В кухню совершенно неожиданно забежал дядя. И расплылся в довольной улыбке, увидев нас, держащихся за руки, и не сводящих друг с друга глаз.

- Ах, извините, я опять не вовремя - смущенно произнес он, собираясь уйти.

- Дядя, постой! – окликнул его я. – Послушай, что Сандра только что придумала.

  Мы показали ему застежку, которой суждено было стать могущественным колдовским артефактом.

- Это же латунь! – воскликнул Бартоломеус, и довольно потер ладони. – Ничего лучше для хранения молний вы и подобрать не могли! Сей простой металл, как гласит наука, является прекрасным проводником небесной энергии, чьи разряды мы видим и слышим в тучах во время грозы. Хм! Зловредный Филипп все-таки схлопочет «копьем небес» по своей безмозглой башке!!!

  Наверное, дядюшке не следовало этого говорить. Радоваться чужой смерти было не в его привычках. Но, видимо, желание отомстить за гибель своих университетских друзей  было ему не чуждо.

Не знаю – случилась ли с ним внезапная расплата за эти неосторожные слова, или наш «совет» оказался  слишком волнительным для пожилого человека, только  астроном вдруг побледнел, схватился за сердце  и пошатнулся. Мы с Сандрой подхватили старика под руки и увели в спальню. Всю ночь  просидели рядом с ним, не зная, что и делать. А утром обнаружили, что и у Вильгельма тоже началась какая-то лихорадка.

- Всякая хворь – от переживаний! – буркнула Берта, помешивая в котелке  укрепляющий отвар.

- И как с этим бороться? – поинтересовался я, наливая себе третью кружку кофе  и пытаясь не заснуть прямо за столом.

- Королю отлежаться надо, как следует. Хорошо кушать, пить мое зелье  и ни о чем не думать. Мужчина он молодой – так что поправится быстро. А вот нашего хозяина лучше бы показать лекарю.

  Берта вздохнула.

- Не умею я от старости лечить, а молодильные яблоки растут только в сказках. Одним словом, парень, придется тебе  в город ехать.

- Но разумно ли приглашать в замок постороннего человека? – засомневался я. – У нас же тут просто скопище …эээ… сомнительных гостей.

- Две ведьмы и один беглый король? – усмехнулась  Берта. – Так я велю Сандре остаться в комнате. А Вильгельм со своей хворобой и вовсе носа из спальни не высунет. Так что никто их не увидит. Ты ж не станешь таскать лекаря по всему замку? А  ворота я вам как-нибудь открою.  Так что быстро завтракай, да поезжай.

  Я кое-как дожевал вчерашний пирожок и поплелся на конюшню. Дядюшкино нездоровье и бессонная ночь совершенно выбили меня из колеи. В голове продолжали звучать слова Берты о том, что «старость не лечат». И они тоже не добавляли оптимизма. Я вовсе не планировал становиться новым хозяином замка – тем более  столь внезапно.
Все прошлые мысли и волнения тут же отступили на второй план. Судьба королевства сразу перестала меня интересовать. Я мог думать только о том, что Бартоломеус может умереть…  В довершении всех бед, я понял, что не имею ни малейшего понятия – где мне искать лекаря?

Не чувствуя земли под ногами, я шел через двор  и видел перед глазами бледное, постаревшее  на недобрый десяток лет лицо дяди. А ведь он  жаловался мне, что, поднимаясь в обсерваторию,  иногда чувствует боль слева в груди. Да и то, как старик перепугался за меня, сиганувшего с башни на моноплане, здоровья ему, конечно, не прибавило.

Старушка Нойда  словно бы догадалась о моем горе. Она не попятилась назад, как бывало, а ласково фыркнула мне в лицо  и ткнулась большими губами в щеку. Я начал седлать ее, да так и замер, уронив лицо в лошадиную гриву. Глаза жгло от подступивших к горлу и не пролитых слез.
Если Бартоломеуса не станет,  небо навсегда опустеет для меня. А звезды станут светить тусклее, потому что рядом не будет того, кто поведал мне их имена. Самого близкого, самого родного человека на нашей несчастной земле! До этого страшного момента я и не подозревал, как сильно люблю старика…

Кто-то тихо подошел ко мне сзади и нерешительно коснулся плеча. Я сердито дернул рукой. Сейчас мне не хотелось видеть никого, даже Сандру.

- Гай! – девушка мягко, но упрямо теребила меня за локоть. – Выслушай меня!

- Чего тебе? – не самым любезным тоном откликнулся я, подняв голову и вытерев повлажневшие глаза.

- Берта не совсем права, говоря о том, что твой дядя слишком стар. Он ведь ей почти ровесник, а моя бабушка, как видишь, полна сил, несмотря на все испытания.

- Тогда в чем дело? – почти жалобно спросил я. – Почему Бартоломеус вдруг заболел?

- Мне кажется, у него слабое сердце. Надо бы укрепить его с помощью особого отвара. Сейчас попробую приготовить настой, а ты все-таки поезжай за лекарем. Магия – магией, но в доме должны быть и настоящие лекарства.

- Это верно, - пробормотал я. – Черт, ну как же все не вовремя-то! И эта идиотская коронация, и болезни, подкосившие наших мужчин. Пока все было хорошо, я не ценил своего счастья. Надо было радоваться тому, что я могу просыпаться каждое утро и проживать новый день. Быть счастливым оттого, что жив, здоров, окружен друзьями, обладаю способностью творить и чувствовать радость бытия.

  Девушка обняла меня обеими руками и шепнула на ухо:

- Твоя радость еще вернется, Гай. За серой осенью наступит весна. И кто знает – не принесет ли она новое счастье? Нам двоим и всем, кого мы любим.

  С этими словами она сама поцеловала меня в губы. Быстро и горячо, я даже не успел удивиться. А потом вложила мне в ладонь ту самую застежку в виде ласточки. Я заметил, что по светлой латуни теперь, то и дело, пробегают ярко-синие блики, и крылья птицы испускают легкое свечение.

- Я уже наложила на нее свои чары, - объяснила Сандра. – Но спрятанная в застежке  молния пока что спит. И проснется только тогда, когда ее коснутся руки труса и предателя. Эти слова тоже вошли в мое заклинание. Конечно, сегодня тебе будет не до старого собора  и спрятанной в нем короны. Но все же возьми эту застежку с собой, Гай. На всякий случай, как талисман от меня.

  Я только вздохнул,  привлек волшебницу  к себе и  уткнулся  лицом в ее пушистые волосы.

- Прости, что ворчал на тебя - покаянно шепнул я. – Ты – моя звездочка, разбивающая своим лучом мрак отчаяния. Знаешь, я совсем не умею говорить красивые слова, особенно девушкам. А сейчас и вовсе не время для нежных объяснений. Но только сейчас я понял, что чистая любовь существует везде и всегда – огромное, мрачное горе не в силах ее перекрыть.

  Сандра замерла в моих объятиях, а я, как при первой встрече, прижал ее ладонь к своей щеке.

- До скорой встречи, Гай! – ласково сказала волшебница. - И помни мои слова: за горем придет радость, как солнце после осенней бури.

  То ли девушка на прощание коснулась меня каким-то добрым волшебством, то ли подаренная  застежка и впрямь была талисманом, но только за ворота я выехал с куда более легкой душой, чем раньше.

Слова Сандры о том, что дядюшка не так уж плох, вселили в меня надежду, а ее прощальный поцелуй  горел на губах и грел душу. Нойда уверенно трусила по разбитой дороге, впереди медленно, но верно вставали крыши и башни города, а я размышлял о том, где бы мне поскорее отыскать лекаря? И не напыщенного болвана, способного за большие деньги найти у тебя сто болезней, а простого и честного труженика, привыкшего спасать людей. Может, спросить у кого-нибудь? Хотя, кроме ростовщика, я в городе никого не знаю. А этот толстый тип вряд ли пользуется услугами эскулапов. Потому, что здоров, как бык, а если ему и грозит какой недуг, то только один. Лопнуть от жадности! Нет, идти к ростовщику за таким советом – дело абсолютно бессмысленное. Лучше спрошу у какого-нибудь местного цирюльника. Они, по долгу службы, часто общаются с целителями.

Я спешился и, как обычно, привязал лошадь у двери пригородного трактира. Поскольку проехать верхом по тесным городским улочкам было делом заранее обреченным на неудачу. Насколько я помнил, цирюльни располагались вблизи главной городской площади. Это место я, признаться, не любил, так как кроме пресловутого собора и домов богатых горожан там имелся еще и проклятый помост. Инквизиция не дремала, и на эшафоте почти  каждую неделю находилось место для какого-нибудь несчастного.
Обычно я старался избегать центра города, но сегодня у меня просто не было выбора. И я, пробившись сквозь густую толпу, оказался на менее тесной и более чистой улице, сплошь увешанной коваными вывесками самых разных лавок.
Я повертел головой, старательно оглядываясь. Крендель, сапог, пивная кружка…

А где же ножницы – главный символ нужного мне мастера? Заметив, наконец, подходящую вывеску, я поспешил туда. В проеме открытой двери маячил толстенький, кудрявый мужчина с полотенцем на шее и бритвенным тазом в руке.

- Не иначе как очередной родственник Проныры Дирка, - подумал я.

  И только собрался открыть рот, чтобы спросить: «Вы не подскажете, где мне найти лекаря?», как вдруг увидел его. Лекаря, которого предпочел бы забыть, как страшный сон.
 Из дорогого, сверкающего позолотой экипажа, кряхтя и ругаясь, вылез тот самый тип, который шесть лет назад советовал дяде отдать меня в работный дом!
Я сразу узнал его. Лицо человека, желавшего тебе гибели, надолго врезается в память.

Конечно, за прошедшие годы мой недруг сильно изменился. Обзавелся обширной плешью и весьма представительным брюхом. Его дорожные сапоги были сделаны из самой мягкой, тщательно выделанной кожи  и украшены блестящими пряжками, а под бархатом плаща отчетливо сверкала золотая цепь. Все еще бурча  под нос какие-то проклятия, он сунул горсть мелочи кучеру. Экипаж отъехал, а лекарь огляделся с недовольным видом.

- Ну, и где те, кто должен был меня встретить? – знакомым противным голосом процедил он. – Должно быть, бестолковый секретарь все перепутал, и не донес весть о моем скором прибытии его святейшеству Главному Инквизитору.

  Услышав страшный титул, брадобрей побледнел и юркнул за дверь, крепко захлопнув ее за спиной. Я остался с проклятым лекарем один на один посреди пустой улицы.

- Идиот слуга не вовремя заболел, и мне пришлось тащиться сюда одному, - снова забубнил он себе под нос.

  И внезапно впился в меня маленькими, близко посаженными глазками.

- Эй, ты, парень! – властно выкрикнул злодей. - А ну-ка, подойди поближе. Где дом его святейшества - знаешь?

  Я, разумеется, сразу понял, что мерзкий тип не узнал меня. Да и сложно было  узнать еле живого от горячки мальчишку в тощем и длинном, но вполне здоровом и прилично одетом молодом горожанине. Однако, на всякий случай, я привычно ударился в старую роль. И громко замычал, разводя руками и кланяясь.

- Тьфу, вот незадача! – плюнул лекарь. – Один болван торчит посреди улицы, и тот немой.

  Он шагнул ко мне так близко, что я даже отшатнулся. И громко проорал:

- Сейчас донесешь мой багаж до лучшего в городе трактира? Понял, остолоп? Получишь серебряную монету!

  Тут я, по какому-то счастливому наитию, решил изобразить из себя еще и глухого. И тупо уставился в лицо негодяя, вопросительно при этом ухмыляясь.

- Так ты – что? Еще и глух, как пень? – удивился лекарь.

  Я никак не показал, что понял его слова. Мерзкий тип почесал в затылке.

- А вот это, кажется, удача! Причем редкостная! Глухонемой слуга – как раз то, что мне нужно для выполнения секретной миссии. Однако, не мешало бы тебя проверить.

  И, скривившись в противной ухмылке, лекарь радостно сообщил мне:

- У тебя морда, как у осла!

  Я невозмутимо поморгал и улыбнулся ему в ответ.

- От тебя несет, как от козла! – с удовольствием добавил негодяй.

  Моя простодушная улыбка стала еще шире.

- А твой отец был идиотом!

- Не исключено, - подумал я  и на всякий случай еще раз поклонился лекарю.

  Тот довольно хмыкнул.

- Все! Беру тебя в слуги! – торжественно провозгласил он.

– Можешь не благодарить. Хотя стать лакеем   придворного медика его светлости герцога Филиппа – это, знаешь ли, большая честь!

  Не знаю, как мои ноги не подкосились при этом известии, и я не выдал себя. Сердце тут же заколотилось от волнения, а в голове запрыгали мысли о предстоящей коронации, спасении страны  и возвращении истинного государя. Словом все то, о чем я, огорченный болезнью Бартоломеуса, уже успел забыть.