- Хорошие стихи, – улыбнулся Сказочник. – Автора знаешь?

- Конечно! Мы с этой барышней когда-то на фестивале авторской песни познакомились.  В былые времена я ездила на фесты чуть ли не каждый месяц.

- А сейчас?

- А сейчас так  не получается.  Если только раз в год вырвусь.

- Почему – только раз в год?

-  Коллеги  стали ворчать, что я часто отпрашиваюсь с работы пораньше, переношу занятия. Пригрозили, что пожалуются на меня  начальству. Пришлось поумерить свой пыл.

- Но разве поездки на фестивали мешали тебе ставить спектакли, работать с детьми в театральной студии?

- Нет, конечно! Наоборот, вдохновляли!

- Тогда я не понимаю! Твои коллеги должны были радоваться, что у тебя есть источник вдохновения! Что ты приезжаешь с фестивалей  полная творческих идей, сочиняешь и ставишь новые пьесы.

- Да вот что-то они не радовались…А  наоборот, часто  упрекали меня в том, что пока я, вольной  птицей, беспечно летаю по разным городам  и пою,   все нормальные люди заняты серьезными делами: зарабатывают деньги, строят семью, растят детей.

- Ну, знаешь, детей ты и так растишь! И, судя по всему, любишь их едва ли не больше, чем законные родители. А что касается упреков… Марта, эти люди пытаются просто вызвать у тебя чувство вины, чтобы манипулировать тобой!

- Пожалуй, ты прав. Но хуже всех упреков бывают ехидно-ласковые разговорчики о «личном» счастье,  за которым я якобы езжу на фестивали. Не смогла я коллегам объяснить, что  летала в даль светлую  исключительно за творчеством.

- Таким ничего не объяснишь! Ох, уж эти мне «серьезные люди»! Стесняюсь спросить, Марта, но ты не замужем?

- Не -а. И даже не стремлюсь!. Кроме студии и детишек театральных у меня в личной жизни ничего сейчас не присутствует. Да оно и к лучшему – в свете текущих событий. Что бы я сейчас делала, если бы не была вольной птицей? Ты можешь себе представить записку на кастрюле с котлетами: - «Извини, дорогой! Мне тут надо срочно спасти одного Сказочника и десяток сказок в придачу!» Муж бы уже в кустах с ружьем сидел!

- А, помню, помню: «Я сижу в кустах, моя грудь в крестах, моя голова в огне, все, что автор плел на пяти листах, довершить поручено мне»?

- О! Ты тоже этот стишок знаешь?!!

- Ну да, я же тоже иногда заглядываю на «просторы интернета». Хотя давно туда уже не лазил.

- А я бы сейчас заглянула с большим аппетитом! Кстати, когда ты … взял посушить мои джинсы, из них телефон не выпадал?

- Выпадал. Только он же геройски утопший! И вряд ли уже включится…

- Э, дорогой Сказочник ! Ты плохо думаешь о моей технике! Я себе специально такой нашла, который в огне не горит и в воде не тонет! Он даже в куске льда звонить умеет!

- Ничего себе!! А зачем тебе – такое?

- Ну, я же с детьми работаю. То есть практически в цирке. Всяко бывает! Иногда аппарат со стремянки летит прямиком в ведро с водой. Пришлось завести себе «непотопляемую Молли». Ну и где моя «радость»?

- На камине. Только не надо тебе сейчас никуда звонить и в интернет с него лазить!

- Это почему? А, если мне репетицию надо срочно отменить?

- Потому, что «радость» твоя наверняка на прослушке. И наш Советник в шесть секунд выяснит – где ты есть. И нагрянут к нам с визитом уже не крысы, а кто-нибудь похуже.

- Ох,да, ты прав. Печально. И что же нам делать?

- Пока ничего. Ждать окончания бури. Разговаривать. Я же про тебя ничего не знаю…

- Ну, почему же – ничего? Про «пятна в биографии» я тебе уже рассказала. Про работу – тоже. Что ты еще обо мне узнать хочешь?

- Например, есть ли у тебя друзья? И кто они?

- Друзья есть, конечно. Пан Теодор – старичок – букинист. Старина Жак – хозяин кофейни. Ребятки фестивальные – из Театра поэтической песни «Ла кантарэ». Я ведь только ездить с ними перестала, а не дружить. Теперь вот еще – Ванда. И – ты…
- И я, – Христиан улыбнулся. - Я счастлив, быть твоим другом, Марта.

   Он снова взял меня за руку, коснулся губами запястья. Потом обнял за плечи и притянул к себе.

- И я готов благословить шторм и бурю, которые соединили нас с тобой в этом Богом забытом уголке.

    О, Господи!  Что со мной происходит?! Его низкий певучий голос, мягкая немного старомодная манера речи… И сияющий взгляд карих глаз! Хранительница, опомнись! Тебе давно уже не семнадцать! Но сердце бьется все сильнее, и хочется, чтобы это мгновение длилось вечно. А в тепле его объятий тает, тает лед тоски и одиночества, сковавший меня много лет назад.

- Скажи, дорогой Сказочник - я изо всех сил старалась говорить спокойно и иронично, но, похоже, это у меня плохо получалось. - Мне кажется, или в твою волшебную голову и впрямь закралась мысль, что меня сюда принесло… не только за сказками?

   Христиан убрал руку с моего плеча и отступил в сторону, смущенно потупив взгляд. Ого! Да он еще и покраснел, как мальчишка.

- Не хочу показаться излишне нахальным… но меня бы устроили оба варианта.

   Ох,  ничего себе!!! Каков … поворот сюжета!

Нет, мне все это очень нравится, только ведь еще, на минуточку, надо же мир спасти, вернуть Герду и Кая обратно в сказку. Словом, дел выше крыши, а мы тут вздумали разбираться в своих сердечных делах. Точнее, их запутывать. Ау! Голова моя! Вернись на место! Сердце, успокойся, пожалуйста! Вот найдем способ победить силы тьмы, тогда и займемся, как говорится, личной жизнью.
Я кое- как упрятала на дно души вспорхнувшие чувства и сказала почти спокойно:

- Знаешь, Христиан, давай поговорим об этом чуть позже. Нам надо сначала со сказками разобраться. Как говорится, первым делом – самолеты!

- Ну, а девушки? – нарочито обиженно протянул Сказочник.

- А девушки – потом!

- Никогда я не понимал этой песни! Неужели нельзя совместить  любовь к работе и … все остальное. Ну, раз не получается заняться приятным, займусь полезным. Пора генератор проверить. Не хватало еще, чтобы в такую бурю маяк погас!

- А он должен светить всегда?

- Конечно! И не просто «светить», а ярко! Вот знаешь ли ты, что в архивах британского Адмиралтейства хранится рапорт известного строителя маяков Роберта Стивенсона?  Дед знаменитого писателя составил его после инспекторской поездки на острова пролива Ла-Манш. Его  страшно беспокоило   состояние маяка на скалах  Каскетс. Мистер Стивенсон очень настоятельно рекомендовал заменить на нем фонарь и ревун. Но, увы, чиновники во все века – одинаковы! Предупреждению никто не внял, и первого апреля тысяча восемьсот девяносто девятого года на скалах Каскетс разбился пароход «Стелла». Из-за того что капитан  в густом тумане не увидел слабого огня маяка и не услышал сирены.
- Как печально… Да уж, все беды от этих противных чиновников!.. А можно мне с тобой? Хочу взглянуть – как там все устроено.

- А шестьдесят восемь  ступенек вверх тебя не пугают?

   Я вспомнила лестницу, ведущую на берег, по которой пришлось долго и нудно подниматься вчера вечером, и отрицательно помотала головой.

- Ну, тогда пошли! Только набрось на себя мою куртку. А то наверху холодно, а твоя - так и не высохла.
- А ты что наденешь?

- Там наверху бушлат имеется. Рабочий.
   Мы долго шли наверх по винтовой лестнице, а Христиан продолжал свой рассказ:

- Маячный смотритель обязан зажигать лампы каждый вечер при захождении солнца, наблюдать, чтоб они постоянно горели, чисто и ярко, до восхождения солнца. Сейчас-то нам гораздо легче – за исправностью маяка  следит электроника. А вот в старинных книгах записана такая неумолимая инструкция: «...ни в фонаре, ни в комнате под фонарём, называемой вахтенною, не дозволяется иметь ни дивана, ни кровати, ни какой другой мебели, на которую бы можно было склониться». Но даже в вашем двадцать первом веке, покидая свой пост, вахтенный тщательно приводит в  порядок маячное хозяйство. Оборудование и приборы должны достаться заступающей смене в безупречном состоянии!

- Как все сложно-то… А откуда ты все это знаешь?

- Я сам вырос на маяке. Поэтому знаком со всеми этими премудростями. Иначе бы я никогда не рискнул здесь укрыться.

- А где настоящий смотритель?

- Он сейчас внизу, в деревне. Жена у него болеет. Так что наша с ним встреча вышла  весьма кстати, и ко всеобщему удовольствию.

- И все равно – наверное, это тяжело?

- Я привык. К тому же, аппаратура делает за меня большую часть работы. Да и топчанчик внизу держать уже разрешено. Днем на нем можно отсыпаться.

- Ага. Когда не случается внезапных гостей. Которые тебя с него выживают…

- Не волнуйся за меня! Спальный мешок на полу – тоже не худший вариант. Я и до твоего визита частенько ночевал в «фонаре».

- Все равно – как-то неудобно…

- Марта! Не ищи своей вины там, где ее нет! Я вижу, коллеги по работе приучили тебя к этой дурной привычке.

- Тогда и ты перестань казнить себя за то, что случилось с Гердой! Я  вижу, как ты мрачнеешь, когда заходит разговор о ней.

- Это непросто. Герда для меня все равно, что младшая сестренка. Я чувствую себя ответственным за ее судьбу.

- Ну, мы же решили, что вместе попытаемся  помочь ребятишкам и спасти сказку.

- Да, я помню. Но мне от этого не легче.

Тут мой внутренний голос внезапно включился и ехидно заметил, что  переживания Христиана по поводу Герды не помешали ему весьма темпераментно обнимать меня.

Я благоразумно не стала озвучивать эту мысль, и, хихикнув про себя, пошла вниз, сославшись на то, что замерзла. На самом деле, мне надо было многое обдумать.

   За время  отсутствия Сказочника, я благополучно досушила у камина свою многострадальную куртку, проверила наши скромные запасы продуктов (ужинать придется одиноким бутербродом!) и села у огня размышлять о смысле жизни.

Так получается, что я никогда не умела жить, уткнувшись взглядом в пол – всегда хотелось к звездам. Потому, что моя душа всегда хотела чуда. И никогда меня не интересовало – какую цену надо за него платить. Поэтому всякий раз, когда судьба милостиво предоставляет мне  возможность, приблизится к звезде, я себе в этой радости не отказываю. И не имеет значения – сожгу ли я крылья в ее огне, или проткну душу острыми лучами. Главное – хоть мгновенье побыть рядом…

Больно будет потом, а хорошо – сейчас. Пока сияньем можно любоваться, а лучи – гладить ладонью, удивляясь, что это не только возможно, но – и легко, и просто. Плохо, что с небес периодически приходится спускаться на землю. И тогда вспоминается Экзюпери: «когда даешь себя приручить, порой случается и плакать»…

Но – кто обещал, что жизнь будет сплошным праздником? Значит, и поплачем тоже.

А потом вытрем слезы – и пойдем мастерить очередную лесенку на небо. Или телескоп. Или летательный аппарат. Ведь надо же лично убедиться, что и на Марсе яблони цветут? – Иначе, какой из меня звездочет? А ведь так увлекательно – летать от звезды к звезде! И на каждой планете находить что-то интересное. И подбирать кусочки звездной породы, чтобы потом на земле ими любоваться. И смотреть ночами на темное небо, и ждать – когда посмотрит оттуда знакомое светило?

Впрочем, сейчас не требуется даже этого. «Звезда» моя в данный момент торчит в маячном «фонаре». И скоро сюда спустится. Что я, собственно, беспокоюсь? Я же хотела познакомиться со Сказочником? И познакомилась. А что он ведет себя со мной не как волшебник, а как обычный (слово-то какое противное!) мужчина, так ведь он им и является. Ну, что за беда в том, что он меня обнимал? Приятно же было – чего скрывать? И вообще – как там, в Сети пишут? – «Люди – как музыкальные инструменты. Их звучание зависит от того, кто к ним прикасается». Почему бы нам обоим и не узнать – как я тут звучу?..