На обратной дороге мои спутники поведали мне, что особняк действительно принадлежал репрессированному философу. Когда хозяин дома сначала сел, а потом отбыл куда-то за Урал, власти прибрали к рукам бесхозное здание.

И в нем расположились всякие конторы – начиная от учительских курсов и заканчивая отделом культуры и редакцией местной газеты. Во время войны особняк уцелел при бомбежке, но, как водится, был полностью разграблен «доблестными» немецкими войсками. И, разумеется, больше уже никакого интереса ни для кого не представлял. Администрация городка на дом не позарилась, отдав помещение детской библиотеке. Но сейчас ее здесь уже нет. Ибо недавно в городе нарисовался какой-то иностранный наследник с кучей бумаг, указывающих на его право владения отобранной собственностью. Возвращать ему, ясное дело, ничего не стали, но несчастную библиотеку на всякий случай турнули. И, в ожидании решения своей участи в «верхах», особняк остался стоять без дела и без хозяина. Чем и воспользовались мои собеседники, тоже оказавшиеся, как теперь говорят, в «сложных жизненных обстоятельствах»..

- Мы тут обитаем на почти законных основаниях, – грустно улыбнулся Петр Алексеевич. – Наши доблестные менты даже рады, что мы здесь проживаем.

Вроде, как и помещение под присмотром, и проверять его лишний раз не надо.

- А другие «бомжи» домиком не интересуются, что ли? – удивился я.

- Вы забываете наши географические особенности, милейший, - хохотнул Павел Сергеевич. – Неприкаянный народ стремится тайными тропами сбежать в Евросоюз! Ну, или хотя бы в Витебске осесть. У нас и обычных-то жителей скоро не останется. На швейной фабрике уже и работать некому!

  Я пожал плечами. Желания сбежать из Невеля у меня никогда не возникало.

Что, собственно, частенько бывало причиной моих семейных разборок. Светка все время подбивала меня продать дом и куда-нибудь уехать. Но я упирался. Во-первых, к дому прилагалась бабушка, а брать ее с собой жена ни разу не планировала. Во-вторых, мне нравилась моя тогдашняя работа в редакции.

Интересные командировки, замечательные люди – что может быть лучше?

Это потом, когда бабушка слегла, пришлось бросить работу и податься в театр писать сценарии – ибо этим можно было заниматься, не выходя из дома. Да и за детьми требовался присмотр. Светку моя роль «няньки» сначала вполне устраивала. Но потом бабушка умерла, а девчонки подросли. И меня начали активно грызть за дурацкую должность, не приносящую больших денег…

Все это подавалось под соусом «наши дети должны получить нормальное образование». Но учиться девчонки не хотели, как я над этим вопросом ни бился. Теща про них гордо говорила – «все в мать»! И это было печальной правдой. В какой-то момент я понял, что проиграл, отступил, махнул на все рукой, и подался во «внутреннюю эмиграцию». Частенько оставаясь ночевать в театральной гримерке. Ну, что было дальше – уже известно. Если бы не брошенный в озеро рубль  и счастливое стечение обстоятельств, замерзал бы я сейчас на какой-нибудь лавочке…

- Не иначе сегодня – день сюрпризов! – подумал я. – Или бабушка снова оказалась права – и монетка обернулась маленьким чудом. Надо было только оглядеться по сторонам и подождать…

  По узким кованым ступенькам мы поднялись на маленькое крыльцо, и я заметил еще одну деталь в архитектурном облике бывшей библиотеки. Стену над облупившейся вывеской украшал большой барельеф в виде совы, держащей в крючковатых лапах открытую книгу. Белая лепнина со временем посерела, хвост и часть крыла выглядели так, словно птица чудом спаслась от ретивых охотников. Но загнутый клюв был воинственно открыт, а круглые глаза смотрели дерзко и упрямо. Я бросил взгляд на страницы гипсовой книги. И немного удивился, потому что какой-то умник написал на ней красным маркером: «Никогда не сдавайся!» Я усмехнулся.

- Спасибо, тетушка Сова. Постараюсь.

  И вошел в дом вслед за своими проводниками.
Первый этаж особняка поверг меня в уныние. Обшарпанные стены, покрытые пылью пустые стеллажи – все это выглядело так, словно здесь прошла спешная эвакуация или еще что похуже. Заметив мое вытянувшееся лицо, Павел Сергеевич поспешил ободрить меня:

- Друг мой, не впадайте в отчаяние. Сейчас мы минуем это неприятное место, поднимемся на второй этаж, и вам откроется совсем другая картина.

  Бродячий «философ» не обманул меня. Второй этаж здания, действительно, выглядел обжитым и даже в чем-то уютным. Он включал в себя три небольшие комнаты плюс какое-то подобие санузла. Должно быть, особняк еще не успели отключить от городской сети коммуникаций. В чем я с удовлетворением убедился, покрутив кран заржавленного умывальника. Вода лилась тонкой струйкой, электричество тоже горело, хотя и вполнакала. С последним в здании частенько случались перебои. Об этом виновато поведал мне Петр Алексеевич и вручил несколько толстых свечей. Уж не знаю, откуда он их взял. Наверное, снабдила сердобольная «хозяйка таверны». Пока приятели снимали свои чуднЫе наряды, и снова о чем-то громко спорили, я прошелся по всему второму этажу.

Видно было, что мои новые знакомые изрядно постарались, притаскивая сюда выброшенную неведомыми хозяевами на ближайшую свалку разномастную мебель, слегка вылинявшие занавески, какое-то подобие скатерти на стол и дырявую полосатую дорожку. Стулья и кресла, правда, были расшатанными, у шкафа не хватало одной дверцы, а облезлый кожаный диван и вовсе оказался без ножек. Но зато в комнате с диваном, которую мне любезно выделили, имелся настоящий камин! Большой, черный, как жерло вулкана, с мраморной полкой и золоченой львиной маской над ней. Я подумал, что в условиях неумолимо наступающей осени, это древнее средство обогрева станет моим спасением. Тем более что оконное стекло в моей комнате, к сожалению, оказалось с трещиной. И оттуда уже неприятно тянуло ночным сентябрьским холодом. Новые друзья раскланялись, пожелали мне спокойной ночи, еще раз упомянули, что мне можно смело пользоваться всем, что найдется в доме, и удалились в свою комнату на покой.

Мне же ни сон, ни покой пока не светили. В голову снова полезли тоскливые мысли о том, что жизнь, в общем-то, прожита, и прошла она как-то нелепо. Потом вспомнился злосчастный скандал в театре, и мне стало совсем паршиво. К тому же в комнате становилось все холоднее и холоднее.

Я повертел в руках колченогий стул, и решил, что  пары таких раритетов для проживания здесь будет вполне достаточно.

После чего разломал предмет мебели, давно уже не украшавший помещение, затолкал обломки в жерло камина и поискал глазами подходящую для розжига бумагу. В отведенной мне комнатке ничего подобного не было, но зато я вспомнил, что, вроде бы, видел на первом этаже кипу каких-то пожелтевших газет.
Стараясь производить как можно меньше шума, чтобы не потревожить «хозяев», я осторожно спустился вниз. Сунул газеты под мышку и только сейчас заметил валяющиеся под кривым стеллажом книжки. Видимо, библиотекари впопыхах забыли о них или просто бросили, как морально устаревшие. Ну а для меня, уже смирившегося с мыслью о бессонной ночи, эта находка оказалась просто редкостной удачей! Я торопливо сгреб книжки и поспешил к себе.

Минут через десять  в камине весело гудел огонь. Языки пламени жадно сглотнули газеты и теперь неистово плясали на полированных останках несчастного стула. Оставшуюся бумагу я постелил прямо на пол, сел возле камина и повертел в руках найденные печатные издания. После чего хмыкнул, осознав, что не так уже мне и повезло.
Кислотно-яркая обложка первой книги надежд на умное содержание не оставляла.

- «Поцелуй гадюки» - громко и с выражением прочел я вслух название, после чего пару секунд размышлял: а не отправить ли мне сей «шедевр» прямиком в огонь?

  Потом все же решил приберечь на растопку и запустил «гадючьей» книгой в угол. И распахнул вторую. У этого опуса переплет отсутствовал вовсе, поэтому понять, что за жанр мне подвернулся, с ходу не вышло. Я уткнулся взглядом в страницу и тут же поперхнулся, зачитав следующее:
 «Я хочу тебя всеми возможными способами! – прошептала Мэри. Джон издал низкий протяжный стон и вошел в нее глубоко и надолго».

- Вот не понял, это дамский роман или инструкция к кухонному комбайну? Странные, однако, книжки попадаются в детских библиотеках!!! - рассуждал я, когда безумная история Мэри и Джона летела в угол прямиком к эпопее о поцелуях пресмыкающихся. После столь проникновенных слов дальше в «дамском романе», насколько я понял, шли исключительно глаголы: взял, вставил, повернул.
Впрочем, черт с ними! Пора ознакомиться с третьей книжкой. Надеюсь, ни гадюк, ни советов по художественной «койко-акробатике» в ней не будет. Припомнив, как  мой тырнетный приятель называет подобную «литературу», я мысленно заржал, но не стал произносить характеристику вслух. И с некоторой опаской взял в руки последнее найденное издание. А потом с облегчением вздохнул, увидев на обложке знакомое имя:  Александр Дюма «Асканио».

- Хм! – подумал я. – Что-то не припомню такого романа у знаменитого француза. Ну и ладно, значит, меня ждет литературное открытие. Судя по названию, дело там происходит в Италии или главный герой – итальянец.

  Я не ошибся. Авантюрный роман месье Дюма повествовал о жизни и приключениях Бенвенуто Челлини – прославленного скульптора и ювелира шестнадцатого века. Пробираясь через хитросплетения сюжета, я уже, как в детстве, ощущал знакомый азарт, горячее сочувствие к герою, желание дочитать книгу, как можно скорее, чтобы узнать «а чем там все закончится?» Как вдруг в описании разговора Бенвенуто и короля Франциска Первого неожиданно натолкнулся на странные, и где-то даже – волшебные слова.

Герой романа рассказывал:
«Как-то, когда мне было пять лет, я сидел с отцом в горнице, где перед тем кипятили белье. В очаге еще пылали дубовые поленья. Стояли сильные холода. Я взглянул на огонь и заметил среди языков пламени какое-то существо, похожее на ящерицу. Казалось, ящерица весело отплясывает в самом пекле. Я показал на нее отцу, а отец…прошу простить меня за вольность, но такой уж грубый обычай в наших краях… влепил мне внушительную затрещину и ласково сказал: «Ты ни в чем не провинился, сынок, и я ударил тебя, чтобы тебе запомнилась саламандра в огне. Не слыхал, чтобы кому-нибудь довелось ее увидеть». Не правда ли, ваше величество, это было предзнаменованием?»

  Едва я успел дочитать фразу, как импровизированные «дрова» в камине громко затрещали и выбросили сноп искр. Они вылетели из камина горячей алой россыпью, и я торопливо отшатнулся назад, роняя книгу. В тот же миг, словно по указке невидимого режиссера, свет в доме мигнул и погас.
От горящего камина по стенам и потолку побежали струящиеся тени. Что-то в его горячей глубине треснуло  и в очередной раз раскололось, и я, потрясенно распахнув глаза, увидел, как по сверкающим углям бежит…маленькая красно-золотая ящерица!!! Хвост ее был причудливо изогнут, тонкий хребет украшал гребень, похожий на языки пламени, а круглые глазки блестели, словно два черных алмаза. Огненная ящерка крутанулась вокруг своей оси, подпрыгнула на месте, завертелась в танце, разбрасывая искры. Потом остановилась и посмотрела прямо на меня. Я был готов поклясться, что взгляд ее был осмысленным! И более того – лукаво-приветливым, будто сказочное существо было давно со мной знакомо. Саламандра взмахнула хвостом и исчезла в гудящем пламени. Огонь полыхнул ярче, и я отодвинулся от камина , потирая горящий лоб. Несколько проворных искорок все же успели упасть мне на руки и на лицо, слегка подпалив волосы и бороду.

- Мда-а, вот так чудо наяву! – пробормотал я, как-то не найдя подходящих к случаю умных слов. – Эх, жаль, что некому влепить мне сейчас затрещину! Потому что завтра я решу, что это был всего лишь сон. Или вино в той таверне оказалось чересчур крепким. Интересно, а что мне еще покажет этот дом? Нашествие гномов? Прилет грифона? Или сюда явится добрый волшебник, чтобы покарать всех моих врагов  и восстановить справедливость?

  Пока же ни того, ни другого, ни третьего не случилось. Остатки стула мирно догорали, камин больше не плевался искрами и вообще делал вид, что ничего из ряда вон выходящего, в его недрах не происходило. Электричество так и не включилось. Можно было бы зажечь свечу и читать дальше, но мне уже не хотелось. Чудо явленной в пламени камина саламандры было куда более захватывающим, чем все сюжетные повороты в книге Дюма. Я встал, прошелся по комнате туда-сюда, взъерошил волосы, пытаясь привести мысли в порядок. Но они разбегались стайкой проворных мышей.

- На гербе Франциска Первого тоже была изображена саламандра, - почему-то вспомнил я. – Кстати, этот любитель искусств, если верить автору, жутко боялся своего коннетабля Шарля Бурбона. Все подозревал его в измене и, чтобы опередить противника, сам неправедным путем оттяпал часть его владений. После чего бедный Бурбон разозлился так, что сбежал в Англию и сговорился с тамошним королем воевать против Франциска.

Хм! К вопросу о предзнаменованиях! В данном случае король сделал все, чтобы его дурацкие предчувствия сбылись. А вообще, в честь чего в мое дурное творческое сознание полезла вдруг королевская тема? И в гримерке я себя сравнивал с государем из пьесы «Тень» и сейчас думаю о давно почившем и всеми забытом французском монархе. Господи, нашел, о чем думать! В моем-то положении! Тут мыслить надо, как осень и зиму пережить. Потому, что дров, то есть стульев в этом убежище с сентября по февраль нам, конечно же, не хватит. Может и впрямь устроиться куда-нибудь охранником? Или грузчиком в ту же таверну? Ха! Будет новая захватывающая пьеса про короля в изгнании. Без королевства и без земель…

  После последней фразы в моем, к тому времени уже полусонном сознании что-то щелкнуло и сдвинулось с места. Я застыл посреди комнаты, а потом с бешеной скоростью рванулся к валявшейся на диване куртке. Где-то в ее недрах притаилась старая авторучка. Схватив ее, я в бессилии огляделся.

И, не найдя подходящего куска бумаги, кинулся писать звенящие в голове строки прямо на обратной стороне книжки про Челлини.