- Гай, негодник! – раздался за дверью дядюшкин голос. – Хватит утомлять больного разговорами. С этим прекрасно справлюсь я. А тебя на огороде ждут капуста, Сандра  и ее корзинки. Поторопись, мой мальчик, погода портится!

  Я снова развел руками.

- Простите, ваше величество! Я вынужден вас покинуть. Водные процедуры придется отложить до лучших времен.

  Король вздохнул и поморщился.

- Сделай одолжение, не называй меня «величеством». И можешь говорить мне «ты».

- Хорошо, – согласился я. –  А вы придумайте с дядей для себя какое-нибудь новое прозвище. «Вильгельм» – в наших развалинах звучит слишком громко и пафосно.

  Тут я улыбнулся.

- Да и не гоже называть королевским именем бесштанного бродягу.

  Бартоломеус, стоявший у двери, сердито фыркнул и хотел было отвесить мне подзатыльник за дерзость, но, как всегда, не допрыгнул. И я умчался вниз, не полиняв и перышком.
Пока мы с девушкой возились на огороде, борясь с остатками урожая, Берта снова напекла пирожков.  И стала гнать меня наверх, чтобы я снял с короля мерку для обещанной рубашки. А я упрямился и упирался. Ну, не хотелось мне опять смотреть на раздетого Вильгельма!

- Зачем вы спорите? – вмешалась в разговор Сандра. – Ведь можно сшить рубашку размером с ладонь, а потом – увеличить, как «крыло».

- И про штаны не забудь! – радостно ухмыльнулся  я. – А то наши сквозняки получат доступ к самому дорогому!

  Девушка изумленно распахнула глаза и погрозила  пальцем.

- Что ты такое говоришь, бесстыдник? Мы с бабушкой хоть и не придворные, но все же – дамы.

- Прошу прощенья, – смешался я. – Пожалуй, пойду, порадую величество вкусной выпечкой, а заодно и твоей идеей.

 Пока я таскал воду и провожал государя к заветной бочке, наши «портнихи» соорудили для него «кукольную» одежку. Потом я притащил в комнату ширму  и оставил их с Сандрой наедине. После некоторых поправок  и воплей – «больше», «меньше» и «чуть пошире», ей удалось добиться нужного размера.

Так что за ранним ужином наш венценосный гость появился в полном параде – то есть, в штанах и рубашке. Покрой одежды был самым простым, борода повелителя – длинной и лохматой, и выглядел он теперь как слуга, случайно попавший на хозяйскую кухню. Но взгляд у него при этом был твердым и чуточку лукавым.

- Ну, вы - прямо мой бывший сосед»! – удивленно воскликнула Берта. – Если поставить вас рядом с Джоном – и мать родная не отличит!

  И старушка пустилась в воспоминания  о соседских проказах. Подозреваю, что в те времена, когда этот Джон был ровесником нашему королю, Берта была к нему неравнодушна.

- Вот и имечко в гости заглянуло, – хмыкнул дядюшка и повернулся к Вильгельму. – Отныне вы …то есть, ты – Пройдоха Джон.

- И мы наняли его чинить конюшню, – усмехнулся  я. – Вот только, как бы она от этого совсем не развалилась.

- Не хами! – отозвался король, и обиженно добавил – Пилу и молоток я в руках держать умею.

- Мальчики, не ссорьтесь! – улыбнулась Сандра. – Давайте лучше подумаем – как жить дальше?

  При этих словах дядюшка возмущенно фыркнул, а король – улыбнулся.

- На самом деле мне не так уж много лет, – сказал он, повернувшись к хозяину замка. – Просто долгое заточение никому не идет на пользу. Но, если мне немного прибавить в весе, а бороду, наоборот, уменьшить, то за «мальчика» я еще вполне сойду.

  И он подмигнул смутившейся Сандре.

- Чертовски приятно снова ощутить себя молодым! А вот, к тому, что я – жив, еще следует привыкнуть. Как и к своему новому имени. Впрочем, мне кажется, что давать новые имена – в этом замке почти традиция. Не правда ли, Гай?

  И «Джон» посмотрел на меня долгим взглядом.

Мне было совсем непросто не отвести глаза, но я справился. А потом вздохнул и обреченно спросил:

- Вы уверены в том, что хотите узнать – каким  оно было прежде?

- Его зовут Габриэль Бартоломеус ван Рейн, – твердо сказал дядя. – Гай – это домашнее имя. Давайте не будем все усложнять!

- Хорошо, – согласился король.

  И непроизвольно дотронулся до того места, куда его ударили ножом. Я тихо выругался, вскочил  и выбежал из комнаты.

- Гай! – крикнула Сандра. – Вернись!

  А потом осуждающе посмотрела на бывшего государя.

- Что вы наделали, ваше величество! Ведь он вам жизнь спас! Так ли уж при этом важно – настоящее у него имя – или выдуманное?!

- Ты права, детка, - вздохнул король. – Я действительно неблагодарная свинья! Но сейчас я схожу, извинюсь  и приведу мальчика обратно.

  Я лежал, уткнувшись лицом в подушку, и снова чувствовал себя брошенным на произвол судьбы двенадцатилетним мальчиком. Вот только заплакать у меня не получалось.
 Скрипнула дверь. Кто-то зашел в комнату и сел рядом со мной.

- Прости меня, бедный ребенок, – тихо попросил Вильгельм. – Сам не понимаю – с чего я на тебя взъелся? Ты-то ни в чем не виноват…

- Я – не ребенок! – хотел сказать я, но не смог.

  Горло снова сдавило, словно тисками – как тогда, много лет назад. И я только сильнее вжался в подушку.

- Но что я могу сделать, если твое лицо шесть лет стояло у меня перед глазами?! – гневно выкрикнул король.

  При этих словах я, наконец, дал волю слезам. Но не почувствовал при этом никакого облегчения.

- Не плачь, – виновато пробормотал король, и неуклюже погладил меня по волосам.

- Кто он тебе – брат?

  Я отрицательно помотал головой.

- Отец?!

- Да, – еле слышно прошептал я.

  Вильгельм надолго замолчал.

- Мда! Иногда Судьба бывает коварнее,  Инквизиции! Ладно, закроем эту тему. Хотя, нет. Еще один вопрос: ты знал – что меня связывает с твоим отцом?

  Я кивнул.

- Господи! Знал! И все равно полез меня спасать?

- Так сложилось, – вздохнул я, вытирая слезы. – И я обещал вам помочь.

  Вильгельм опустился на колени возле моей постели.

- Прости меня, Гай! Клянусь, что  больше никогда тебе не напомню!

  Я пожал плечами.

- Встаньте, ваше величество! И не разбрасывайтесь клятвами. Куда мы оба денемся, если другое  лицо невозможно купить на рынке? Не ходить же мне в маске из-за вашей впечатлительности?

- Ты прав! – горько усмехнулся король.

  Он встал и протянул мне руку.

- Мир?

- Мир, – ответил я.

- В таком случае – умойся. И давай спустимся вниз. Пока твоя волшебница не превратила меня в паука или таракана. Мне совсем не хочется умереть от удара башмаком – даже  если его держит прелестная девичья ручка. Я ведь не для этого сбежал из темницы!

  Тут он смущенно на меня покосился.

- То есть, я хотел сказать, что ты меня оттуда вытащил…

  Мы вернулись. Но разговор пришлось отложить. Сандра злилась на короля, я – все еще пребывал в растрепанных чувствах, а наш «Джон», видимо, потратил последние силы на  гневную выходку.

- Отправляйтесь спать! – скомандовал дядюшка, взглянув на наши нерадостные лица. – Думать будем утром!

  Я проводил короля в его комнату и помог раздеться. Теперь, когда все вопросы были сняты, я уже мог спокойнее  смотреть на его увечье.

- Странно, что вы остались живы, – сказал я, глядя на длинный косой шрам.

- Все оказалось не настолько страшно. Удар пришелся вскользь, и, хотя изрядно попортил мою шкуру, жизненно важных органов не задел. Но я потерял слишком много крови. И мой дражайший братец, а ваш нынешний герцог, воспользовался этим, и узурпировал власть. А меня подлатали, словно куль с мукой,  бросили в карету и  увезли в наше дальнее имение. Ну, а когда я слегка ожил, и смог худо-бедно держаться в седле, тут же отправили в проклятую башню…

- Но почему герцог вас не убил? – удивился я. – Ведь вы же были в его власти?

- Это длинная семейная история – я обязательно расскажу ее. Но – потом…

И перестань, наконец, говорить мне «вы» - раз уж я простой плотник Джон, а ты – племянник хозяина замка!

- Да кто нас слышит? – пожал я плечами.

- Пока – никто, – сонно пробормотал король  и блаженно вытянулся на постели. – Господи, оказывается, для счастья человеку нужны только чистые простыни и теплое одеяло…  

- Доброй ночи, Джон! – сказал я, задул свечу, и вышел из комнаты.

  Я шагал по темной галерее, и на душе у меня было пусто и сумрачно.

Слова короля о том, что мое лицо шесть лет являлось ему в кошмарах, радости и уверенности в завтрашнем дне не добавляли. И казалось уже не столь важным, что Вильгельм попросил у меня прощения, а потом даже пожал руку и поклялся не вспоминать былого. Я ведь знаю, что все клятвы даются для того, чтобы ловить в капкан глупцов и ничтожеств. Конечно, Вильгельм к таким не относится. Но все равно моя физиономия каждый раз будет напоминать ему о самых страшных днях его жизни. Разумеется, в благодарность за свое спасение наш гость больше ничего мне не скажет. Но мне известны теперь его истинные чувства!    
Погруженный в печальные мысли, я даже споткнулся на ровном месте. Налетевший осенний ветер уныло свистел в щелях между старыми камнями.

И мне очень захотелось тоже завыть в такт ему. Но, что толку, если даже слезы не дали мне облегчения? А, может, стоить покинуть замок? Кому я здесь теперь нужен? Государь спасен. У Бартоломеуса есть любимая наука и более интересный собеседник – его величество король. С хозяйством отлично управятся Берта и Сандра. А я отправлюсь странствовать пешком. Потом, если повезет, наймусь к кому-нибудь в подмастерья. Вот только о полетах придется забыть навсегда…

Неизвестно, до каких глубин отчаяния я успел бы дойти, если бы не увидел в глубине галереи слабый колеблющийся свет.
Сандра,  спешила мне навстречу, словно догадавшись о моем смятении.   Ее распущенные по плечам серебряные волосы сияли, как зовущий к спасению  свет маяка.

- Гай! – только и произнесла она.

  Столько нежности было в этом слове!   Лед, уже начавший  покрывать мою душу, стремительно осыпался ломкой, колючей пылью.
Девушка прижала ладонь к моей щеке, и время, кажется, остановилось.

- Ты весь вечер ждала меня здесь? – только и сумел я спросить , чувствуя себя, как перед прыжком с обрыва.

  Она молча кивнула и тихо добавила:

- Пожалуйста, не отталкивай меня сейчас. Я знаю, что порой человеку  нужно затаиться в молчании, как птице - забиться в гнездо. Но одиночество губительно для тебя, Гай! Ты опять начнешь думать о печальных вещах и винить себя в том, чего не сможешь изменить.

- Да нет, особой вины я не испытываю, - со вздохом отозвался я. – Но мне тяжело смотреть на короля, а ему, должно быть, просто невыносимо находиться со мной в одном помещении. Хоть пять минут назад Вильгельм пытался доказать мне обратное. Но я же вижу!

- А я вижу, что мой лучший друг добровольно сбрасывает крылья, чтобы превратиться в унылого, жалеющего себя червяка!

  Сандра выкрикнула эти слова так возмущенно, что я вздрогнул и встряхнулся, как от ушата холодной воды.

- Гай, как ты вообще можешь  печалиться и тосковать, после того, что совершил? – продолжала бушевать девушка.

  Она уже не протягивала  руки с лаской и мольбой, а гневно наступала на меня, размахивая маленькими кулачками.

- Ты ЛЕТАЛ!!! Ты – первый на земле, кто придумал моноплан.  Это удивительное крыло, с которым не сравнятся даже мои чудеса! Да какой еще король может таким похвастаться ?! Ты шагнул в небо и вернулся невредимым. Почему же ты стонешь, словно тебя раздавил собственный камень, лежащий на душе? Лучше вспомни, как ветер поднимал тебя все выше на  прозрачных руках. А удивленная земля плыла внизу – такая маленькая и прекрасная!

- Ты говоришь так, словно сама побывала со мной в небе,  - невольно улыбнулся я в ответ на ее пламенную речь.

  Но Сандра возмущенно топнула ногой и добавила:

- А если  король замучил тебя  дурацкими подозрениями, то давай! Я сейчас поговорю с ним!  Причем так, что он навеки заречется обижать своего спасителя!

  И девушка тут же кинулась бежать, чтобы  исполнить нешуточную угрозу.

- Не надо!
 Я еле успел остановить  ее.
– Вильгельм искренне попросил у меня прощения  и поклялся не напоминать  о прошлом.

  Удерживая Сандру, я невольно заключил ее в объятия. И теперь понял, что не хочу размыкать рук.

- Тогда почему ты такой грустный? – спросила волшебница, опять переходя на ласковый шепот.

- Дурак, потому что, - так же тихо откликнулся я. – Подумалось вдруг, что никому я здесь не нужен.

- Всем нужен! – твердо ответила Сандра  и еще крепче прижалась к моей груди. – Дяде, бабушке, пройдохе Джону… и мне.

  Пышное облако волос ее засияло еще ярче.  Я вновь ощутил дурманящий, горько-ивовый запах. А потом наклонился и поцеловал Сандру. Наверно, неловко и неуклюже, но она лишь вздохнула, не отстраняясь, и обвила руками мою шею. Я вновь и вновь касался ее теплых губ, ощущал под руками ее худенькие плечи и ясно чувствовал, как ее сердце бьется в такт с моим. И оттого, что это были настоящие поцелуи, а на звездное наваждение, бесконечное счастье переполняло меня, совсем как во время полета…