Мы снова вышли на улицу. Я осмотрелась по сторонам, стараясь успокоиться и переключить голову на хотя бы подобие какого-то позитива. Куда же нам податься? На лавочку в Летнем саду? Но после дождя на ней не посидишь. В Русский музей? – так мне от картин уже слегка не по себе . И даже не слегка. Спас - На - Крови - тоже не вариант. Менять одного убитого государя на другого – смысла нет. Томас, бедняга, там с ума сойдет…
Я покосилась на Волка. «Бедняга» стоял, задрав голову, разглядывая надпись на фронтоне, и, раскачиваясь на каблуках, насвистывал какую-то песенку. На мой недоуменный взгляд он широко улыбнулся и пропел:
А я, молоденький мальчишка, лет семнадцать, двадцать, тридцать.
Может, больше, я не помню. Лежу с отрубленной ногой.
Для маскировки, челюсть - рядом, жрать охота!
- Клоун! – фыркнула я. Про себя порадовавшись, что Волк, кажется, отошел от тяжелого впечатления, которое на него произвел Замок.
Томас усмехнулся, склонив голову в легком поклоне:
- Издержки профессии, дорогая. О, моя принцесса, не знаете ли вы, где находится ближайшая таверна, в коей ваш верный рыцарь мог бы подкрепить свои силы перед грядущей битвой?
Я на секунду замешкалась, соображая – куда бы нам податься? Чтобы и народу было мало, и еда была в соотношении «цена и качество»?
- О мой герой! На углу Невского и Мойки есть один славный подвальчик. Поспешим же туда и вкусим дивных яств. Ты не останешься разочарованным, поверь мне, Томас.
И мы быстрым шагом направились прочь от проклятого Замка.
Пока мы шли, я вспоминала, как однажды мы бегали с подружкой по Питеру и искали, где бы перекусить. Быстро, но со смыслом. Потому что просто жрать в Питере - преступление и наказание. В Питере нужно вкушать. Даже в самой занюханной забегаловке…
И тут я поняла, что еще несколько шагов - и мы можем увидеть ее. Мечту моей юности, райское местечко на Земле, о котором я обычно начинала грезить еще в паровозе. Не расписывая свои прогулки по городу. Все потом, потом. Сначала "Пышечная". Пышки там были такие, такие....
В морозец заскакиваешь - горячий запах жареного теста, сладкого кофе и взвесь сахарной пудры в воздухе тут же переносят тебя в какую-то другую страну, выкидывают из реальности. Длинная очередь по-питерски несуетлива. Все говорят об одном. Сколько брать. Пять? Десять? Один раз учительского вида дама передо мной, отстояв полчаса, как-то даже брезгливо взяла одну пышку. Одну! Причем у нее были деньги - я сама видела сдачу. Очередь проводила ее тарелку недоумением, а я, видите, запомнила ее лисье личико на всю жизнь.
Пышки набирали высокой горкой и, давясь, запихивали их горячими в рот, обсыпая одежду белой пудрой и запивая нектарной сладости кофе со сгущенкой. О, эти минуты полного желудочного счастья! И никогда не приходило в голову - взять пышки с собой. Казалось, они могут существовать только здесь и сейчас.
И, сбежав по ступенькам вниз, я шагнула в свою юность. Здесь пахло точно так же: этой жаркой смесью рожденных друг для друга вещей. Очередь была поменьше. А продавщица - быстрая, голосистая, в грязноватом халатике, с выжженными химией профессионально-белыми кудрями - словно все та же.
Томас снисходительно любовался моей счастливой физиономией. Мы набрали волшебной еды и спрятались в угол за стойкой. Жизнь, похоже, налаживалась и опять поворачивалась к нам с благосклонной улыбкой.
- Когда будут изобретать машину времени - пусть заглянут в эту пышечную, – хихикнула я. - Кажется, здесь знают секрет!
Эх, вот этого, наверное, не следовало говорить! Потому что Волк внезапно застыл над пустой тарелкой. Глядя куда-то мимо меня. Он коснулся рукой своего магического амулета и пробормотал:
- Aut viamin veniam, aut faciam.
- Что? – переспросила я. – Извини, дорогой, но в латыни я не сильна.
- Или найду дорогу, или проложу ее сам.
Я промолчала. Сотый раз говорить о том, что наша дорога заведет нас в опасное историческое болото, как-то не хотелось. Поэтому просто сидела и разглядывала Томаса. Пытаясь понять – что чувствует мужчина в минуту смертельной опасности. И вдруг совершенно ясно поняла, что своим эгоистическим желанием «быть рядом» только усиливаю эту опасность и усложняю задачу. Потому что Томас в грядущей битве будет думать не о том, как уцелеть и победить, а о том, чтобы со мной ничего не случилось…
Господи, и что мне с этим делать? Я же без Волка своей жизни уже не представляю!
- А ты – представь, – ехидно предложил внутренний голос. – Как ты будешь жить, если он погибнет?
- Никак, – вздохнула я. – Шагну с крыши. Этого добра в Питере навалом.
- Тогда можешь сделать это сразу. Глядишь, и юноша уцелеет. Зачем ты влезла в это безумие, идиотка?
- Так сложилось исторически. Я не лезла. Нас просто кинуло друг к другу…
- А как же волшебное слово «грабли»? – поинтересовался мой поганый оппонент.
- Есть и другие волшебные слова – упрямо возразила я. – Например, «любовь». Говорят, что она творит чудеса…
- Ну-ну! Мечтать не вредно – вредно не мечтать!
Я тряхнула головой, заставляя замолчать назойливого собеседника, но в глубине души прекрасно понимала, что он – прав.
- Ты чего загрустила? – спросил Томас.
И накрыл своей ладонью мою руку. Видимо, пока я шарилась в недрах подсознания, он успел вернуться из своего «далека». И теперь смотрел на меня внимательно и чуть встревоженно.
- О чем ты думаешь?
- О нас с тобой. И о том, что я боюсь тебя потерять.
- У тебя не получится – я уже нашелся. И, как тут у вас говорят, нарисовался, фиг сотрешь.
Он улыбнулся.
- Не думай о грустном. Ничего со мной не случится.
Эта капризная штука жизнь.
Часто не верится в «даждь нам днесь».
Только держись, я прошу, держись.
Я не исчезну. Я здесь. Я – здесь...
Складывать руки нельзя, не след.
Сердце стучит и не пуст колчан.
Я принесу тебе теплый плед
И не пущу сквозняки к свечам.
Воздух вскипает в тугую взвесь.
Горечь вступает в свои права.
Хочешь, дотронься. Я – рядом, здесь.
Боль, свою боль подели на два...
- Знаешь, я уже все прошел: и тюрьму, и суму, и медные трубы. Вот только счастлив не был ни разу. До тех пор, пока не наткнулся на одну сумасшедшую Сказочницу.
- Ага. Которая тебя и угробит, – сказала я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами. – Правильно говорят, что женщина на корабле – это беда…
- Не говори ерунды! Я бы все равно нашел этот проклятый перстень.
Или тех, кто за ним стоит. Меня же для этого сюда к вам занесло – разобраться с Прошлым. И, может быть, немного исправить Будущее. А то, что Судьба соединила нас, так это не беда, а счастье.
- Ну, в Петергофе – может быть и счастье. А в Замке – точно беда!
Томас покачал головой.
- Любовь - не комната с общим ложем. Она – цунами, самум и вьюга!
Давай и дальше любить друг друга – раз друг без друга мы жить не можем.
Нас разделяют моря, проливы – но ведь и мы не стоим на месте.
И потому, что душой мы вместе, на этом свете пока что живы.
Мы друг за друга с тобой в ответе – а может, кто из друзей ушедших?
Но нас, как истинно сумасшедших, судьба хранит на больной планете…
Все! Давай сменим тему или хотя бы декорации!
Я повернулась к низенькому окну, по которому весело барабанил очередной дождь. Нет уж, сырости на сегодня хватит! Оглянулась вокруг: пусто, тепло, уютно.
- Не хочу отсюда уходить. Лучше тему сменим. Вот объясни мне, бедной девушке, – когда ты с мальчишками договаривался о «домике в деревне», то зачем соврал им про «медовый месяц»? Он вообще-то после свадьбы у нормальных людей случается. А у нас ее не было. Или у Волков не положено свадьбы играть?
Томас улыбнулся:
- Обряд соединения двух сердец у нас совершается в Священной Роще. Там Небесная Сестра дарует влюбленным свое благословение. Но это место находится на другой грани времени и пространства. Поэтому пришлось, как всегда, импровизировать. А что касается свадьбы… Ника, разве ты еще не поняла? Сам Город обвенчал нас.
Я улыбнулась в ответ. Слова Томаса мне очень понравились. Но все же хотелось еще немного покапризничать.
- Ну, да – обвенчал. Ни фаты у девушки, ни колечка.
- Колечко будет! Янтарик твой в серебряную оправу вставим.
- На какие, интересно, шиши серебро покупать станем?
- Я «косуху» продам. Хоть сейчас. Если телефон выдашь. У меня где-то в кармане номер валялся – того, кто ее желал.Я невольно хихикнула в ответ:
- Ага. Куртку он продаст! Сиди уж, папа Карло! А то знаю я тебя – потом притащишь мне вместо колечка луковку или, страшно подумать, «Азбуку»!
Томас весело расхохотался. Да и у меня немного подпрыгнул «градус настроения».
Ощущать себя замужней «буратиной» было не только забавно, но и приятно. Я покопалась в недрах своей ковбойки и достала камешек. И задумчиво повертела его в руках. Что там говорилось про янтарь - может помочь в осуществлении планов и прояснить мысли? Надо попробовать.
И внезапно увидела – как нам с Волком «ходить и куда стрелять»…
Полная воодушевления, я вскочила из-за стола, едва не опрокинув чашку с кофе.
- Идем скорее!
- Куда? Ты что-то придумала, Ника?
- Мне кажется, я знаю, как сотворить еще одно чудо.
Мы с Волком выбежали на улицу. Серое питерское небо нависало совсем низко, вода в Мойке казалась свинцовой. Но я любила этот северный город искренне, всей душой, и даже в самую хмурую погоду он был для меня теплым, светлым, полным сказок и добрых чудес.
Мы подошли к граниту набережной. Я положила камешек на ладонь и подняла руку к небесам.
А потом запрокинула голову вверх и тихо сказала:
- Пожалуйста, Город, помоги нам! Ради вечной красоты твоих дворцов и набережных, ради шагов сотен влюбленных в белые ночи над твоими гранитами, ради строк всех поэтов, живших здесь в былые и нынешние времена – заклинаю, не позволь свершиться злу! Дай нам сейчас частицу своего волшебства, своей доброй силы! И пожелай удачи в бою!
И тут на Петропавловке вдруг громко ударила пушка! Хотя полдень давно уже миновал! Радостным звоном отозвались колокола Исаакиевского собора.
А среди плотных серых туч внезапно появился ярко-синий квадрат чистого неба. И из него прямо в мою ладонь упал солнечный луч! Янтарь вспыхнул ослепительным золотым сиянием, сверкающие блики побежали по воде…
И тут серая хмарь вновь закрыла синий просвет. Лучик погас, но мой камешек стал теплым, словно впитал каплю доброй силы любимого Города.
Томас обнял меня за плечи:
- Вот теперь я верю. Мы – победим!
У входа в замок притаились сумрачные вечерние тени, скрывая нас от посторонних взглядов. Мы стояли за самой крайней колонной уже довольно долго, притаившись и ожидая, пока толпа туристов, не спеша выйдет из музея. Наконец, последний посетитель покинул его. Сторож, зевая, закрыл тяжелые створки ворот и лязгнул замком. И ушел обратно в музей, хлопнув дверью.
Мы с Томасом еще немного постояли в укрытии, потом медленно, оглядываясь по сторонам, вышли наружу. Вечерние тени к тому времени превратились в пелену ночного мрака, прорезанную лишь светом прожекторов, освещавших памятник государю во внутреннем дворе. Я не стала смотреть в ту сторону. Расстояние между нами и монументом было явно больше двадцати шагов, и ничего хорошего мы бы все равно не увидели.
Томас подошел к двери с надписью «Вход в музей». На миг замер перед ней, а потом резким движением достал кинжал из ножен. Тусклый зеленоватый свет клинка, казалось, стал еще ярче.
- Пора! – Волк прижал лезвие к дверному замку.
Дверь беззвучно и охотно растворилась перед нами. И мы, взявшись за руки, шагнули в темное пространство.