- Но почему ты так кричала, девочка моя? – сочувственно спросил он.

  Девушка нервно сжала пальцы.

- Я видела казнь убийцы, - с трудом выговорила она. – Не всю, конечно, только крошечный ее миг, но и этого было достаточно.

  Старуха громко охнула, а Бартоломеус, всегда твердивший мне о силе научной мысли, невольно поднял руку, словно собрался перекреститься.

- И я еще не все рассказала, - вдруг резко произнесла Сандра.

Она подняла голову и впервые за эти часы посмотрела прямо на меня.

- Во время казни я снова увидела лицо преступника, – звенящим шепотом сказала  Сандра. - Гай, он был похож на тебя… Словно твой старший брат! Те же темные волосы, острый нос, длинный подбородок. Даже цвет глаз у него был твоим! Господи, это оказалось страшнее  всех показанных мне картин. И я уже ничего не понимаю… Что все это означает? Умоляю, объясните мне кто-нибудь!

  Я не смог бы ничего сказать, даже если б очень захотел. Сердце то бешено колотилось о ребра, то замирало и, кажется, совсем останавливалось. А язык мучительно прилип к гортани.

- Ну-у, что я могу сказать с научной точки зрения? – почти спокойно произнес дядя, аккуратно толкнув меня под столом ногой. - Бывают весьма странные сходства между совсем незнакомыми людьми.  Вот помнится, у нас в Лаудене жили два студента, приехавшие из совершенно разных мест. Так они тоже были похожи, как родные братья, хотя таковыми не являлись.  Хитрецы, умело этим пользуясь, морочили профессоров на экзаменах….

  Голос ученого мирно лился, как бы смывая и отталкивая прочь все ужасы этой ночи. Сандра удивленно кивала в такт его словам, лицо ее постепенно прояснялось.
А я чувствовал, как между мной и девушкой вырастает стена лжи. Сначала тоненькая, затем все толще и прочнее. И, наверное, на всю жизнь?!

- Так вы считаете, дядюшка, что это – простое совпадение? – услышал я голос Сандры.

- Конечно, - невозмутимо кивнул ученый.

  Стена уже напоминала собой крепостную...

- А я так испугалась, - попыталась улыбнуться волшебница.

  Я тоже улыбнулся ей, чувствуя, как с каждой минутой стена становится все толще и непоколебимей, и как она навсегда отделяет меня от еще одного по-настоящему родного человека в этом безобразном мире.
 И тогда я с размаху ударил в стену всем телом!

- Сандра, - сказал я. - Убийца короля – мой отец.

  И ничего особенного не случилось. Лишь глаза девушки снова потемнели и расширились.

- Бедный мой, - жалостливо произнесла она. - Как же ты жил столько лет с таким грузом на душе?

- Не знаю, - пробормотал я.

 И почувствовал, как голова в сотый раз  начинает кружиться, и все вокруг срывается с мест.

– Сначала я был слишком мал, чтобы осознать это. А потом как-то привык, вернее приспособился. Тайна моего происхождения, словно горб – лохматый и уродливый. И мне никогда не скинуть его с плеч, не зажить простой, спокойной жизнью. За моей спиной всегда будет стоять черная тень отца.

- Неправда!

  Сандра даже вскочила  и сердито топнула ногой.

- Причем тут твой отец, Гай? – воскликнула она. – Ты-то, на самом деле, совсем другой.

- Но ты теперь должна меня ненавидеть!

- За что?!

- За то, что из-за чудовищного поступка моего отца вы с бабушкой лишились дома и были вынуждены скитаться по всей стране.

  Дядя и Берта молча следили за нашим странным спором.
Девушка покачала головой и мягко произнесла:

- Но ведь и ты пострадал не меньше. Я-то хоть осталась с родным человеком, а ты потерял мать. Чем же отличаются, скажи, наши судьбы?

  Сандра шагнула ко мне, протянула руку и неожиданно погладила меня по щеке.

- Дети палачей, в сущности, те же жертвы, - грустно сказала она. – Я не хочу, чтобы ты страдал, Гай. Или винил себя во всех моих бедах.  Ты помог нам с бабушкой в трудный час и привел сюда. Разве это не искупает грех твоего родителя? А если ты спасешь короля, то и вовсе обелишь свое имя на веки веков! Но даже если ты не решишься на это, я никогда не посмотрю на тебя с гневом или ненавистью.

- Я уже решился,  - сказал я тихо и твердо.

  И неожиданно для себя прижал к губам теплую ладонь девушки.

- Спасибо, Сандра. За то, что не оттолкнула меня.

- Ну, раз все вопросы успешно разрешены, давайте уже проведем остаток ночи спокойно и мирно, - засуетился дядя. – Госпожа Берта, вам помочь дойти до спальни? Сандра, милая, ты уже оправилась от испуга? Вот и хорошо! Доброй ночи, несмотря ни на что, друзья. Хотя уже наступает доброе утро.

  Я заметил, что в окно тускло смотрит осенний рассвет. Волшебницы ушли к себе, я тоже встал из-за стола, но меня вдруг повело куда-то в сторону. И я закачался, как огородное пугало в бурю.

- А ты, дорогой племянник, пойдешь сейчас со мной! – неожиданно заявил астроном и крепко схватил меня за руку. Я не сопротивлялся, послушно идя за ним, как разбитый флагманский фрегат за юркой рыбацкой лодкой. Ноги  слегка подкашивались, голова гудела, и озноб, охвативший меня после рассказа Сандры, все никак не желал пройти.
Мы снова оказались в дядином кабинете

- Сядь и расслабься, наконец! – приказал Бартоломеус, толкнув меня в кресло.

  Потом зачем-то воровато оглянулся, смущенно хмыкнул и полез в шкафчик.

Достал оттуда покрытую пылью бутылку и налил полную рюмку какой-то рубиновой жидкости.

- Что это, дядя? – вяло поинтересовался я.

- Вино столетней выдержки, - отозвался он. – Бутылку я обнаружил среди ненужного хлама, копаясь однажды в подвале. Сам понимаешь, что сей горячительный напиток  мне строго противопоказан! Ибо смотреть на звезды должно только трезвым взглядом. Но тебе сейчас просто необходимо выпить, чтобы прийти в себя. Так что – принимай лекарство. Залпом и до дна!

  Без особого удовольствия я осушил рюмку, не почувствовав ни вкуса, ни запаха. Но стягивающий голову обруч вдруг растаял, а в груди стало приятно и горячо.

- Дядя, можно задать тебе один вопрос? – спросил я неожиданно.

- Задавай, конечно, - ни о чем, не подозревая, откликнулся ученый.

- Ты был когда-нибудь влюблен?

  В нормальном состоянии я никогда бы не спросил Бартоломеуса об этом. Но сейчас в голове и в сердце у меня творился полный кавардак, а мысли скакали, как бешеные кони. Вот и подвернулся на язык самый нелепый вопрос.

  Услышав его, дядя чуть не уронил сосуд с ценным напитком. Брови его изумленно поползли вверх, а на губах вдруг появилась смущенная улыбка.

- Ну-у, как тебе сказать, мой мальчик? – протянул он. – Конечно, мне очень нравилась одна девушка. Она, кстати, была дочерью ректора Лауденского университета. И добрая половина студентов была в нее влюблена. Когда она появлялась на празднике в главном зале, высокая, статная, как королева, даже самые отпетые забулдыги-школяры становились по струночке  и глядели на нее восхищенными глазами. Я-то и вовсе не мечтал добиться ее благосклонности. Поскольку ни богатством, ни статью, как видишь, не вышел. Правда, один раз ректор представил меня дочери, как подающего большие надежды юного астронома. И я удостоился ее мимолетной улыбки. Помнится, после этого я летал, как на крыльях, целую неделю. А потом университет закрыли, и моя богиня вместе с отцом уехала в чужую страну. С тех пор мы никогда не виделись. Сейчас она, наверное, почтенная бабушка и растит кучу внуков. Мда…

  Бартоломеус вздохнул и неожиданно плеснул себе вина в рюмку. Потом выпил, откашлялся и произнес:

- Знаешь, Гай, мой мир - мили бесконечных дорог, за которыми тянется вереница разбитых мечтаний. Не повторяй моих ошибок. Если счастье ждет тебя здесь, рядом с тобой, то не позволяй горькой памяти прошлого украсть его. Помни, воспоминания - это всего лишь выцветшая картина. Некоторыми мы дорожим. Другие причиняют нам боль. Нет причины выбрасывать их все. Отложи в укромное место только те, что ты хотел бы сохранить, чтобы время от времени доставать их и любоваться. Прошлому не должно вторгаться в настоящее.

- Спасибо за доброе напутствие, дядя, - серьезно ответил я.

- А давай еще по рюмочке – за счастливое Будущее? – неожиданно предложил астроном.

  Я удивился, но согласился с ним.
Мы выпили еще, и я, видимо совсем с непривычки захмелев, задал и вовсе нескромный вопрос:

- Дядя, но ведь твоя любовь к дочери ректора, была такой… Какое бы слово получше выбрать?.. Возвышенной!  Точно песня трубадура, обращенная к даме сердца. Я имел в виду, любил ли ты какую-нибудь девушку э-э-э…по-настоящему. Ну, как мужчина, то есть…

  Впервые на моей памяти длинный нос дяди отчетливо приобрел оттенок спелой вишни. И таким же цветом налились его худые щеки. Он хихикнул, как мальчишка, потер руки и смущенно сказал:

- Ты хотел спросить – предавался ли я греху? Ну-у, была там, конечно, дочь одного пекаря. Рыженькая, круглая, как пончик, и такая же румяная. Потом папаша, разумеется, выдал ее за сына какого-то мельника, и моя пышечка уехала из города. Ну, и к лучшему! Зачем ей сдался нищий и тощий студиозус? Помнится, когда мы встречались, она все жалела, что я такой худой. И тайком от отца таскала мне целые корзины пирожков. А ночью так стискивала меня в объятиях, что поутру на ребрах оставались синяки. Эх, славное было времечко!.. Тьфу, прости господи, что ж я такое рассказываю? Совсем ты, племянничек, меня с ума свел своими похождениями! А, ну-ка, брысь спать немедленно! Не доводи дядю до греха! Я ж никому еще в жизни не рассказывал о своих любовных делах. А тебе, мальчишке, об этом и слышать еще рано. Вот ведь, что вино делает с рассудком ученых… Нет, Гай, я тебя когда-нибудь все-таки выдеру! Подпоил старика и вытягиваешь из него секретные сведения!

  Я хотел было сказать, что  он  первый предложил мне пропустить по рюмочке. Но усталость окончательно затопила мое сознание. А от забавного рассказа дяди губы вдруг  расплылись в улыбке, и как-то улучшилось настроение.
Не помню, как я добрался до постели, но когда я падал в сон, на сердце у меня впервые за несколько дней было легко и почти спокойно.

Правда, под утро мне приснилась дядюшкина подружка, манившая меня свежим пончиком  и предлагавшая «поиграть в любовь». Я очнулся, если не в ужасе, то в некоторой растерянности.

- Хм! Приснится же такое, – смущенно пробормотал я. – Не стоило мне ночью задавать астроному каверзные вопросы и увлекаться возлияниями! Впрочем, спишем это на больную голову  и тот восхитительный запах пирожков, который доносится с кухни. Видимо Берта выполнила  обещание «побаловать нас вкусненьким».

  Я оделся и спустился вниз. Сандра хлопотала у стола, расставляя тарелки, ее бабушка возилась у очага, а хозяин замка в благодушном настроении сидел в своем любимом кресле. Похоже, дядюшка напрочь забыл о нашем ночном разговоре.

- Доброе утро! – буркнул я.

  И прошмыгнул мимо, стараясь не смотреть волшебницам в глаза. Кто знает – вдруг они умеют читать мысли? А они у меня после странного сна были не самыми праведными.

- Ты чего такой встрепанный? – спросил дядюшка. – Будто всю ночь с драконами воевал?

  Я подскочил на стуле. Мда! Знал бы он – с кем я воевал!

- Мне просто опять приснилась та метель, – выкрутился я. – И я снова тонул в снегу, и не знал куда идти…

  Тут я почти не соврал – ибо подобный сон преследовал меня на протяжении всех шести лет, что я прожил в замке.

- А еще я пытаюсь думать над тем – как решить технические вопросы – с моим имеющим место быть «махолетом», и парашютом, который еще предстоит соорудить. Хорошо, если их удастся уменьшить с помощью магии  и пронести на гору. Но встает вопрос – как прикрепить к себе крылья на столь маленькой площадке? И в ограниченный промежуток времени? Ведь я не могу торчать на скале вечно. А еще надо придумать – куда нам спрятать лошадь? Потому  что измученный государь пешком до замка может не дойти…

- А разве в тетрадях Петеруса не было других летательных аппаратов? – спросил Бартоломеус. – Только махолет и парашют?

- Была еще какая-то картинка, – вздохнул я. – Помесь того и другого. Способного и планировать, и опускаться. Но мне показалось, что я не смогу это построить.

- Но ведь теперь не обязательно сооружать этот «планер» в натуральную величину, – возразил дядюшка. - Достаточно изготовить его модель. А потом поэкспериментировать с увеличением. Ну, и опробовать в полете, разумеется.

Я, конечно, ни черта не понимаю в механике, но даже мне кажется, что махать руками сложнее и опаснее, чем планировать.

- Ваши ученые беседы  лучше вести  на сытый желудок, – проворчала Берта и поставила перед нами блюдо  с горячими пирожками…