и я, конечно же, поспешил опровергнуть ее слова.

- Ты  похожа на семечко одуванчика, - ласково сказал я. – Такая же легкая и пушистая. А одуванчики – это удивительные цветы, Сандра. Сколько б их ни топтали равнодушные люди, сколько б ни трепал ледяной ветер, они все равно прорастают даже сквозь холодные камни  и дарят всем золото своего сердца.

А потом весело разлетаются по свету  и зовут за собой в путь мечтательных девчонок и мальчишек. Когда наступит весна, мы с тобой тоже отправимся в полет. И ликующее небо окутает нас своей синевой, а звонкий смех жаворонков споет  свадебный гимн.  Мы опустимся на прекрасном горном лугу, где не будет никого, кроме нас, цветущих эдельвейсов и поющих родников. И там, в краю тишины и света, я поцелую тебя. Совсем, как сейчас.

  С этими словами я наклонился к Сандре и бесконечно бережно коснулся поцелуем ее губ. Она обняла меня за шею, а потом отстранилась и глубоко вздохнула.

- Но сейчас  осень, а вслед за ней придет холодная зима. И до весны еще так далеко! Гай, ты только не волнуйся, со мной все будет хорошо. Просто холод проклятой темницы все никак не отпустит меня. И я до сих пор  еще не согрелась. Вот и боюсь наступающих холодов!

  Я пододвинулся к ней еще ближе и обнял за плечи. Сандра снова прерывисто вздохнула и прижалась ко мне, точно к единственной защите от этого холодного мира.

- Не бойся осени, родная, - ласково сказал я. – Ведь у нас есть яркие свечи, горящий камин и теплый плед, в который мы укутаем пыл наших объятий. Знаешь, осень похожа на волшебный дом. Из одного окна в нем можно увидеть золото листьев, а из другого – падающие на землю первые снежинки. Здесь можно чистить апельсины, вглядываясь в зимние сумерки, или пить чай с куском домашнего тыквенного пирога. Дышать по-зимнему свежим воздухом и загребать ногами кленовые листья на лесных дорожках. Собирать каштаны и жёлуди, а потом развесить гирлянды на окне. Наблюдать листопад. Наблюдать снегопад. Чудо на перекрёстке двух времён года, вот что такое осень, особенно ее финал. Но самое главное чудо в этом мире – ты.

  И я снова целовал Сандру.  Она больше не отстранялась, а я гладил ее плечи и тонкие запястья и говорил какие-то смешные и нелепые, но такие нужные в этот миг слова. Пока девушка не вздохнула  умиротворенно  и спокойно  и не уснула на полу-фразе, подложив ладонь под щеку.

  Зашедшая в комнату Берта строго посмотрела на меня и осторожно, чтобы не разбудить, коснулась губами лба Сандры.

- А ты – неплохое жаропонижающее, парень, - негромко усмехнулась она. – Пожалуй, буду прописывать тебя внучке в крупных дозах.

- Спасибо, бабушка! – с чувством сказал я.

  И неожиданно для себя крепко обнял старую волшебницу.

- Ишь, прыткий какой! – с притворным возмущением фыркнула она. – Я тебя, помнится, во внучата не записывала.

  Я с шутливым недоумением всплеснул руками:

- Да ведь, я скоро женюсь на Сандре, а значит  мы с вами породнимся! Кстати, бабуленька, надеюсь подарить вам много-много веселых правнуков.

  И быстро выпрыгнул из спальни, пока раскрасневшаяся от удовольствия старуха  подозрительно медленно замахивалась на меня полотенцем.

Сияя от счастья и беспечно напевая какую-то песенку, я чуть ли не вприпрыжку побежал к Бартоломеусу.

После такого чудесного свидания все мои горести и сомнения показались пустыми и надуманными. Даже муки совести насчет оставленного в городе короля слегка приутихли. Ну, не может Судьба быть к нам так жестока!

И Вильгельм обязательно найдется. Хотя отправиться в город, пожалуй, все-таки надо. Должен же я предупредить его о спрятанном в короне «сюрпризе» для Филиппа!

Конечно же, пока я беседовал с Сандрой, мой ученый дядюшка успел обо всем  догадаться сам. Я нашел его в обсерватории, где астроном усиленно делал вид, что разбирает и чистит подзорную трубу. На самом же деле он то сердито вертел в руках ее медные составные части, то тер тряпкой одно-единственное стеклышко с таким усилием, будто хотел провертеть в нем дырку.

- Насчет Вильгельма можешь мне  ничего не докладывать! –  буркнул дядя. – Я и так уже понял, что наш буйно помешанный король  сбежал в город искать тебя, пока я валялся тут без памяти.

  Я только молча вздохнул.

- Силы небесные! – астроном, наконец-то, отложил несчастное стекло и воздел руки к потолку. – Насколько спокойнее было в замке шесть лет назад! А сейчас я даже наблюдения свои забросил. Потому что на звезды нужно смотреть ясным и спокойным взором, не замутненным тревогой и слезами.

  Мне стало ужасно стыдно, и я неловко шлепнулся перед стариком на колени.

- Ты что это делаешь, племянник? – изумился Бартоломеус. – Прощенья у меня вот этак просишь?

  Я покаянно кивнул и добавил:

- Дядюшка вы часто говорили, что мечтаете, как следует, меня отлупить. Да только сначала я был маленький, и вы меня жалели, а потом я вырос, и вы не могли до меня дотянуться. Ну вот, теперь я  почти что   сравнялся с вами в росте. Можете взять  самую тяжелую трубу и научить нерадивого племянника уму-разуму.

- Охота была дорогой инструмент об тебя портить, чучело летучее! – буркнул ученый, скрывая улыбку. – К тому же Берта запретила мне физические нагрузки. И вообще – победителей не судят!

  Он легонько хлопнул меня по затылку и сказал:

- На этом будем считать показательную экзекуцию законченной. Помоги-ка мне лучше разобраться с многострадальной оптикой.