Ну, все, кажется, накликал!
Дверь гримерки скрипнула, впуская сшибающую с ног волну дорогого мужского парфюма. А вслед за ней, собственной персоной, появился Владлен Борисович – с недавних пор новый главреж Народного театра. Как всегда, подтянутый, свежий, бодрый и сверкающий голливудской улыбкой на все тридцать три зуба.
Злые языки утверждали, что, прежде чем появиться у нас в Невеле, этот красавец заведовал магазином сантехники. Но культурному департаменту он – то ли сват, то ли – брат, то ли – еще какой троюродный плетень. И – наша вечная головная боль. В немногочисленных интервью представителям местной прессы Владлен гордо именовал себя «успешным и демократичным руководителем». Демократичность его, впрочем, заключалась в бесконечном потоке сальных шуточек, коими он осыпал молодых артисток. А еще в том, что ко всем работникам старше себя  он обращался исключительно фамильярно и «на ты».

- Так, чего сидим? Почему не работаем? – начал он с порога вместо приветствия.

  Шагнул к моему подоконнику, цапнул лист с начатым стихом, сморщил нос и бесцеремонно отбросил листок в сторону.

- Опять очередную нетленку ваяем? Слышь, Валентиныч, брось эту хрень! Дело есть на сто рублей.

  Я попытался изобразить живейшее внимание. Вышло это у меня плохо, но Владлен ничего не заметил, вдохновленный новой идеей.

- Значицца, так, Валентиныч! Вышел я на нового спонсора. Хороший мужик, деловой. Владелец сети колбасных магазинов по всему Невелю. Ежели мы ему потрафим, то огребем ха-арошие бабки!

  Я пошевелился и издал невнятный звук, который при желании можно было принять за одобрение. Начальство тут же выхватило из недр пиджака объемистый еженедельник, весом и габаритами напоминающий тисненый золотом кирпич, и зачастило:

- Ну, перво-наперво, садись писать сценарий шоу. Чтоб усе было, как на Бродвее! Гы! Телочки в купальниках, блестки-стразы, музыка, шутки юмора.

Та-ак! И непременно, чтобы был монолог Ливерной Колбасы! Так наш новый спонсор приказал. В стиле этого… как его… ГамлЕта, во! Типа, тварь я генномодифицированная, или право имею - съедобною зваться?!

- Это уже Раскольников какой-то получается, - пробормотал я, чтобы вставить хоть что-то.

  И подумал, что топор в гримерке мне бы не помешал. Хотя – нет! Без него лучше, потому что иной раз ужасно хочется пустить это «средство от головы» в дело.

- Кто-о? А, ну да, Раскольников! Читал, конечно. Хороший поэт!

  Я хмыкнул, но Владлен ничего не заметил. Его неудержимо «несло» дальше.

- Во-вторых, Валентиныч, настрочи куплеты Молочных Сосисок. На мотив любимой песни спонсора: «Цвет настроения – синий».

- У кого? – невинно поинтересовался я.

- Что – у кого?

  Владлен запнулся в своем пламенном монологе и потерял нить рассуждения.

- У кого, говорю, цвет синий? У спонсорских сосисок?

  Мой собеседник, наконец-то, понял шутку, и она ему не понравилась.

- Острить, Валентиныч, будешь, когда таким же счетом в банке обзаведешься! И собственной квартиркой, между прочим. Напомнить тебе, сколько месяцев ты здесь кукуешь без денег и прописки?

  Это был удар ниже пояса, и я счел за лучшее скромно помолчать.

- То-то же! – осклабился он, довольный легкой победой. – Ну-с, вроде, я тебе уже все сказал… Хотя – нет! Забыл о главном! Придумай щаз же крутой рекламный слоган для корпорации «Мясоделов». Чтобы спонсору понравилось, и твоя цитата у него на вывеске золотыми буквами сверкала.

  Я медленно прикрыл глаза. Сосчитал до десяти. Нервы плавились, держать себя в руках становилось все труднее.

- Чего молчишь? – подтолкнул меня Владлен. – Завис? Рекламу сочинять – это тебе не рифмами бумагу портить.

- Придумал! – я старательно изобразил улыбку жизнерадостного идиота. – Отличный слоган! «По утрам, надев трусы, съешь кусочек колбасы». 

  Искатель легких денег вздрогнул и странно посмотрел на меня.

- Не, ну это как-то… Не того, в общем! Придумай еще!

  Я снова нарисовал на лице глубокое раздумье.

- А если так? «Побалуй милую колбаской!»

  Главрежа заметно перекосило.

- Ты издеваешься надо мной, что ли? – злобно прошипел он. – А ну, думай еще!

- Да что тут думать? Вот прекрасный слоган: «В помощь бизнес-голодающим.  У ваших бегемотиков не заболят животики»! Уж если это вашему спонсору не понравится, тогда я не знаю!

- Зато я знаю! – в бешенстве заорал Владлен. - Что без моих связей вся эта ваша богадельня и дня не продержится. В общем, Валентиныч, мать твоя женщина, или ты сегодня пишешь сценарий колбасного шоу, или завтра нас отсюда вышвыривают за долги по ЖКХ и просроченную аренду! С тобой вместе, на минуточку! Думай, сценарист несчастный, шевели извилиной!  И – да! Опять чуть не забыл! Что вы со своим прежним придурком ставить собирались? Чехова? К чертям эту вашу «Муму»! Репетируем праздник для спонсора! Я все сказал!

  Он вышел, хлопнув дверью так, что с побеленного при царе Горохе потолка, на пол рухнул кусок штукатурки. Фразочка про нашего предыдущего главрежа, прозвучала весьма двусмысленно и достаточно самокритично, но вряд ли наш сантехник понял – что он такое сказал?

- Могут граждане не все погореть на колбасе, – доставая сигарету, подвел я грустный итог. – Но у меня, похоже, получилось.

  В принципе, я ничего не имел против продукта и его производителей. Как бы от всего была своя польза. Эти деятели рядом с городом целую «колбасную» деревню отгрохали – с ресторанчиком, детским городком и мини-зоопарком.

Ну, подумаешь – елка новогодняя у них вместо привычных шаров и хлопушек была увешана продукцией, а в заборе - старые шнеки от мясорубок торчали.

Прикольно даже! Может, они ее потом бомжам или собакам раздавали – в качестве подарков. Но писать Арию Ливерной колбасы я даже под пулеметом не стану! Сдается мне, что я тоже скоро в бомжи перекочую.

Вопрос поиска новой жилплощади осложнялся тем, что на улице стоял глухой сентябрь – и немногочисленные дачи с гаражами отпадали сами собой. Плюс ко всему к друзьям – приятелям уже вернулись дети и родители, торчавшие летом по деревням и санаториям. Да и друзей мужского пола в нашем театре было не так много. А соваться жить к барышням я остерегался: намечтают себе разного – потом сам не заметишь, как окажешься чьим-то мужем...

  Сигарета давно догорела, ноутбук уныло мерцал пустым экраном, и я решил, что торчать в гримерке больше нет смысла. Пройтись, что ли, по родимому театру напоследок? Может, друзья-актеры какую новость хорошую сообщат или просто ободряющие слова для меня найдут?
Я вышел  и направился по узкому полутемному коридору туда, где из двери, ведущей в кулисы, лился мягкий свет старого прожектора. Мои ребята, действительно, репетировали Чехова. Старинный водевиль под названием «Медведь». Часть актеров сидела в зале, следя за тем, как на сцене разыгрывается захватывающая финальная сцена.

- С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб! – воскликнула героиня, поднимая тяжелый дуэльный пистолет.

  Главный герой восторженно закатил глаза:

- Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Огонь, порох, ракета! Я совсем с ума сошел, влюбился, как мальчишка, как дурак!

  Выстрела, разумеется, не последовало. Зато, через пару реплик, в соответствии с текстом Антона Павловича, были жаркие объятья и продолжительный поцелуй. Маленькая, хрупкая Анечка, игравшая в этой сцене роль помещицы Поповой, поправила на затылке тяжелый узел золотисто-рыжих волос и со смехом погрозила своему партнеру.

- Ванька, не увлекайся! Не путай игру на сцене и реальность!

  Иван Мохов, в «миру», детский доктор и вдовец, растящий единственного сына, смущенно развел ручищами. Внешне наш Иван-богатырь был похож на боксера со стажем: квадратные плечи, переломанный нос, кулаки – как арбузы. А в душе – простак и добряк такой, что мухи не обидит.

Аня еще раз помахала пальцем перед его внушительным шнобелем  и легко спорхнула со сцены. Я проследил за ней глазами, в который раз удивляясь, как жестока и несправедлива  бывает порой судьба к талантливым красивым женщинам. Тридцать пять лет, ни дома, ни семьи, безотрадная работа в местном отделении Сбербанка и одинокая комната, которую она снимает у вечно болеющей и вредной, как баба Яга, родной тетки. Почему жизнь не сложилась? А черт ее знает! При этом Анечка - прирожденная комедийная актриса. На сцене – обворожительна и прекрасна! И не только сама мгновенно забывает о своих невзгодах, но и зрителя заставляет смеяться, восхищаться и неистово кричать «Браво!» в финале.

  Репетиция этого эпизода закончилась, из-за кулис, хитренько улыбаясь, уже выглядывал Ванькин сын, готовясь к следующей сценке.

Я собрался выйти из зала, но Аннушка нетерпеливым жестом остановила меня:

- Тин-Тиныч, будь добр, помоги нам. Доведи репетицию до конца. Сам видишь, Иннокентий Аркадьевич снова лекарства от мировой скорби перебрал!

  Я обернулся и поискал глазами помощника режиссера. Тот преспокойно дрых в своем кресле, свесив голову на плечо и оглашая зал негромким солидным храпом. Вот ведь напасть! С ним нашей труппе «повезло», примерно, так же, как с Владленом. Классику ему ставить неинтересно, а вот «датские» концерты и всякие шоу для спонсоров – пожалуйста! Вот уж действительно – подобное тянется к подобному!

  При этом, Кешенька абсолютно искренне считал себя непризнанным гением, которого злой рок занес из столицы в наши края  совершенно случайно. И в тщетном ожидании, пока слава сама постучится в его дверь, он со скуки яростно «квасил», срывая одну репетицию за другой. А мне приходилось выкручиваться и подменять его, совмещая роли сценариста и руководителя спектакля.

- Помогу, конечно, как всегда. Не впервой! – отозвался я, садясь на первый ряд. – По местам, ребята! Следующая сцена - «Злой мальчик». Аня, зови молодежь  и Ванькиного оболтуса тащи сюда! Стоп! Как вы встали? У Чехова ясно сказано: молодые люди отправились на рыбалку! Почему ты держишь удочку, как гаишник – жезл? А вы, юноша, в честь чего явились раньше положенной реплики?

  Привычное сценическое вдохновение охватило меня. И когда репетиция закончилась, а артисты разошлись, тоска резанула меня по сердцу ржавой бритвой. Черт, вот выпрут меня из театра за нежелание воспевать доброго спонсора – и что тогда? Кешка с труппой не справится, пьесы писать будет некому, и станет наш Народный тем, чем его мечтает видеть окаянный Владлен! Тупой агитбригадой, готовой за пару долларов воспевать хоть колбасника, хоть черта с дьяволом!!! И ЭТИМ завершится дело моей жизни?!

Я чуть не застонал от такой перспективы.

- Тин Тиныч, ты чего? С тобой все нормально?

  Аня подбежала ко мне, тревожно взглянула в глаза.

- Все в порядке, - выдавил я. – Начальство доставало, но я его послал!

  Она недоверчиво кивнула и отошла в сторону.
Я грустно улыбнулся. Звонкое имя «Тин Тиныч» мне подарили наши театральные дети  после пьесы «Остров знаменитых капитанов». Так звали главного героя в этой приключенческой истории. И уж он бы нашел выход из сложившейся идиотской ситуации!
Актеры покидали зал, оживленные, перебрасывающиеся репликами, довольные удачной репетицией. Я стоял в стороне и смотрел в их лица. Совсем молодые и не очень, задумчивые и беспечные. Разные, но одинаково озаренные внутренним светом. Тем светом, которое дают лишь долгие увлекательные занятия любимым делом.
Люди, которые стремятся к улучшению этой реальности – строят дома, сажают деревья, играют в самодеятельных спектаклях, да просто - улыбаются ближним, делятся радостью, обнимают друг друга – мне кажутся героями. Их следовало бы награждать медалями за отвагу быть счастливыми, как участников  боевых действий. Медалями за противостояние серости, безразличию. Вот и мне надо как-то научиться противостоять! В конце концов, Владленчик меня же не Вишневый сад рубить заставляет?! Стисну зубы, повторю, как мантру: «Бездарному замыслу – идиотское воплощение!» и попробую что-то написать. В крайнем случае, переделаю какой-нибудь графоманский опус, найденный в недрах Тырнета. Главное, чтобы означенный колбасный благодетель согласился оплатить наши долги, и театр не пошел с молотка!

  С этой воодушевляющей мыслью я уже собрался было вернуться в родную гримерку, как вдруг произошло неожиданное!