В это самое время Патер безрезультатно тыкал в кнопки, пытаясь дозвониться до Симона. Но слышал в ответ только одно – «абонент недоступен».
Он выругался сквозь зубы и едва удержался, чтобы не швырнуть трубку в кусты.
Ситуация была аховая. Во-первых, исчезли ребята. Причем, не ясно куда.
Час назад он дотащился, наконец, из нотного магазина до причала. Но обнаружил на нем только возмущенную толпу. Хозяева прогулочных катеров устало объясняли народу, что, в связи со «спецоперацией», у Аничкова моста нет сейчас ни высадки, ни посадки. Так что все вопросы – к доблестной полиции.
- Нам и самим интересно, где эта самая «высадка», и в котором месте теперь свои катера ловить?
По всему выходило, что юноша с Волчатами попал в очередной «досмотр».
И в какой участок они без документов загремели – совершенно неизвестно.
А вторая беда заключалась в том, что в квартиру на Невском Патер попасть теперь не мог. Ибо ключ от нее остался у Симона. А там, на минуточку - деньги, гитара и браслет с зелеными камешками. Украшение он снял, когда поутру пошел в душ. Да так в кармане халата и оставил, отвлекшись сначала на завтрак, а потом - на музицирование. Получается, что и это средство связи, на данный момент недоступно.
Оставалось только одно – идти домой на Ваську. А утром – проверить «нехорошую квартиру». И снова звонить Симону. Возвращаться в Репино не имело никакого смыла. Ибо оттуда вообще невозможно понять – кто и где? Да и кому он нужен в пансионате без гитары?
- Надо срочно звонить Лизавете. Пусть она свяжется со Светой, а та – дернет своего «полицейского» папу. Может, тогда выяснится – в какой отдел приняли наших нарушителей паспортного режима. Но для начала надо самому как-то добраться домой и желательно по дороге тоже ни во что не вляпаться…
На этот раз под руками у маэстро не было волшебных «филармонических» афиш, но зато в кармане лежала фальшивая «ксива» из музея Тавриды. Павел щедро обеспечил сим подложным документом всех своих знакомых. Впрочем, прежде Патер таскался с ней только по выставкам. Но на безрыбье годилось и это. Во всяком случае, фотография и печать там имелись. А менты в тонкостях вопроса не разбирались. И, к тому же, проверить «корочки» по «базе» – они тоже не могли.
- В случае чего, буду талдычить «Крым наш», глупо улыбаться и делать вид, что я «понаехавший», – решил он.
И, повернул, было, в сторону метро. Но, потом передумал, и пошел к светофору, решив отправиться на Васильевский остров партизанскими тропами и мелкими перебежками.
- В наземном транспорте «шмон» устроить не должны. По пробкам ехать, конечно, гораздо дольше, но я хотя бы успею решить – какую информацию выдать Лизавете. Ляпнуть ей сходу, что Симон пропал, никак нельзя. Начнет громко причитать и перепугает Маргошу. И у бедная девочка снова вообразит себе черти что и кинется спасать Симона. Лучше для начала добраться до дома и поискать второй ключ от «нехорошей квартиры». Помнится, что юноша когда-то делал дубликат…
Он втиснулся в маршрутку и повис на поручне, как ленивец на ветке. Прикрыв глаза и пытаясь собрать мысли в кучу.
- Садитесь, пожалуйста, - предложила ему какая-то барышня, уступая место.
- Хм! – удивился Патер. – Я, что – так плохо выгляжу?! Вот они – «отцовские» хлопоты и пропавшие дети! Небось, в зеркале себя сегодня не узнаю.
Он плюхнулся на сиденье, достал телефон и полез в интернет.
- Может, в Новостях чего интересного напишут?
Но в «новостях» - про «спецоперацию» не было ни слова. Одна политика, да треп о подготовке к чемпионату.
- Чертовщина какая-то, – подумал музыкант.
– Почему хорошие и плохие вещи всегда идут рука об руку? Кто-то выводит народ на стадионы – погонять мячик. А кто-то, пользуясь моментом, на улицу – посеять смуту. И ведь все знают, чем это чревато – с известных событий прошло всего сто лет! А с украинских или грузинских - вообще считанные годы. И нет никаких гарантий, что новая власть, пришедшая с улицы, будет лучше предыдущей. А все эти «борцы с режимом» создают весьма ощутимые проблемы законопослушным гражданам.
В голову ему полезли грустные мысли и ненужные воспоминания. Вчерашняя выставка, баллада о Карле Стюарте и новости о митингующих, окончательно разбередили ему душу. И оттуда начало выплывать то, что он много лет старательно прятал на самых черных задворках своей памяти…
Почему-то получалось, что его предыдущие жизни обязательно были связаны с каким-нибудь политическим катаклизмом. В России его догнала и убила Гражданская война. А ведь у него была еще одна жизнь. И другая Родина.
Когда-то он едва не сочинил балладу о том, что их соединяет.
О, Ирландия, океанная, мной не виденная страна!
Почему её зыбь туманная в ясность здешнего вплетена?
Как я помню зори надпенные? В чёрной алости чаек стон?
Или памятью мира пленною прохожу я сквозь ткань времён?
О, Ирландия неизвестная! О, Россия, моя страна!
Не единая ль мука крестная всей Господней земле дана?
- Хм! И ведь Зинаида Гиппиус, написавшие эти строчки, наверняка, не представляла – насколько она права! Русская революция ее ужаснула, но всех подробностей и последствий «смены режима», она, естественно тогда не знала. Думаю, что история Ирландии и вовсе была ей неизвестна. А ведь во времена Кромвеля там был, как сказали бы сейчас, конкретный геноцид населения. Считалось, что ирландцы - низшая раса и дикари. И даже своеобразное гетто тогда существовало! В Коннахте, куда запихнули ирландцев, согнанных с их законных земель. А английским солдатам официально было приказано отлавливать по всей Ирландии женщин и детей. И продавать их в рабство в Америку! А карательные отряды, и "зачистки" целых деревень? Чем это отличается от нашего ГУЛАГА и бедной Тамбовщины, где Тухачевский со товарищи травил восставших крестьян газом? А сожженные школы гэльских бардов – как преддверие костров на Опернплац, когда были уничтожены десятки тысяч книг? В общем, все, что придумают Ленин и Гитлер, однажды уже было. Мда! Симону несказанно повезло, что в годы войн и революций он был в Верхнем Мире. С его-то совершенно не арийским происхождением. Сын цыганки и немецкого еврея – адская смесь!
Патер занырнул в глубины истории столь глубоко, что проехал нужную остановку. И опомнился только на Университетской набережной. Пожилой водитель что-то недовольно пробубнил про «нетрезвых пассажиров», но машину остановил. Вывалившийся из транспорта, маэстро поразмышлял - не проветрить ли ему голову на набережной. Но махнул рукой и отправился в Румянцевский сад. Сейчас ему настоятельно потребовалось убедиться, что находится он все-таки в двадцать первом веке, а не в двадцатом, и не в, упаси Господи, семнадцатом...
Он огляделся.
На лавочках мирно сидели старушки, мамаши катали по дорожкам нарядные коляски, а вокруг обелиска с визгом носились дети. Из небольшого фонтана с тихим журчанием струилась вода, а весенний ветер с Невы пах обновлением и свежестью.
- Вот и славно – трам- пам-пам! – пробормотал Патер и поискал глазами свободную лавочку.
И попробовал вернуться в себя. Выкурил сигаретку. Полистал злополучное пособие по лютневой музыке, волею судьбы разлучившее его с ребятами. Потом, не спеша, прошелся по дорожкам. Он то смотрел на бегущие по небу облака, то - на резвящихся ребятишек и изо всех сил пытался поставить мозг на место. Но все равно не мог отделаться от мысли, что в этом мире что-то непоправимо нарушилось и поломалось. Словно в старинных часах.
- Ведь, что может дать ребенок, кроме своей улыбки?- рассуждал он. - Человек не рождается изначально жестоким. Откуда же тогда берутся все эти поганые Кромвели и Агафоновы?
Перед глазами, так некстати, встала увиденная в недрах Сети картинка. И рассказ о ней.
Худенький, скромно одетый мальчик с узким бледным лицом и большими светлыми глазами. Ласковый женский голос.
- Что приснилось тебе сегодня, Оливер?
- Мама, во сне ко мне явился ангел. Он сказал, что я буду править Англией!
- Ты станешь королем?!
- Нет, про короля ангел ничего не говорил.
Патер зажмурился и заскрипел зубами, проглотив ругательство.
- Ведь никто не рождается на свет конченым злодеем, - устало подумал он. – На заре правления Лорд-Протектор искренне верил, что несет своему народу свободу и процветание. И всего-то надо для этого – казнить всех несогласных и залить кровью непокорный Зеленый Остров. А потом наступит блаженство и рай на земле. Мда! Поговорка про благие намерения и дорогу, которая ими вымощена – еще никого ничему не научила.
Погрузившись в размышления о добре и зле, музыкант так и не придумал – что сказать Лизавете. Но все-таки достал телефон. И сначала попытался еще раз дозвониться до Симона. Увы! Абонент снова был не абонент. То ли – сеть была недоступна, то ли сам аппарат уже валялся в каком-нибудь ящике полицейского стола.
- Едрит твою налево! Куда ж вы пропали-то?!
Откуда ему было знать, что вопрос надо было бы сформулировать иначе: не куда вы пропали, а – куда вы попали?!
Ослепительный свет погас. Симон понял, что лежит на чем-то мягком, но не смог открыть глаза, чтобы понять, куда на этот раз его занесло. В голове перекатывался чугунный шар, а рук и ног он почти не чувствовал. Переходы Симон всегда переносил плохо, но сейчас все было как-то особенно мерзко.
Юноша попробовал пошевелиться. Чей-то мокрый нос ткнулся ему в щеку, жаркий язык лизнул лоб. В тот же миг кто-то затеребил его, перемежая слова со всхлипами:
- Симон, ты живой? Скажи нам что-нибудь!
- То, что мне хочется сейчас сказать, детям лучше не слышать! – выдохнул юноша, открывая глаза. – Пациент скорее жив, чем мертв, и сам этому удивляется.
Бэкки улыбнулась сквозь слезы и протянула ему маленькую, крепкую руку, помогая подняться. Принявший облик Том радостно крутанулся возле его ноги, подпрыгнул и, желая завершить «процесс возвращения к жизни», еще раз лизнул в щеку.
- Эй, потише! Ты меня с ног собьешь! Бэкки, не плачь, я в порядке. Ну, почти.
Симон потер гудящий лоб и огляделся.
Вокруг простиралось зеленое поле. Довольно запущенное, судя по кустам осота и чертополоха. Трава выглядела сочной и яркой, а среди сорняков кое-где мелькали розовые и голубые пятнышки полевых цветов.
- Куда вас, сударь, к черту занесло?! Неужто, вам покой не по карману? – пробормотал юноша, не найдя лучших слов, кроме старой песенки.
- Я не знаю, - вздохнул снова ставший мальчишкой Том.
– Сначала была вспышка, и я зажмурился, а очнулся уже тут.
- Ага, - печально подтвердила Бэкки. – Мы стоим, ничего не понимаем, а ты лежишь, как неживой. И на помощь позвать некого!
Девочка снова всхлипнула.
- Может, и хорошо, что некого, - задумчиво ответил Симон. - Кто знает, что за люди здесь живут и как они относятся к путешественникам во Времени?
Он строго посмотрел на Волчат, но укорять их в нежданном перемещении не стал. Да и не так уж они были виноваты. В конечно итоге, Переход в непонятное пространство устроила проклятая Ротонда. Только вот – зачем?
- А, может, люди здесь и вовсе не живут? – неуверенно предположил Том. – Смотри, до горизонта – ни крыши, ни дымка.
- Может. Но что толку – строить предположения. Как говорил один хоббит: «Сидя сиднем - дела не сделаешь». Давайте-ка, друзья, двинемся дальше. Если повезет – набредем хоть на какую-то цивилизацию. А если фантастически повезет – то эта самая цивилизация окажется разумной и дружелюбной.
Возражений на эти слова, понятное дело, не последовало. И друзья, в один миг ставшие товарищами по несчастью, зашагали по густой траве. Переход, судя по всему, Волчатам нисколько не повредил. Через пару минут они снова приняли облик и размытыми серыми тенями заскользили впереди, решив сыграть в незнакомом месте роль разведчиков.
Предсказанная Симоном «цивилизация» вскоре дала о себе знать. Заброшенное поле привело ребят к широкой разбитой дороге. Должно быть, здесь недавно прошел дождь, и теперь в глубоких выбоинах и колеях стояла мутная вода. Солнце припекало, Симон снова облизал пересохшие губы. Вопрос о воде, еде, а там и ночлеге вставал все острее. Но пока что следов присутствия людей видно не было.
Размытый путь сменился заболоченным лугом, а налетевший ветерок неожиданно принес запах морской соли. Том, умчавшийся далеко вперед, вдруг остановился и басисто рыкнул.
- Что ты там нашел?
Симон ускорил шаг. И с изумлением увидел, что Волчата обнюхивают сильно покосившийся придорожный столб. Юноша наклонился, пытаясь разобрать готический шрифт на указателе. Полустертые от времени буквы гласили: «Carnarvon – 5 miles»
- Твою ж дивизию! – выдохнул Симон, уже не стесняясь присутствия ребят. - Здравствуй, старая, добрая Англия, чтоб тебя приподняло да шлепнуло!
Ему вдруг стало зябко посреди солнечного летнего полдня. Сразу вспомнилась баллада Патера и случайно упомянутое в разговоре с Томом имя Кромвеля. Неужели, все это тоже было неспроста?
- Помнится, вы, ребята, при первой встрече спросили меня: какое нынче тысячелетье на дворе. Мда-а, молю Мироздание, чтобы здесь стоял не окаянный тысяча шестьсот сорок девятый год!
Заброшенные поля по обеим сторонам дороги сменились лугами. Там, за высокими изгородями, паслись большие стада овец.
Симон никак не мог понять - в какую эпоху они попали. Смутно припомнилась статья по истории, всплывшая однажды в Сети.
Там говорилось об «огораживаниях»: страшной беде для английских бедняков семнадцатого века. Лендлорды сгоняли крестьян с насиженной земли, чтобы превращать клочки их пахотных земель в луга для разведения дорогой породы тонкорунных овец. Тысячи бездомных наводнили в то время дороги Англии. А королевский закон сурово карал бродяг виселицей, тюрьмой или работным домом. Статья заканчивалась словами, что именно «огораживания» послужили одной из предпосылок народного возмущения, что привело потом к Буржуазной революции.
- И что ни век – то век железный! – мрачно констатировал юноша.
После такого воспоминания мелькнувший на горизонте большой дом под красной крышей не внушил ему желания немедленно кинуться туда и попросить о помощи. Скорее всего, там находилась усадьба какого-нибудь лорда. Где заблудившихся во Времени путешественников вряд ли бы хорошо приняли.
Солнце уже клонилось к закату, когда дорога вильнула налево и привела ребят к маленькому скособоченному домику. Крыша его была почти разрушена, окна выбиты. Но зато ни стражи, ни цепных собак поблизости не замечалось.
- Давайте зайдем туда, - предложил Волчатам Симон. - Если там живут бедные люди, мы вежливо попросим ночлега. Но, скорее всего, дом давно брошен хозяевами.