Я аккуратно приоткрыла дверь и зашла в комнату. Рональд стоял у раскрытого окна и любовался картиной осеннего сада.
Я смущенно потопталась на пороге, подбирая слова. Как-то глупо было с ходу оглоушивать юношу безумным вопросом: «А ты, правда, меня любишь?!»
- Рональд, скажи, пожалуйста... – начала,  было,  я.
Он медленно повернулся ко мне. И, как тогда на концерте, я поняла, что музыкант – уже не здесь. Он смотрел на меня и сквозь меня  неподвижным взглядом. Глаза сияли, а на губах была та самая светлая, изумленно-радостная улыбка, которая возникала, когда юношу посещало вдохновение.
На подоконнике лежала раскрытая тетрадка, разлинованная нотным станом.
- Извини, я, кажется, не вовремя, - пробормотала я.
Юноша вздрогнул, словно освобождаясь от мира грез. Мне почудилось, будто в глазах его промелькнула досада. Впрочем, он тут же приветливо кивнул мне.
- Ты не представляешь, какая мелодия мне приснилась, - вздохнул он. – Но музыка, приходящая во сне, похожа на золото гномов. Утром ты пытаешься воплотить ее в ноты и понимаешь, что от ночного чуда осталась лишь пригоршня сухих листьев. В смысле, несвязных звуков. Хотя пару тактов мне удалось восстановить.
Он взял тетрадку, вгляделся в написанное и нанес на нотный стан  еще пару штрихов. Ощущение, что я тут – лишняя усилилось. И одновременно в голове возникла совершенно дикая и неуместная мысль. О том, что я – не первая, кто это видит.

-  Ты думаешь,  среди  прежних поклонниц Рональда не было кого-то гораздо красивее тебя? – прошелестел где-то в сознании ядовитый голосок. - Тех, кто умел ценить по-настоящему его музыку?
Мое и так растрепанное настроение разлетелось вдребезги, как выпавший из руки бокал. Я почувствовала ком в горле - непонятно почему, но стало так горько...
- Разве так ведут себя с теми, ради кого вышли на поединок? – не унимался злобный голос внутри моей головы. – Он даже не смотрит на тебя! Сидит, как чужой, отдавшись своей музыке.
От этих размышлений я почувствовала себя такой жалкой, что впору было разреветься. Но плакать и жалеть себя я не любила с детства. И, постаравшись отбросить обидные мысли, сказала, как можно увереннее:
- Извини, что помешала тебе. Но мне просто необходимо спросить одну вещь. Что ты думаешь об этой музыкальной дуэли?
Рональд с трудом оторвался от заветной тетрадки с нотами. На лице его снова отразилось недоумение и легкая досада:
- А что я могу об этом думать? – пожал он плечами. – Разумеется, всякая дуэль – это преступная глупость, ведущая к фатальным последствиям.
И снова потянулся к тетрадке.
Но я-то никак не ожидала такого ответа. И потому воскликнула несколько резко:
- Зачем же ты согласился на эту глупость?! Почему не отверг предложение эльфа?
Рональд в сотый раз отложил тетрадь. И как-то странно улыбнулся.
- Потому что это – уникальный шанс, Джилл!  Сойтись в музыкальном поединке с эльфом! Представителем древнего народа, чье искусство за тысячелетия достигло невероятной высоты и утонченности. Это высочайшая честь для каждого артиста, а еще потрясающе интересно. Даже если я проиграю, все равно научусь многому и обогащу свой музыкальный багаж бесценными знаниями. Ради этого стоило согласиться на дуэль. Даже если повод ее глуп и ничтожен… Джилл, что с тобой?!
Последние слова музыканта громом отозвались у меня в ушах, а кровь бросилась в лицо. Глаза мигом застлали слезы.
- Ничтожен?! – прошептала я, а хотелось крикнуть в полный голос. – Повод для дуэли, вообще-то – Я!!!
Рональд вскочил и бросился ко мне.
- Джилл, я не это имел в виду! Прости, я неправильно выразился. Я имел в виду нелепые ухаживания эльфийского мальчишки и его мысли насчет того, что я и ты… что мы с тобой…
Но он  сделал только хуже.
- Не подходи! – отшатнулась я. А голос звенел, и злые слова летели, как раскаленные  иголки.
- Я же – ничтожество! Я тебе – не пара! Конечно, я же ничего в музыке не понимаю, слуха у меня музыкального тоже нет  и петь я не умею...  И что в такой нелепой особе мог найти эльфийский принц – просто непонятно! Черт с ней, с этой глупой Джилл, я  пойду на поединок ради ее величества  Музыки! Так, что ли?
Юноша со страдальческим видом затряс головой:
- Совсем не так! Джилл, послушай меня!..
- Пропади ты пропадом вместе со своими нотами! – горьким шепотом выкрикнула я, яростно стирая слезы. – Проиграешь в поединке – выметайся из моего дома немедленно!
Рональд медленно шагнул назад.
Говорят, лучше всего истерику обрывает пощечина. Мне хватило его изменившегося лица. Куда-то отлучившийся рассудок  водворился на свое законное место, и я замолчала, ужаснувшись, не понимая, как меня  угораздило такое ляпнуть. Ох! Уж лучше бы он заорал на меня. Или действительно ударил. Это не могло быть страшнее его взгляда. Этого отчаянного немого крика в его глазах. 
Музыкант молча повернулся, и стремительно вышел, захлопнув за собой дверь... 

Несколько секунд я стояла посреди комнаты, потрясенная, раздавленная тем, что произошло. А потом повалилась на диван, рыдая, всхлипывая и, что есть силы,  колотя сжатыми кулаками ни в чем не повинные подушки. Что я наделала! Что натворила! И – главное, теперь я никак не пойму, какой бес в меня вселился?! Какие злые силы заставили устроить истерику и наговорить своему лучшему другу столько гадостей? 
 Обхватив руками внезапно загудевшую голову, я начала раскачиваться из стороны в сторону, постанывая, словно от сильной боли. Ну, и где же твое знаменитое хладнокровие, Джилл? Твоя спокойная насмешливость, что не раз выручала тебя из самых сложных  передряг? Все это в одночасье вспыхнуло и исчезло, когда на горизонте встала явная угроза твоей разлуки с Рональдом. Да-да, Джилл, и не надо притворяться, что тебе будет одиноко без его музыки. Тебе будет плохо и тоскливо без  него. 

- Ты дура, Джилл, настоящая дура! – прошептала я сама себе. - Так обидеть хорошего человека! И за что?! Только за то, что  он сказал что-то не то? Но ведь Рональд сразу извинился!  Или  все дело в том, что юноша был слишком увлечен своим творчеством в тот миг, когда тебе  понадобилось его внимание? Да с талантливыми людьми иначе  нельзя! Либо ты делишь своего товарища  с его же вдохновением, либо вы расстаетесь навсегда! 

Мысли в голове летели потоком гонимых ветром осенних листьев. Я никогда раньше столько не рассуждала о музыке, о дружбе, о любви.

Честно говоря, к самому понятию «любовь» относясь несколько насмешливо и предвзято. И виной тому был грустный опыт моей матушки. Как говаривал кто-то из  цирковых друзей: «Когда канарейка, живущая в сердце, начинает петь слишком громко, она заглушает глас разума». Вот и матушка слушала голос  сердца, а не рассудка. И в итоге осталась одна с младенцем на руках. 

- А ведь к Рональду я пришла еще и затем, чтобы рассказать о своих подозрениях насчет родства с эльфами,  - вспыхнула, наконец-то, в голове одна здравая мысль.- И заодно попросить юношу глянуть вместе со мной в магический кристалл. Ох, а вдруг из-за  чертова турнира я  сегодня видела   Рональда в последний раз?! И умудрилась поругаться с ним!
Я устало поднялась с дивана и вытерла слезы.

Как говорится, «дом горит, а часы идут». Надо будет все-таки заглянуть в кристалл! По крайней мере, появится шанс узреть своего загадочного отца. Только надо потеплее одеться. Вдруг от этой волшебной стекляшки опять потянет жутким холодом?
Я вышла из комнаты музыканта, попутно  ругнув себя, что с этим идиотским скандалом лишила юношу законного места репетиций.