Доски Иоанновского моста тихо поскрипывали под ногами.

Мы с Томасом шли  к массивным воротам в Петропавловскую крепость, увенчанным огромным черным и довольно зловещим изображением двуглавого орла.
Погода сегодня была, что называется - «классическая петербуржская».

Яркую синеву неба, то и дело, закрывали косматые серые тучи. Налетал ледяной ветер пополам с дождем, но через десять минут  вновь выглядывало солнце, и его теплые лучи весело играли на распростертых крыльях Ангела, украшавшего шпиль собора.
И наши с Томасом разговоры по дороге к крепости были под стать  перепадам погоды. От растерянности и тоски – к отчаянной надежде.
- А как мы узнаем, что перстень хранится в усыпальнице?
- Думаю, клинок как-то сам отреагирует на близкое появление зловещего «собрата». Я пока не очень хорошо  понимаю, в чем заключается опасная сила императорского перстня. Но ясно, что от него должна исходить какая-то негативная энергия. Вероятно, кинжал, «почувствовав» ее, нагреется или начнет светиться. Клинок сегодня не в ножнах, а в чехле.
- Жуть все-таки!
- Ника, я ведь говорил тебе…
- Все! Хватит, не повторяй! Сегодня ночью мы, кажется, все выяснили насчет моего участия в этом безумном квесте. И к тому же – надо, наконец, понять, почему история моей страны вдруг переплелась с трагическими событиями твоей личной жизни. И потом – ты все время говоришь об опасности, которая угрожает мне – чисто теоретически. А сам носишь этот ужас возле сердца!

- Я его – в сердце ношу. Много лет…
Я вздохнула и положила ему руку на плечо:
- Извини. Я, наверное, опять задела тебя за живое. Мне не следовало, вообще упоминать о твоем горе…
Томас бережно взял мою руку, поднес к губам.
- Ника, ты правильно назвала себя: «Сочувствующая». Знаешь, я ведь почти никому в нашем мире не рассказывал свою историю. Только королю Ричарду и Джонатану с Эдвином, боевым товарищам.  А теперь вот – тебе. Ты одна из немногих, кто способен принять чужую боль, как свою. У тебя очень трепетная, открытая миру душа. А то, что ты пытаешься быть резковатой при общении с людьми – это всего лишь попытка самозащиты. Спасибо за искреннее сочувствие, которое ты даришь мне. И за твою отвагу.
Я смущенно улыбнулась, не зная, что сказать в ответ. Когда Томас начинал разговаривать со мной  возвышенным слогом, мне становилось так хорошо и светло на душе.  Но ответные красивые слова находились далеко не сразу.
- А ты – самый добрый Волк на свете, - наконец,  проговорила я. – Только прошу, не гони меня от себя. Даже ради моей безопасности. Обещаешь?
- Слово чести! – Томас отвесил мне старомодный поклон.
Я торжествующе улыбнулась, и мы, пройдя под темными сводами ворот, вступили  во внутренний двор крепости.
- Странное место, - задумчиво сказал Волк, внимательно поглядывая по сторонам. – Такое же странное, как та площадь с памятником императору Петру. Свет и Тьма здесь многие века существуют бок о бок, не переплетаясь, но и не сходясь в смертельном поединке.
- Что ты имеешь в виду? – удивилась я.
- Вот смотри. Перед нами очень милая зеленая аллея. Так и тянет по ней пройтись. Но она выводит к чудовищному памятнику, возле которого просто невозможно долго находиться. Настолько он темен и зловещ.
- Это ты памятник Петру Первому работы одного авангардиста  имеешь в виду? Да, уж мимо такого «творения» хочется бежать со страшной скоростью, роняя, как говорится, тапочки.
- Вот видишь, ты меня поняла. Теперь слушай дальше. Ты говорила, что изначально это была крепость для защиты от  врагов из северных земель?
- Ну, да. От шведов. Петр распорядился построить.
- Крепость!  Для ведения справедливой войны! Для защиты, не для нападения, заметь! – Томас досадливо взмахнул рукой. - А во что превратили это место правители последующих веков? В тюрьму?! В застенки с эшафотом?!
- Я же ничего не говорила тебе про эшафот, – тихо произнесла я, немного  испуганная этим порывом гнева.

Действительно, рассказать Томасу, к примеру, про восстание декабристов, я так и не успела. Утром мы встали поздно, Волк бегал по делам, и в итоге пришлось собираться в такой спешке, что времени на  беседы  уже не оставалось.
- А я просто почувствовал. Волки чуют клетку и плеть на расстоянии.
Томас  посмотрел на меня с какой-то странной, горькой усмешкой.

-  Мне как-то довелось посетить подобное негостеприимное местечко. Спасибо друзьям, что вовремя вытащили меня оттуда. 

  Я только вздрогнула, вспомнив, что утром заметила у Томаса старый  глубокий шрам, идущий от левого плеча к лопатке. И еще один шрам, пониже. Как будто к коже когда-то приложили раскаленную полосу металла…
Вот, оказывается, в каких «передрягах» пришлось побывать моему спутнику.
Сердце сжалось в груди, словно я сама почувствовала всю муку, что довелось ему  перенести.

Ох, лучше себе такое не представлять. «Отключить», как говорится, «воображение».

- Тебе, наверное, очень тяжело здесь находиться? 
- Ничего, потерплю. Смотри, на этой каменной стеле написаны какие-то стихи.

Да уж! Стихи… Оказывается, за время невеселого разговора мы успели вплотную подойти к обелиску, стоящему возле того самого кронверка, где были казнены руководители восстания декабристов. На камне были высечены известные всем строки о «звезде пленительного счастья»
Томас вопросительно посмотрел на меня. Я постаралась максимально коротко изложить ему эту мрачную страницу российской истории.
- По словам офицера, присутствовавшего при казни, - добавила я, - один из руководителей восстания сказал: «Что посеял, то и взойти должно, и взойдет впоследствии непременно». Если бы эти благородные люди, мечтавшие об идеале «демократии» знали, что  именно взойдет…

- Тиранией кончится и бедами
Вольнодумцев дерзкое брожение.
Следом за недолгими победами –
Долгое наступит поражение.

Томас помолчал, а потом встряхнул головой и решительно сказал:
- Все! Резко меняем мизансцену и ломаем сюжет этой дурацкой пьесы!

Хватит с меня на сегодня мрака. Идем вперед  - и выше!
И с этими словами Оборотень, вновь почувствовавший себя режиссером
своей судьбы, схватил меня под руку и потащил подальше от печального места.
Мы оказались возле Нарышкинского бастиона. Неугомонный Томас помчался быстрыми шагами вверх по лестнице. Я еле за ним успевала.
- Смотри! Какая красота и благородство форм!
Перед нами раскинулась темная синева Невы с изящной линией дворцовой застройки правого берега.
– А теперь – смотри сюда! 
 Волк развернул меня лицом к крепости.
– Здесь  камни старинных стен  еще помнят шаги императора. Воды реки стремительно несутся к заливу, и вид их неукротимого бега смывает грязь и усталость с человеческой души. Ангел на золотом шпиле хранит свой Город! Ты, поняла, Ника? Несмотря на  горести и несправедливости, что творились в этих стенах, красота этого места побеждает любую тьму. Ваша крепость похожа на человеческую душу. Сложную, противоречивую. Не всегда добрую, но стремящуюся к свету!
И словно в ответ на его слова, над нашими головами вдруг раздалось хлопанье крыльев. Мы вскинули лица к небу и обомлели!
Вокруг золотого шпиля собора, над зеленью внутреннего двора крепости медленно кружились два огромных прекрасных орла. Они то, взмахивая крыльями, зависали в воздухе, то начинали чертить плавные круги, спускаясь все ниже и ниже к земле.
- Орлы – в большом городе?! –  даже Томас слегка  растерялся.
А я улыбнулась, чувствуя, что в сердце вспыхивает радость и надежда на победу. Несмотря на все мрачные предсказания!
- Это оживает легенда об основании Петербурга!  Императору Петру всегда нравились орлы, кружившие над этим зеленым островом. Говорят, он приручил пару орлов, охранял их и подкармливал. Петр считал этих благородных птиц вестниками Небес, несущих ему добрые знамения. И именно на этом острове, где гнездилась полюбившаяся ему пара, император приказал заложить первый камень в основание Города.
И лишь только я окончила свой рассказ, птицы камнем устремились к земле, одновременно почти коснулись  крыльями соборного портала, а потом вновь взмыли вверх и растаяли очистившейся от хмари прозрачной вышине.

А слева от нас, над домами Васильевского острова, вспыхнула на миг яркая семицветная радуга.
- Это знак! – Томас улыбнулся радостно и ясно. – Мы должны сейчас же пойти в собор. Даже если артефакта там нет, светлые силы приготовили для нас новые знаки, по которым мы узнаем, куда двигаться дальше.

Мы вступили под высокие своды собора.

Холодный блеск мрамора и золото капителей колонн на миг ослепили меня. Высокие арки взлетали на недосягаемую высоту, на живописных плафонах плескались крылья херувимов. Блеск сотен свечей  яркими искрами отражался в хрустальных подвесках огромных люстр.
Медленно, обходя толпы туристов, мы приближались к сердцу собора – усыпальнице дома Романовых.

Я заметила, что Томас то и дело подносит руку к груди, словно пытается понять, «реагирует» недобрый клинок на присутствие страшного «собрата» или – нет.
Ажурные черные решетки оград отделяли белые гробницы  одну от другой. Волк торопливо шагнул вперед. Я замешкалась на миг. Зачем-то оглянулась. Пышность и роскошь соборного убранства неизменно восхищали и подавляли всех, кто когда-либо посещал это место. Но сейчас в его бесстрастном великолепии мне почудилось что-то иное. Что-то теплое и душевное, проступающее через все это богатство, и льющееся тихим светом прямо в сердце. Как нежная мелодия волшебной флейты, которую не в силах заглушить гром полкового оркестра.
Я подошла к Томасу и встала рядом с ним, чуть коснувшись пальцами блестящей таблички.
Белоснежный мрамор. Золотой крест. И короткая надпись: «Павел I».
И это все, что останется от человека, когда окончится его земной путь? Неважно, царь это или простой воин, поэт, труженик?
Неправда! Остается – память. Благодарность и любовь.
 И не имеет значения, сколько столетий отделяют  тебя от него. Если ты думаешь о нем, если его образ оживает в твоих мыслях, в твоих строчках. Если ты стремишься донести миру рассказ о благородстве его души, о горькой участи и скорбной отваге – значит, холод белого мрамора – еще не финал!
 И бессмертная душа будет незримо касаться своим теплым крылом тех, кто помнит.

Рыцарь. У рыцаря жизнь коротка. 
Ты ниспошли ему, Боже, везение!
Дай ему Отче по силе врага! 
Дай ему Отче по вере спасение!

Вот он опять, уходящий во тьму, 
Даже во тьме не предаст свои принципы -
Снова один, а навстречу ему
Грозные мельницы, чёрные рыцари…
Что это было?! Спаси-сохрани! 
Перекрестись, положись на удачу!
Господи, руку ему протяни,
Всё бы наверно случилось иначе...

Я вытерла подступившие слезы и бросила вопросительный взгляд на Томаса. Волк хмуро качнул головой.
Что ж, мы и не рассчитывали на такую легкую победу. Да, и разве можно достать проклятый перстень из этой усыпальницы? 

Ну, ладно, поищем другие знаки и пути. Что там Томас говорил про помощь светлых сил?
Я привычно запрокинула голову к потолку. Волк сделал тоже самое. Потом  вздрогнул, изумленно провел рукой по глазам и снова уставился в сверкающую роспись соборного свода.
- Что ты там разглядел? – удивилась я.
- Смотри! – Томас вскинул руку вверх – Шестиконечная звезда и роза.

Древний символ рыцарей святого Грааля.
- У вас тоже известна эта легенда? – только и успела удивиться я.
- Кажется, это уже не легенда! - Томас схватил меня за руку.
- Теперь нам срочно надо подняться на колокольню! Для последней проверки. Если мое предположение сбудется, значит, многое тайное в наших поисках  обернется явным.