Я поплакала тихонько, чтобы не разбудить Ираиду. А потом решила, что тосковать о прошлом можно без конца, но надо же и в будущее смотреть! Как там говорил один из братьев Винчестеров? «Вечная боль разлуки не вернет твоих близких. Лучше - прожить жизнь так, чтобы они могли тобой гордиться». К тому же, в настоящем у меня все не так уж плохо. Есть крыша над головой, верные друзья, да и на кусок хлеба я своими переводами сумела заработать.

Немного взбодрившись, я сжевала наспех сделанные бутерброды и поспешила в универ. Лекция, которой завершался учебный день, была, кстати, посвящена как раз мастерству переводчика.

- Что сказал о переводах знаменитый поэт Серебряного Века Николай Гумилев?

Препод – ехидный сухенький старикашка в круглых очках – поднял вверх палец, призывая нас к вниманию.

- Он сказал буквально следующее: «Перевод стихотворения – как женщина. Если она хороша, то не верна. А если верна – то нехороша».

В аудитории послышались смешки и хмыканье. Сам лектор тоже хитренько усмехнулся и продолжил:

- Что же остается делать вам, тем, кто собрался посвятить свою жизнь этому нелегкому, но творческому занятию? Только одно! Гармонично совмещать высокую мысль иностранного автора и свою словесную интерпретацию этой мысли. А ну-ка, скажите, молодые люди, кому это лучше всего удавалось? Чьи переводы хм! ну, скажем, творений Шекспира признаны каноническими?

- Пастернака! Маршака! Лозинского!… - донесся нестройный хор студентов.

Препод одобрительно кивнул и прищурился еще хитрее.

- А вот теперь – вопрос на пятерку в семестре. Кто из русских писателей впервые в истории отечественной литературы перевел Шекспира?

Молодежь озадаченно примолкла.

- Э-э… Аполлон Григорьев? – неуверенно спросил какой-то парень.

Лектор отрицательно качнул головой.

- Похвально, что у вас есть такие знания, но – нет! Что, студиозусы, сдаетесь?

Он торжествующе выпрямился и снова помахал кривоватым пальцем:

- Действительный статский советник Сумароков Александр Петрович. Запомните это имя, будущие коллеги! Первый русский поэт и  комедиограф еще в восемнадцатом  веке перевел трагедию Шекспира «Гамлет». Что весьма знаменательно, хе-хе! Сына Екатерины Второй, будущего императора Павла Первого, современники тоже называли русским Гамлетом…

Лектор вещал что-то еще, но его голос как-то отдалился от меня. Потому что перед глазами сразу же замелькали картинки из недавнего сна, в котором тоже упоминался этот самый Сумароков. Пока я мотала головой, чтобы вытрясти внезапное наваждение, прозвенел звонок и лекция закончилась.
Назначенный после нее семинар почему-то отменился, и у меня оказалась куча свободного времени. Поэтому домой я пошла, не спеша, любуясь осенним Питером и попутно обдумывая все странности моей жизни в нем. Видимо из-за этих непростых раздумий, ноги как-то сами завели меня на Марсово поле – в то самое место, которое я видела во сне прошлой ночью.

- ЧуднОе место! – задумчиво улыбалась я, гуляя по прямым, как стрела дорожкам, и любуясь всеми оттенками золота и меди на аккуратно подстриженных деревьях и пышных кустах. Вроде бы, не парк, не сквер…

Гм! Марсово? Значит, посвящено богу войны? Тут в девятнадцатом веке, наверно, плац-парады были…

Мои сомненья разрушил громкий уверенный голос экскурсовода, ведущей толпу восторженных туристов прямо на меня. Я ловко затерялась среди приезжего люда и принялась внимать интересной речи.

- В восемнадцатом  веке на месте Марсова поля было болото. Но Петр Первый решил облагородить невзрачную местность.  Со временем она превратилась в «Потешное поле», на котором проходили военные смотры и народные гулянья.

Так что современные нетрезвые музыканты на зеленом газоне…

Дама бросила иронический взгляд на тройку ребят с гитарами и пивом, расположившуюся на пожухлой травке.

- Оттеняют исторический колорит и продолжают многовековую традицию.

Парни отсалютовали в ответ бутылками, и экскурсия продолжилась.

- Прекрасно не только само Поле как местность облагороженная зеленью, но его антураж, дополняемый красотой города. Во времена правления великого русского императора в Зверовом дворе, который находился на территории описываемого мной объекта, содержались по-настоящему дикие и экзотические животные. Сейчас здесь таких  и не встретишь. Абсолютно все правители что-то перестраивали, достраивали, в общем, из кожи вон лезли, чтобы внести свою лепту в образ парка. К примеру, Екатерина Первая сделала для себя деревянный дворец-дачу за Мойкой, облагородила оскверненный военным топотом и народным смехом Большой луг и переименовала его в Царицын луг. Екатерина Вторая разрешила проводить на этом Лугу ярмарки и народные гуляния.

- Вот почему в моем сне юноша и девушка праздновали масленицу именно здесь,  - мелькнула у меня мысль.

- Павел Первый тоже не отставал и выстроил здесь свою резиденцию. Ведь он был особым любителем военных смотров, при нем на территории Марсова поля появились казармы. А вот там, кстати, вы можете увидеть шпиль так называемого Инженерного замка, то есть Михайловского дворца, где прошли последние дни жизни императора…

Далее экскурсовод углубилась в сравнение питерского Марсова поля и древнеримского. Мне стало скучно, и я отстала от группы. Остановилась возле багряного клена и посмотрела вдаль. Туда, где серебристо-серое небо пронзал тускло-бронзовый шпиль Замка. Сразу вспомнились слова препода о «русском Гамлете».
Я вздохнула. Вот ведь тоже жизнь – как прерванный полет! Только-только вышел из ненавистной тени матери, заступил на престол, начал пытаться что-то делать для страны, как тут же – удар в спину! Почему всем хорошим и честным людям в России так не везет? А этот самый Сумароков, наверно, о чем-то догадывался, раз из всего шекспировского наследия перевел именно «Гамлета». Хотя «Ромео и Джульетту» было бы логичнее. Любоффь и все такое…

Может, он Павла предупредить хотел, что с родней надо быть осторожнее, да тот его не понял? А вот Екатерина догадалась, похоже. Потому-то она Сумарокова от управления театром, в конце концов, отстранила и, как мне Петя успел рассказать, чуть в тюрягу, подобно Радищеву не упекла…

Тут я поняла, что, кажется, начинаю сочинять свой собственный исторический роман. Усмехнулась, подумав, что знаний по истории города у меня для этого пока что маловато. А вот любви и нежности к Питеру – сколько угодно!

Я мечтательно вздохнула и запрокинула голову к небу. Наверно, стоит побывать в этом удивительном месте, чтобы почувствовать, как низко оно нависает над Петербургом. Это сомбреро из облаков лучше всего примерять осенью, летом же жизненно необходимо встретить тут белые ночи, а зимой оставить след от снежного ангела. Вот наступит декабрь, непременно так и сделаю!
 Я пошла дальше. Но мне казалось, что я стою на месте, а это Марсово Поле вертится под моими ногами, разворачивая меня то к одной невероятной достопримечательности, то к другой.

Вот осколком радуги и золотом в одиноком солнечном луче вспыхнули стены и купола Спаса на Крови.

Потом свои классические древнегреческие фронтоны показали Павловские казармы.
Полыхнуло пламя Вечного Огня, его отсвет заиграл на бронзовых буквах: «Никто не забыт!»
Поистине, Город, где переплетаются года и столетия… Да я же просто околдована им! А ведь я даже белых ночей еще не видела.

Я вспомнила прочитанные в какой-то книге строки: «Самое интересное в белые ночи, поймать себя на мысли, что ты далеко от дома, но возвращаться не торопишься. Странное ощущение, когда день и ночь столкнулись лицом к лицу, стрелка часов перевалила за полночь, и вроде бы нужно идти, но от красоты, бросившей тебя в свои объятия, невозможно сбежать, она окутывает душу и поражает тело, все, что остается счастливчику - наслаждаться моментом».

- Ну вот, дождусь весны, и тоже буду наслаждаться, - сказала я сама себе.

- А пока же домой пора. Ираида, наверно, давно заждалась.

  Но приблизившись к дому на Никольской площади, я поняла, что спокойного вечера не будет. И здесь нас ждет свое Марсово поле. В смысле – поле битвы! Потому что картина, которую я увидела, была такова.
Возле самого подъезда башенно возвышались два типа в камуфляже. Кажется, один из них был тем самым уродом, который попытался на меня напасть в ночь моего первого Дозора. Между двумя этими гориллами стоял щупленький тип в сером костюме и сжимал в руках какой-то документ.
Перед зловещей троицей с лицами бойцов Парижской коммуны на баррикадах выстроились Ираида, Жан Феликсович с Эстебаном и еще несколько старушек. Лика стояла тут же и с напряженным видом говорила что-то в мобильник.
Я поняла, что мое место – в этом строю! Рванулась к друзьям и встала между Ираидой и дядей Ваней.

Тем временем серый тип приторно ласковым голосом продолжил  речь:

- Уверяю вас, господа и дамы! Никакого обмана! Дом нуждается в долгосрочной реставрации и последующей перестройке. Вот бумага, подписанная главой муниципалитета и заведующим департаментом Градостроительства. Поэтому мы убедительно просим вас освободить занимаемое помещение в кратчайшие сроки.

- Хрен вам! – мрачно заявила Ираида. – Брешешь, лакейская рожа! Начальничек твой, Дуремар   поганый, тещу завдепартмента своими пиявками лечит. Вот он и подмахнул твою писульку, скотина продажная!

  Серый тип побледнел, скривился, но изо всех сил продолжал делать хорошую мину при плохой игре.

- Бабуля, ну зачем же вы меня оскорбляете? О душе бы своей лучше подумали. В вашем-то возрасте!

- Сам о ней подумай, хамелеон паршивый!

  Тот самый «божий одуванчик» в голубом берете  решительно выступила вперед, размахивая знакомой мне сковородкой.

- Дом освободить, говорите? А нас куда денете, фашисты проклятые?!

- Так ведь уже принято решение! – заторопился прихвостень Дуремара. – Всех жильцов расселить по новостройкам. В зависимости от имеющихся у них метров жилья…

- Знаем мы эти новостройки! – взорвался молчавший до этого академик.

– Там стены в полкирпича построены и зимой от сырости зеленеют! Постыдились бы, сударь! Этому дому больше ста лет, а вы его рушить собрались! Варвары! Вандалы! Гунны!

  Сеньор Монтойя тоже рявкнул по-испански нечто непечатное и угрожающе взмахнул знаменитым зонтиком.

- Слышь, Серег! – внезапно подал голос один из горилл. – Я говорил, что это – дохлый номер! С этими воблами сушеными по-хорошему нельзя!

- А по-плохому мы вам сами устроим!

  Ираида двинулась на головореза, угрожающе подняв дрын.

- Провоцируешь, старая с-с… - процедил горилла.

- Не сметь оскорблять женщин! – тонко вскричал Жан Феликсович.

  И вкатил бандиту трескучую оплеуху.

- А-а, подлюка! - завопил второй урод, срывая дубинку с пояса.

И они, конечно, разметали бы всех. Но крики и шум поднимающейся драки разбил оглушительный грохот.
Мотоцикл, не сбавляя скорости, влетел на газон и промчался по скверу.  Выскочив из седла и срывая на ходу шлем, Артем черной молнией рванулся к нам на помощь. Одним движением вывернул из руки злодея дубинку и врезал ему по скуласто-каменной роже. Увернулся от удара второго и саданул ему кулаком под дых.
Через секунду картина была такова.
Один бандит сидел в помятом кусте. Джигит стоял над ним, взметнув дубинку во втором замахе. Дядя Ваня замер с отведенной для удара рукой. Остальные тоже застыли в грозно-выжидательных позах. Лика заслонила собой Ираиду. Эстебан караулил второго злодея, держа зонтик, как Гамлет шпагу в секундной передышке боя с Лаэртом… Тип в сером, мелко пятясь, отступал назад, сжимая свою бумажку, как бесполезный щит.

Гориллы переглянулись и завозили ногами. Несмотря на свое скудоумие, они поняли, как по-дурацки все это выглядит. Он из них перекосился набок, выдернул из пятнистого кармана мобильник:

– Второй!.. Это Ручкин! Они налетели!.. Нападение при исполнении… Да, а потом скажут, что я пенсионеров калечу … Присылайте!

- Нэ ори! – презрительно бросил Артемон. – Наши тоже уже едут.

  Я не запомнила, сколько потом прошло минут. Кажется, совсем

ничего. Хватило только, чтобы второй горилла попытался на  четвереньках подползти к валявшейся дубинке. И рухнуть от крепкого толчка «волшебного» зонтика старого испанца.

Две машины примчалась одновременно. Милицейский «рафик» с подвывающим сигналом и синий джип с белыми буквами TV. Из «рафика» выскочил упитанный дядька в сизо-пятнистом балахоне с капитанскими погончиками и два таких же пятнистых сержанта.

Из джипа – девушка в красной куртке и паренек в джинсовке. На плече юноша держал большую камеру. Она явно работала – над объективом горела красная капля.

– Прекратить съемку! – тут же заорал капитан. – Всем разойтись!.. Прекратить съемку, вам сказано! Я приказываю!

- В ведомстве своем приказывайте, - невозмутимо отозвался джинсовый парень. – Артемка, начинай!

  Джигит перебросил дубинку Лике.

Боевая подруга уверенно заняла его место, удерживая врага в поле зрения. Артемон встал перед объективом и решительно заговорил:

- Дамы и господа! Мы ведем прямой    рэпортаж с мэста   бэспрецедэнтного   происшэствия! Только что на наших глазах почтэнных    пэнсионэров пытались лишить их законного жилья…

- Взять их! – просипел капитан милиции, кивая своим громилам.

  Журналисты даже не дрогнули. Девушка, держа микрофон, небрежно спросила:

- Нападение на журналиста при исполнении им своих обязанностей… Артемоша, это какая статья?

- Нэ помню, какая    имэнно, – ответил джигит. – Прокурор скажэт. Когда посмотрит, как доблэстные блюстители порядка разбираются с работниками Тэ Вэ. И заодно со старушками…