Не знаю, помогала ли нам какая-нибудь добрая магия, но только последние репетиции шли, как говорится, без сучка и задоринки. Все артисты играли вдохновенно, потерянные детали костюмов и реквизита находились сами собой, словно положенные на место какими-то невидимыми добрыми руками. И никакой злодей не покушался больше на наш многострадальный особняк. То ли Владлен в пылу своего дурацкого проекта забыл о нас, то ли и впрямь решил, что мы ему – не конкуренты.
Генеральная репетиция прошла все в том же многострадальном особняке. А потом прибежала Янка и принесла новость: жюри фестиваля определило для нас время и место показа спектакля.

Если с датой все было более-менее понятно: 30 сентября, самый финал конкурса, то с местом получилось довольно странно. Организаторы феста вдруг решили, что зал Народного театра не вместит большое количество зрителей. Видимо, на спектаклях  других студий были постоянные аншлаги.

И в связи с этим в городском парке спешно начали сколачивать нечто вроде Зеленого Театра с крытой сценой «ракушкой», небольшими кулисами и подобием зрительного зала в виде скамеечек под специально водруженным навесом. Сначала я немного огорчился, мол, дома, то есть в родном ДК и стены бы помогли. А потом решил, что все к лучшему! Кто знает, какую подлянку приготовил бы нам поганый Владлен, раз уж он стал полновластным хозяином Народного театра? К тому же интернет обещал, что в последние дни сентября наступит долгожданное бабье лето, а, значит, дождя можно было не опасаться.

В день премьеры я уходил из дома со странным чувством. Будто больше я сюда не вернусь, а если и вернусь, то каким-то иным. В последний раз я разворошил угли в камине, подмигнул добродушно скалящейся львиной маске и вышел прочь. Никакие странные гости накануне спектакля мне не являлись, и никаких зловещих предзнаменований не было. Если не считать все того же грустного чувства расставания с чем-то, ставшим за это время близким и дорогим. С чем же? Полупустым зданием, приютившим поэта и бродягу? Тревожными чудесами, являвшимися мне здесь? Или с нашими репетициями, объединившими столь разных по возрасту, характеру и профессии людей?

- Ну, во всяком случае, не со стихами, - задумчиво улыбнулся я.

  Немного подумал и зачем-то сунул во внутренний карман куртки свернутую в трубочку тетрадку, заключившую в себе часть моей жизни.

Вот такие забавные трюки. Уместились при помощи слов
Все любови, печали, разлуки на двенадцать тетрадных листов.
Здесь и радости, и огорчения, и разлеты коней вороных...
И таблица в конце. Умножения. На обложке. С другой стороны.
Нет таблицы надежнее в мире, хоть сто тысяч листов исписать.
Дважды два на обложке – четыре. Пятью пять – там всегда двадцать пять.

А слова ни на что не умножишь, и старайся хоть тысячу лет –
Ни себе, ни другим не поможешь, ну, не сходится чертов ответ!
Не бывает судьбы «по порядку», кто поспорить со мною готов?
Вот. Вся жизнь уместилась в тетрадку из двенадцати тонких листов...

Больше взять из дома мне было нечего. Весь реквизит давно хранился в таверне, и сегодня ребята должны были перетащить его в свежепостроенный Зеленый Театр.

Я благополучно дошел до парка и приятно удивился, когда увидел, что пресловутый Культурный Центр «Шекспирия» не просто развесил на столбах афиши, рассказывающие о моей премьере, но и организовал тут что-то вроде театрального праздника.
По аллеям ходили волонтеры в карнавальных костюмах и предлагали детям разыграть веселые сценки, а взрослым – сфотографироваться. На клумбах и газонах красовались забавные инсталляции из проволоки и картона, изображающие театральные декорации. То есть, домики, высотой по колено, какие-то яркие сказочные цветы,  мостики над нарисованными речками, и прочие игрушечные дела.
Впрочем, бродить с гуляющей толпой среди этой красоты мне было некогда. Я торопился на дальний край парка, где у сцены-ракушки меня уже должны были поджидать актеры. Я планировал заранее, до прихода зрителей и жюри, прогнать основные моменты спектакля и, не торопясь, разместить на сцене декорации.

Какое-то неясное тревожное предчувствие кольнуло сердце, когда я увидел, что под сценой стоят далеко не все мои друзья. Леши, Олега и Ивана почему-то до сих пор не было на месте.

- Ну, может, в таверне задержались, реквизит перетаскивая, - успокоил я себя  и подошел к ребятам. Янка радостно замахала мне, Кира и Люба приветливо улыбнулись. Аня молча кивнула, но не отвела взгляд в сторону. И в этом мне почудилась слабая надежда на спасение наших почти рухнувших отношений.

- Ну, раз часть труппы где-то зависла, давайте начнем пока без них, - бодро сказал я. – Никита, зачти мне свой монолог шута. Любушка, приготовься к выходу Королевы эльфов.

  И вдруг телефон в моем кармане разразился оглушительным трезвоном.

Я чертыхнулся и схватил трубку.

- Валентин Валентиныч, беда! – услышал я задыхающихся голос Леши. – Ваня Мохов в аварию попал!

  Голова моя закружилась, земля под ногами поехала куда-то в бездну.

- В какую еще аварию?! – услышал я со стороны свой крик, - Он хоть жив сейчас?! Ну, отвечай же!

  Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я услышал ответ.

- Да жив он, жив! – отозвался Леша. – Какая-то иномарка въехала на светофоре в его такси. Ваню в свою же больницу поволокли швы накладывать. И еще с рукой у него что-то. То ли вывих, то ли ушиб сильный – в общем, рентген будут делать.

- Так! – я измученно оперся спиной о ствол дерева.

  По спине градом катил пот, а колени были, как ватные. Но и облегчение после этих слов я испытал немалое.
– Жив наш богатырь, значит! Ха! Иномарка в такси врезалась. Догадываюсь, КТО за этим ДТП стоит. Но доказать мы, конечно же, ничего не сможем. Слушай, Леша, а играть-то Ванька в состоянии?

  В трубке что-то хрустнуло, и я услышал знакомый бас.

- Играть-то я буду, Валентиныч! Даже в состоянии не стояния. Главное, из больнички на спектакль стрелой долететь! А то, пока меня десять раз перевяжут, пора будет эпилог начинать.

- Долетишь быстрой пташкой, не сомневайся! – послышался голос Олега.

  А потом телефон замолчал и, как я ни старался, соединиться с друзьями, мне уже не удалось.

- Выброшу на помойку консервную банку! – выругался я. – Этот агрегат, похоже, моему «эстонскому» ноутбуку родственник. Так ладно, хватит пустой болтовни. Главное, что все живы!

  Я вкратце пересказал оставшимся артистам суть невеселого дела. Женщины испуганно ахнули, Никита сжал кулаки.

- Морды будем после бить, я спектакль хочу! - из последних сил неуклюже пошутил я. – Вот что, господа актеры! Леша сейчас подъедет. Раненого Ваню Олег обещал каким-то образом доставить на подмостки в самый кратчайший срок. Ну, а нам придется, как всегда импровизировать. И играть на новой сцене без прогона.

- Не впервой, Валентиныч! - успокаивающе прогудела Кира.

- И еще! Раз уж один из ведущих артистов не по своей вине задерживается, пролог придется читать вышедшему раньше времени из-за кулис главному герою. То есть – мне.

  Против этого никто не возражал. Я мельком выглянул за кулисы. Зрители  рассаживались на скамейках, а жюри занимало первый ряд. Осеннее солнце клонилось к закату, и макушки кленов прощально вспыхивали золотым огнем. Уже вот-вот должны были зажечь прожектора над сценой. Занавеса в Зеленом Театре не полагалось, а большая часть реквизита видимо пострадала в аварии вместе с Ваней.

- Мда-а! Кажется, без артхауса все-таки не обойдется, – пробормотал я. – Ладно, будем играть роль до конца. Ребята, по местам!

  Мы традиционно скрестили руки, прошептали: «На удачу!», и я сделал шаг вперед на освещенное пространство сцены.

То ли от того, что нервы были взвинчены до предела, то ли от того, что я все еще чувствовал на своей ладони тепло Аниной руки, чувство, которое принято называть «актерским куражом» захлестнуло меня с головой. Я выпрямился во весь рост, раскинул в сторону руки и громко произнес:

Значит так. Мы начнем с конца!
Время действия – день дуэли.
Что нам нужно? Чуть-чуть свинца.
Мерка пороха. Снег постелен.

Все. К барьеру. Звенит звонок:

«Не угодно ль Вам?... Не угодно».
 Дальше выстрелы, кровь, возок.
Моцарт. Занавес. Все свободны.

Все не то. Двадцать первый век.
Наше время. Начнем отсюда.
Точно так же – постелен снег,
Точно так же – не будет чуда.
Точно так же встает страна

И немеет оркестр сводный...

Нет. Не встанет, себе верна.
Моцарт, занавес. Все свободны.

Я слышал, словно издалека, свой собственный голос. Он звучал ясно и уверенно, легко перекрывая случайные шорохи и шепоты в зрительном зале. Да, впрочем, и шорохов-то там никаких не было! Пришедшие на спектакль люди завороженно глядели на сцену. А я продолжал монолог, с иронией, с болью и с безумной, сродни отчаянию, надеждой!

Может так? Ни времен, ни лет.
(Можно Моцарта тихо-тихо?)
Сцена. Кто-то. Актер, Поэт... 
Снег постелен. Ни бед, ни лиха.

Безмятежны черты лица,
А мы знаем, мы с вами знаем –
Мерка пороха. Чуть свинца...
Моцарт! Занавес! Начинаем...

Не помню, как я вернулся обратно в кулисы. Но когда очутился там, то приятно удивился, увидев живого и здорового Лешу  и Ваню с перебинтованной рукой и глубокими ссадинами на лице, уже густо замазанными гримом.

- Да как же ты играть будешь? – жалостливо воскликнул я вместо приветствия.

  Наш отважный богатырь подмигнул мне и принялся разматывать бинт.

- Самозабвенно! – клятвенно заявил он. – Специально попросил друзей -медиков, чтобы в больничке меня обезболивающим по уши накачали. До конца спектакля продержусь, не дрейфь, Валентиныч!

  Не очень-то обнадеживающе подействовало на меня такое заявление. Но выхода все равно не было, и я только поинтересовался:

- А какой же сказочный конь тебя сюда доставил?

- Железный! – откликнулся Олег, снимая с головы пластиковый шлем.

- Подожди, так ты что – его на мотоцикле сюда волочил?! С поврежденной рукой и, неизвестно насколько сильно, травмированной головой? Ну, артисты, вы – полные психи!

- Ага! – жизнерадостно отозвались два обормота.

  А владелец железного коня ободряюще добавил:

- Ради вас, Валентин Валентиныч, я согласен даже колесом пройтись!

- Господи! – вздохнул я. - Ну, что вы за люди! Ладно – Олег. Он, предположим, еще мозгами не обзавелся, но ты-то, Иван, о чем думал? Ты и так у сына – один! А если бы вы не доехали?

  Злодеи переглянулись.

- Дык у меня и прав нет, не только мозгов, – хохотнул Олег.

  А Ванька ощупал свою физиономию и изрек:

- Значит, стал бы «сыном полка». Мальчишка и так с наших репетиций не вылезает…

- «Имей достаточную власть, я б к заповедникам причислил ту девственную мозга часть, куда не забредали мысли», – подвел итоговую черту Леша.

  Впрочем, что и остается бедным артистам на краю бездны, как не веселиться?

И спектакль пошел с новой силой.
Пел озорные куплеты Никита, а Люба колдовала и привораживала бедного рыцаря Алексея, как истинная Королева Эльфов.
Сражался с разбойниками Иван, причем атаманшу играла наша несравненная Кира. У меня, конечно, сердце кровью обливалось, когда я видел, что наш герой время от времени, отворачивается в кулису и болезненно морщится. Но с неизменным упорством опять выходит на свою реплику!

Не знаю, как уж играл я. Когда свет рампы падал на мое лицо, я, вообще забывал, что стою на сцене, и начинал попросту ЖИТЬ.
И мелькали совсем рядом города и страны, путались и менялись местами времена. И вчерашний Черный Рыцарь становился почтенным деловым человеком, известным бизнесменом. А юная Фея – скромной школьной учительницей. Волшебник терял палочку, превращаясь в обычного пенсионера. Но Добро и Зло при этом местами не менялись! И мой герой вместе с его нежной и отважной подругой снова и снова разрывали ткань Времени и Пространства, вертели Колесо Истории, чтобы Свет и Любовь победили и в нашем мире, и в сказочной стране. Я сражался с силами тьмы, отчаивался и вставал снова, произносил монологи, полные горькой иронии. И теплая рука Ани касалась моего плеча, давая силы жить дальше, даруя веру в себя.
Да, это был сказочный спектакль! Яркий, грустный, горький и прекрасный, как наша жизнь! И мне то и дело вспоминались написанные когда-то строки:

Театр! Чем он так прельщает?  В нем умереть иной готов!
 Как милосердно Бог прощает  артистов, клоунов, шутов.
Зачем в святое мы играем, на душу принимая грех,
Зачем мы сердце разрываем? За деньги, радость, за успех?!
Не стыдно ль жизнь, судьбу чужую, нам представлять в своем лице!
Я мертв, но видно, что дышу я, убит, и кланяюсь в конце.

Но вымысел нас погружает туда, где прячутся мечты,
Иллюзия опережает всё то, во что не веришь ты.
Жизнь коротка, как пьесы читка, но если веришь, будешь жить.
Театр - сладкая попытка вернуться, что то изменить.
Остановить на миг мгновенье, потом увянуть, как цветок,
И возродиться вдохновеньем.
Играем! Разрешает Бог!