Быстренько прибравшись в доме, мы  отправились в обратный путь.
 Наш добрый лоцман высадил нас на Фонтанке. Мы тепло попрощались с Петей.

Белая яхта, взревев мотором, умчалась, оставив нас на маленькой пристани. Свежий утренний ветерок радостно набросился на волчью «гриву», растрепав густые каштановые пряди. Томас кое-как собрал свою «красоту» в «хвост», застегнул камзол и подал мне руку.

Мы поднялись по ступенькам наверх и не спеша пошагали в сторону моста…

Ставший уже родным подвальчик встретил нас легким беспорядком.

Я убрала на полку чайник, подняла с пола брошенную в спешке футболку, переоделась и плюхнулась на диван. Очень хотелось хоть полчасика поспать.

- О чем мечтаем? – хитро спросил Томас, потянувшись меня поцеловать.
- Ни о чем, – поспешно ответила я, прекрасно понимая, что еще немного, и я не только не засну, но и из дома в обозримом будущем не выйду.

- Вот что, дорогой, займись-ка лучше обедом.  И потом чехол свой кинжальный до ума доведи. А то я вчера этим ремешком себе чуть шею не натерла. Вон там в ящике с инструментом наждачка валяется. Ну, а я пока в Интернете посижу.  Новости почитаю, да посмотрю, как Михайловский Замок работает.

  Волк вздохнул.

- А лечебный поцелуй для пострадавшей шейки не приветствуется?
- Приветствуется… Ой! Что ты делаешь, мартовский котяра?! Все, Томас отойди от меня.  Делами пора заняться.  Совсем скоро вернется Юрчик и нас отсюда попросит.  А мы с тобой так ничего и не нашли.
Волк послушно ушел заниматься обедом, успев, впрочем, еще пару раз поцеловать меня.
К тому времени, как каша с тушенкой была готова, я уже успела полазить по сайтам многих питерских музеев.
Так, «музей автомобилей» - не пойдет, «дни бесплатного посещения Эрмитажа» - уже не актуально, музей Оптики – вычеркиваем. А вот это уже ближе «к телу»…

- Смотри, «Выставка украшений и ювелирных изделий» или «Что носили русские цари». Экспонаты собраны со всех пригородных дворцов…

Это то, что нам надо! И экспозиция как раз в Михайловском Замке! Собирайся, дорогой, труба зовет!

- В двенадцать часов по ночам выходит трубач из могилы! – пафосно провозгласил Томас, отставляя в сторону пустую миску. – Но ремешок свой я так до ума и не довел.
- Бог с ним, с ремешком. Можешь кинжал на шею повесить, так уж и быть.
- А вот это уже правильное решение! Хватит тебе на себе всякую ерунду таскать.
- Ладно, давай собираться. И вот что! Надень-ка ты сегодня что-нибудь нейтральное. Дабы внимание ни чье не привлекать. Кто знает – что мы в том Замке найдем и делать станем? У тебя джинсы вполне цивильные  и свитер, от Шрека   перепавший, тоже. Да и я с превеликим удовольствием от имиджа кинозвезды избавлюсь.  Устала уже от этого гламурного наряда.

  Мы переоделись, быстренько покончили с завтраком, и умчались в не слишком светлую даль.

Воздух был наполнен сыростью до такой степени, что становилось тяжело дышать. Под сумрачными, отяжелевшими от влаги  кронами деревьев Кленовой улицы даже Волку стало не по себе.

Мы прошли мимо вычурного, в барочном стиле, памятника Петру Первому и ступили на камни Трехчастного моста.
Странное чувство охватило меня. Будто зеленоватая вода бывшего Воскресенского канала – это некая незримая черта, перейдя которую ты вступишь в иной, опасный мир… За спиной остается добрый волшебный город,  впереди – тревога и неизвестность. Но ты уже не можешь повернуть обратно. Что там Томас говорил про рыцаря, который стоял перед армией врага с открытым забралом? Значит, сегодня пришел наш черед, защищать от зла самое дорогое. Возможно,  уже более  двух столетий тот самый страшный артефакт, что сейчас мирно покоится где-то под музейным стеклом, тайно отравлял души людей, насылал кровавое безумие на всех, кто причастен к управлению страной, ввергая ее в череду бесконечных революций и войн.

И кто знает, что еще он может совершить в недобром двадцать первом веке? Кто-то должен все это прекратить!
Я украдкой посмотрела на Томаса. Он был бледен, но тверд и полон решимости. Слабости не выказывал. И лишь в карих глазах то вспыхивали, то гасли янтарные огни.
Я торопливо отвела взгляд. Не хватало, чтобы Волк на ступенях рокового замка завел «старую песню о главном»: «Ника, битвы – удел мужчин. Умоляю последний раз – отступи в сторону. Не подвергай  свою жизнь опасности!» Ну, да! Конечно! Он, значит, пусть подвергает, пока я в нашей «норе» от неизвестности загибаюсь?
Все это уже было сказано и обговорено сотни раз. И я решительно прошла несколько шагов по короткому пролету моста. Ну, держись, Сказочница! Сейчас ты на себе почувствуешь всю темную силу, все бездну подлости и черного предательства, которыми пропитаны эти стены. Вот только шагнешь за эти высокие мрачные ворота. Сейчас все случится…

Но ничего не произошло. Мы вместе с толпой туристов прошли по мосту, миновали ворота и оказались под высоким арочным сводом, который опирался  на массивные серые колонны. Я  растерянно огляделась и попыталась понять, что я  чувствую. Ни ужаса, ни отвращения не ощущалось. Вроде, музей, как музей. Табличка с надписью, куда надо войти, чтобы купить билет и сдать вещи в гардероб. Галдящий народ, столпившийся  под колоннами.

И только смутное чувство непрочности этого покоя, незащищенности  тихо царапалось где-то под сердцем.
Так, а что же Волк, в таком случае, чувствует?
Томас, как всегда, незаметно и беззвучно исчез на мгновение, серой тенью скользнул между колонн и снова возник рядом.
Судя по мрачному, закаменевшему лицу, чувствовал Оборотень гораздо больше меня. Но вслух об этом пока ничего не сказал, а только махнул рукой в сторону внутреннего двора замка:
- Идем туда. Я должен кое-что понять…
Что именно он должен понять,  этот разведчик  мне, конечно, не сказал.

Немного досадуя на внезапную скрытность моего спутника, я шагнула вслед за ним на широкую площадку восьмиугольного внутреннего двора.

И сразу неприятно поразилась черной скульптуре императора, которая виднелась напротив ворот. Тяжелый прямоугольник постамента. Некрасиво сидящая в кресле фигура. Лицо, издалека похожее на череп мертвеца. Да еще и замкнутый круг давящих стен довершал однозначно плохое впечатление.

– Это не Павел, - пробормотала я, цепляясь покрепче за локоть Томаса.

– Посмотри, это же просто паук какой-то!

Волк ничего не ответил. Только странно глянул на памятник, на меня, снова – на памятник…

- Подожди, - задумчиво произнес он, наконец. - Давай подойдем поближе.
Я пожала плечами. Подходить ближе к этому монстру, ничего общего не имеющему с реальным императором, то есть со светлым рыцарем, которого мы видели в Гатчине, мне однозначно не хотелось. Но  все же я решила послушаться Томаса.
Мы не спеша стали приближаться к изваянию.
Вот между нами и скульптурой осталось сорок шагов, тридцать, двадцать…

И тут я вскрикнула, а Волк торжествующе усмехнулся.
С лица зловещего монумента упала маска! 

Мне показалось, что даже контуры фигуры на троне в какое-то мгновение дрогнули и изменились.
Образ черного паука слетал, распадался и таял, как мрачные  тени под лучами восходящего солнца.

И Павел, просветленный и прекрасный, представал перед нами. В красивых, точеных, словно у музыканта, пальцах император сжимал скипетр и державу.  А на открытом, ясном лице с широко распахнутыми глазами светились благородство, мужественная сила и горестное предчувствие грядущей муки. Мне показалось, что сейчас он встанет, отложит в сторону символы царской власти, и прикажет подать коня. И возьмет в свои руки карающий меч…

Строки сорвались моих губ сами, словно бы кто-то свыше диктовал мне этот странный и горький стих:

На расстоянье двадцати шагов снимает маску памятник зловещий.
И здесь царит надежнее и хлеще дурных вождей и призрачных богов.
И конь взлетит над мокрой мостовой, и ночь помчится всаднику навстречу.
И на вопрос вопросом я отвечу - кто в этом мире - мертвый, кто - живой?
Лишь стук копыт раздастся в тишине, и станет тьма пронзительной и зыбкой.
И на мгновенье  с грустною улыбкой вдруг повернется государь ко мне…

- Ты тоже это увидела, Ника?

Я кивнула. И оглянулась. Народ останавливался, выглядывал из-под арки  и подходить не торопился. Видимо, оттуда «паук» мерещился не только нам.

Я еще немного постояла перед памятником и, не отводя от него взгляда, начала пятиться назад. Пять шагов – Павел. Десять, пятнадцать, двадцать… Двадцать один – все, монстр! Аут, вынос тела!

- А теперь – иди обратно! – скомандовал Томас.

  Я сделала один единственный шаг вперед. Картинка вернулась.

- Обалдеть… – выдохнула я.

  Спокойно досмотреть превращения нам не дали.

Экскурсовод загнала во двор какую-то организованную группу, и туристы с обреченным видом потянулись к монументу. Судя по лицам, никто не увидел того, что открылось нам. Люди молча пощелкали затворами фотоаппаратов, и быстро рванули обратно, облегченно вздохнув. Мы еще какое-то время постояли рядом, и тоже пошли в сторону музея.

- Давай выйдем на улицу, – попросила я. – Надо немного выдохнуть после таких  впечатлений.

- Какое, однако, странное «воспоминание», - сказал Томас, припомнив значение слова «монумент», и задумчиво глядя с моста на воду.

- Скорее напоминание. Да уж: Memento   mori… Обрати внимание, в этой воде практически нет монеток. Что-то никого не тянет сюда возвращаться.

- А мы с тобой – что делаем? Уходим домой – или все-таки идем в Замок?

- Конечно, в Замок. Какие могут быть варианты?

- Никаких,  – вздохнул Томас и снова пробормотал. – «В двенадцать часов по ночам из гроба встает барабанщик…»

- Я помню. «В двенадцать часов по ночам встает император усопший…»

А сейчас – только полдень. И император у нас не «усопший», а убитый. 
- Убитый… - медленно повторил Томас. – Рыцарь, сраженный в бою подлым ударом в спину. Что ж, идем, Ника.
Он решительно шагнул к воротам, еле слышно напевая странные и горькие слова:

Нас книги обманут, а люди не вспомнят, 
Последняя битва сорвет голоса. 
Стараться не стану, ничем не наполнит 
Пустая молитва пустые глаза. 

Нас дьявол покинет, и бог отвернется, 
Сломается хрупко бессильная сталь. 
И время застынет, и кто-то вернется, 
Затем чтоб найти на пороге Грааль. 

- Что ты поешь? – удивленно спросила я.
- «Монсегюрский романс». Посвящается памяти последних светлых рыцарей Грааля.
- Ясно, - вздохнула я. – И грустно, как всегда. Кстати, о замках. Давай я тебе расскажу про Михайловский Замок. Постоим пока здесь, возле памятника.
Знаешь, его история полна странных и загадочных совпадений. Начнем с того, что построен Михайловский Замок был на месте Летнего Дворца императрицы Елизаветы Петровны.
- Бабушки Павла?
- Ну, да. Кстати, именно там двадцатого сентября тысяча семьсот пятьдесят четвертого года Павел и появился на свет. Спустя сорок семь лет он встретил здесь свою смерть.
- А почему Замок – Михайловский?
- Из-за видения, которое явилось, правда, не самому императору, а солдату, стоявшему в карауле у Летнего дворца. По преданию, к военному явился юноша, окруженный сиянием. Он сказал солдату: «Иди к императору и передай мою волю — дабы на этом месте был воздвигнут храм и дом во имя архистратига Михаила».
- Получилось немного странно, ты не находишь? Светское здание, не храм, оказался посвященным святому.
- Да, верно. Но это не единственная странность. В Михайловском Замке император прожил только сорок дней.
- Роковое число. Что у нас, что в вашем мире. Кстати, число четыре, согласно древнему учению о нумерологии, символизирует справедливость, могущество и власть над временем и пространством.
- Ничего себе, совпаденьице! А я вот этого не знала!
  И снова холодный озноб пробежал у меня по спине. Но я справилась с внезапным приступом тревоги и продолжила  рассказ.
- Павел хотел принимать в своей резиденции собрания и торжественные церемонии мальтийских рыцарей. И ради этого в соответствующем стиле были отделаны несколько парадных апартаментов. Но не успел ими воспользоваться. Единственным парадным приемом стала аудиенция датскому министру графу Левендалю, данная двадцать четвертого  февраля тысяча восемьсот  первого года в Мальтийском тронном зале.
- Что было потом – можешь не рассказывать, – хмуро прервал меня Волк. – Одиннадцатого марта тысяча восемьсот первого года император Павел был убит заговорщиками.
- Да, – вздохнула я.  - И его не спасли ни толстые стены замка, ни рвы и мосты, в то время  окружавшие его. От императора в Михайловском замке требовали отречься от престола, но он отказался. Тогда в ход пошла грубая сила: царю проломили голову и задушили шарфом. Впоследствии официальная версия гласила, что император скончался от «апоплексического удара».
- Да уж! Вот только народ к этому неизменно добавлял  три слова: «табакеркой в висок».

- Подробностей убийства мы уже никогда не узнаем, – мрачно подытожила я. Все документы были уничтожены. А дворец стал никому не нужен, и опустевшее здание передали Главному Инженерному училищу, из-за чего замок стали называть Инженерным. Засыпали каналы, убрали мосты… Ну, а теперь здесь музей.
- Музей, – с непонятной интонацией подтвердил Томас, пристально вглядываясь в светло-красные стены . – Что ж, пойдем, посмотрим на здешние «экспонаты».
Последнее слово он явно произнес саркастически.
- Пойдем, – устало кивнула я. – Не знаю, сколько времени уйдет на поиск выставки ювелирных изделий. В замке я раньше никогда не была, только картинки утром по Интернету посмотрела.