Но – не тут-то было! Сначала на Соборе начали звонить колокола, созывая народ на службу – не то полуночную, не то – ночную. Причем, ощущение было, что звонят непосредственно у меня в комнате. При этом хрустальные подвески на старинной люстре жалобно звякали, а многочисленные статуэтки, стоявшие  на полочках – подпрыгивали.

- Фига себе – приют спокойствия! – проворчала я, собираясь спрятать голову под подушку.

Но не успела. Потому  что для полного счастья кто-то со всей дури постучал во входную дверь. Абсолютно по-хозяйски и не рискуя получить при этом в морду, хотя время было достаточно позднее.

- Кого это черт несет? – подумала я, нехотя вылезая из-под одеяла.

- Ванька! – проскрипел за дверью старческий голос. – Спишь, что ли? Открывай, сукин кот!!!

  Я высунула голову в коридор. Мало ли – какая помощь понадобится?

Открывшееся зрелище того стоило! Жан Феликсович, в халате и шлепанцах, поспешно отпирал замок. В дверь тут же ввалилась сухопарая старуха  в спортивном костюме и с каким-то неопознанным дрыном в руке.

- Динамишь? – ядовито поинтересовалась она.

- Извините, Ираида Леопольдовна, – промямлил хозяин дома. – У меня сегодня гости…

  Тут бабка углядела мою персону и всплеснула руками!

- Батюшки – светы! Это еще – кто? И не стыдно тебе?!! Не успели Фаину похоронить, а ты уже девок в дом тащишь!!!

- Это не девка, – робко возразил академик. – Это… это … племянница.

- Ага ,– подхватила я, едва сдерживаясь, чтобы не заржать. – Троюродная. Из Озерска.

Потому  что картинка начинала напоминать нечаянное возвращение уехавших на дачу родителей к сыну – подростку. И застукавших его с какой-нибудь голой одноклассницей.
Бабка недоверчиво покачала головой.

- Что-то не припомню я у твоей мамаши родни в Озерске…

И тут в коридор выскочил наш испанец:

- Мierda!!! – завопил он. – Hostia!!!

  Дальше следовала непереводимая игра слов и смесь ругательств на всех известных мне языках.
Ираида Леопольдовна выпучила глаза, уронила  дрын и мышкой скользнула за дверь. Мы облегченно вздохнули и расползлись по комнатам. Впрочем, этого можно было и не делать: колокола звонили, под окнами – орали. И уснуть не было никакой возможности.

- Лучше бы я на вокзал пошла, – подумала я, водружая на голову подушку.

  Проворочавшись почти до самого рассвета, я поняла, что наличие постели – не самое большое счастье. Главное - тишина! Да-а-а, за проживание в такой квартирке в самом деле надо доплачивать!
Я обреченно натянула джинсы и отправилась на поиски зеркала и своего рюкзака. Надо было привести в порядок бедную шевелюру. Потому что бухнувшись в постель с полотенцем на голове, я явно погорячилась. И теперь моя прическа могла называться: «я упала с самосвала, тормозила головой».
Рюкзак обнаружился на кухне. Вместе с Жаном Феликсовичем и его гостем. Мужики дружно хлебали коньяк. И вполне себе мирно объяснялись жестами.

- Что это было? – поинтересовалась я, намекая на странный визит.

- Ночной дозор, – вздохнул академик. – Прямо, картина Рембрандта! Мы тут особнячок свой сторожим, а я на пост не явился. Вот соседка снизу и примчалась, выяснять  - почему. Она с матушкой моей дружила. А я теперь эту дружбу вроде как донашиваю.

- А что с домиком не так?

- Расселять его хотят. А при расселении выделяются средства на снос дома. Уже несколько раз появлялись какие-то темные личности  и бродили вокруг домика. То пытаясь убедить жильцов, не сопротивляться и переехать, куда муниципалитет укажет, то – угрожая. Вот наши дамы и создали свое «народное ополчение». А дом-то – в некотором роде - исторический памятник.

  Тут Жан Феликсович сосредоточил свои слегка отравленные алкоголем мозги и процитировал:

«Городской Дом трудолюбия Великой княжны Ольги Николаевны построен в 1896-1897 гг. на средства городской казны в ознаменование рождения Великой княжны Ольги Николаевны». Кстати, еще в те легендарные  времена  дом отапливался паром и освещался электричеством. Вот!

  Потом он перевел дух и добавил уже нормальным голосом:

- Да и не хотят местные пожилые амазонки отсюда выселяться. У них тут и храм под боком, и больница недалеко. Они в этом доме всю блокаду прожили – так что с нынешней властью повоевать – для них развлечение. А я совсем не боец. И квартирку бы продал. Да только – не имею права – раз дом под снос. Вот и приходится тут жить. Есть у меня, правда, еще «однушка» в Колпино, но оттуда не наездишься…

- А сдавать не пробовали?

- Так кто ж согласится в этом «колокольном» ужасе жить?!! Это мы – привыкли.

А прочие – бегут и тапочки теряют. А три десятка родственников Ходжи Насреддина  пускать не хочется. У меня тут все-таки почти музей. Семейный.

- И вы решили доверить мне почетную миссию – донашивать старушек? – хмыкнула я.

- Да они славные, – пробормотал академик, пряча глаза. – Вы с ними подружитесь!

- А если дом сожгут? У нас это сейчас модно.
- Вот-вот! Чтоб ночью никакие темные силы не подкрались и зажигалку в окно не кинули, мы и устроили свой Дозор.
- Мда! Ничего себе «пустынный уголок»! Просто крепость Ля-Рошель какая-то. Как говорится – если враг не сдается – его уничтожают. А меня как-то не радует перспектива с третьего этажа выпрыгивать…

- Зачем – выпрыгивать? – засуетился Жан Феликсович. – У меня на этот случай лестница припасена – веревочная.

- Упс! – только и сказала я, роняя расческу.

– А что, племянник ваш тут пожить не может, что ли?
Академик закатил глаза.

- Мой племянник! Этот праздный гуляка и отчаянный лентяй!. Он и при родителях-то учится через пень – колоду. А тут – и вовсе ударится в разгул. Начнет «веселых» барышень таскать. Да пить горячительное. А вы – все-таки девочка…

- Ага. Я водку не пью. Предпочитаю – «Педро Хименеса», - усмехнулась я. – И вообще, почему вы так уверены, что я – никого таскать не стану?!  И куда вы вашего гостя денете?

- Я полагаю, что теперь он на любую гостиницу согласится, – улыбнулся хозяин дома. И вообще – мы с ним сегодня в Царское Село собирались.

  Я усмехнулась.

Поедем в Царское Село!
Там улыбаются мещанки,
Когда уланы после пьянки
Садятся в крепкое седло...
Поедем в Царское Село!
Казармы, парки и дворцы,

А на деревьях - клочья ваты,
И грянут «здравия» раскаты
На крик – «Здорово, молодцы!»

- Ну, хорошо, я попробую. Только вы с собой еще и гравюры ваши бесценные заберите, а то вдруг ваш пожар на сегодня назначен? Могу ведь не спасти. Кстати, а как вы там, в Царском, объясняться-то будете?

- Так он же на экскурсию хочет, испанец наш! – пояснил  академик. - А там аудиогид имеется. Да и в гостинице кто-нибудь по-испански говорит, наверное.

Так что – разберемся.

- Ога, – сказала я. – Раз у меня сегодня выходной, то пошла я спать – пока колокола примолкли. И в универ мне в воскресенье не идти.

- Спасибо!!– радостно завопил Жан Феликсович. – Ключи я в коридоре на подзеркальнике положу. И деньги – тоже!

  Я оставила товарищей по несчастью допивать коньяк и удалилась спать.

- Оптимисту жить нравится... пессимисту - приходится. Интересно, а я сейчас – кто? – успела подумать я, наконец-то проваливаясь в сон.

  Я открыла глаза только во второй половине дня – да и то исключительно волевым решением. Колокольный звон мне уже почти не мешал.

- Наверное, к этому привыкают. Как к трамваю под окном. Или – объявлениям на вокзале. В какой-то момент я просто перестала обращать на них внимание. Вот и хорошо – одной проблемой меньше. Зато все-таки крыша над головой теперь есть…

  Я оделась, послонялась по комнате, разглядывая картины и статуэтки, а потом отправилась на кухню - знакомится с холодильником. Заодно прихватив по дороге ключи от квартиры и конверт с деньгами. Кроме наличности в нем лежала еще и записка с просьбой посетить соседку.

- Это можно, – подумала я, задумчиво грызя найденное яблоко.

  Впрочем, соседка нарисовалась сама – стоило только о ней подумать.

Слегка  попрепиравшись на тему – у кого мы пьем чай?- мы отправились на первый этаж. Квартирка оказалась чем-то похожа на свою хозяйку – та же «пыль веков» и неукротимое желание выжить, во что бы то ни стало. Старые фотографии на стенах комнат соседствовали с новыми лыжами в коридоре.

А уж книжечка, валявшаяся на столе, меня и вовсе удивила. Ираида читала «Анжелику». Причем, самую неприличную из всех…

- Ты откуда будешь-то, племянница? – поинтересовалась бабка, наливая мне лихо сваренный кофе в «кузнецовский» фарфор.

- Да не племянница я ни разу, – вздохнула я. – Студентка. Приезжая.

  И я зачем-то рассказала Ираиде Леопольдовне всю свою историю.

- А Ванька тебя, значит, пожалел, – хмыкнула она с некоторой ноткой гордости в голосе.

- Ванька? – удивилась я. - Ах, ну да, у нас что Жан, что Иван – практически одно и то же. Нет, он не пожалел. Потому  что ничего про меня не знает. Просто выручил. Или я – его? Мне тут велено всех подшефных старушек кефиром снабжать. И в дозор с вами ходить.

- И это правильно! – резюмировала старушка. – Можешь меня бабой Ирой звать. А ты у нас кто?

- Регина Разумовская, – вздохнула я.

- Полячка, что ли?

- А фиг его знает? Может – полячка. Может – еврейка.

  Тут я вспомнила старинную гравюру и добавила:

- А может – испанка. Хотя в паспорте у меня написано, что я – русская. Но, как говорил мой «липовый» дедушка Самуил – «бьют не по паспорту, бьют по морде».

- Ну, и ладно, – хмыкнула бабка. – Я тебя Риной буду звать. А кто уж ты там – мне без разницы. Все мы тут не голубых кровей.

  Старушка хотела еще что-то мне сказать, но тут тишину ее квартирки прорезала трель звонка.

- Кого еще там несет? – удивилась Ираида. – Вроде, нашим девочкам в ночной дозор ее рано собираться.

  Она хотела встать, но поморщилась и потерла спину.

- Опять поясницу прихватило. Радикулит, чертяка, туды его в качель. Ринка, сбегай, посмотри, кто там.

  Я вышла в коридор. Звонок нетерпеливо повторился. Я отбросила цепочку, открыла дверь и от неожиданности замерла на пороге.
На меня, широко распахнув большие голубые глаза смотрело… небесное создание.

У создания были длинные изогнутые ресницы, белокурые, рассыпающиеся по плечам локоны, алый, похожий на бутон розы, ротик. Вот только фигура у этой прелестницы была, хм!.. Представьте себе, что эскиз для куклы Барби рисовал Михаил Кустодиев.

Примерно такую картину без рамочки я в сей миг и наблюдала. Стоящая передо мной блондинка загораживала весь дверной проем. Ярко-розовая курточка с аппликациями, бантиками и рюшечками распахивалась на мощной груди, обтянутой майкой с изображением какой-то мультяшки с крылышками за спиной и волшебной палочкой в руках.
Майка была украшена выразительной надписью: «Я Фея! Могу фейкануть, а могу и зафеячить!»
Ниже куртки имелись джинсы, усаженные стразами, как небо звездами. И кроссовки сорокового размера все того же нежно-поросячьего цвета.
Я полностью потеряла дар речи. А незнакомка, поправив локон  сосискообразным пальцем, украшенным фиговинкой в виде переплетающихся сердечек, удивленно пробасила:

- Приветик! А где Ираида Леопольдовна?

- Там, - я неопределенно махнула рукой,  еще не придя толком в себя.

  Все-таки внешний вид «кустодиевской Барби» однозначно не монтировался со скромной квартиркой соседки профессора.
Девица потопталась и сделала шаг вперед. Я благоразумно распласталась по стеночке.

- А ты ей кто будешь? – опять поинтересовалась блондинка. – Внучка?

- Н-нет, - пробормотала я, пытаясь в нескольких словах сформулировать мой нынешний социальный статус.

- Я к Жану Феликсовичу нанялась в переводчицы. Ну, а он меня заодно попросил старушкам местным помочь… в разных делах. Вот и живу здесь теперь.

- Вау! – возопила «Барби» - Дядюшка Жанно все-таки нашел себе постоялицу! А то все говорил, что с этим «колокольным беспределом» ему никогда квартирку не сдать. А куда же он сам переехал? В свое Колпино?

- А… никуда, - окончательно запуталась я. – Мы с ним в квартире вместе живем.

  И прикусила язык, осознав, что сказала нечто двусмысленное.
Девица  бросила на меня внимательный взгляд и, улыбнувшись, сказала:

- Похоже, мы  сейчас одновременно взяли отпуск и поехали за границу здравого смысла. Ладно, я-то блондинка, а твое оправдание какое?

- Коротко о себе! – хмыкнула я. - Волшебная на всю голову.

  Девушка весело рассмеялась и протянула мне руку:

- Рада встрече, сестра по отсутствию разума. Лика – племянница Жана Феликсовича.

- Регина, - представилась я в ответ. – Студентка, переводчица, волей странного случая попавшая в этот дом. Кстати, спасибо за халатик. Тот, который ты у дядюшки забыла. Мне вчера пришлось им воспользоваться.

- Да забирай хоть насовсем, - отмахнулась племянница.

- Ринка, ты чего там застряла? – из глубины квартиры донесся мощный голос Ираиды.

- Тут к вам Лика пришла, - отозвалась я.

- Ой, Ираидочка Леопольдовна, как мы по вам соскучились! - возопила девица, едва не задушив далеко не хрупкую бабусю в объятиях. – У нас в Институте физкультуры все-все вам здоровья желают! И  девчата из волейбольной секции, и парни с факультета бокса и ушу. А особенно ваши подопечные с отделения метания ядра. Вы хоть теперь и на пенсии, а все-таки захаживайте к нам почаще.

  Пламенную речь Лики прервало мое истерическое хихиканье. Она оторвалась от Ираиды и удивленно вскинула аккуратно подведенные брови.

- Не обращайте внимания, просто песенка одна вспомнилась, - еле выговорила я.

  И тут же напела, давясь от смеха:

Говорят, что в любовных историях предисловья сродни хвастовству.
Вот и я предложил от теории перейти, так сказать, к естеству.
Ваши ласки, как пресс гидравлический мне сломали седьмое ребро,
Кто же знал, что в далёком девичестве вы метали на дальность ядро?

  Ираида довольно заржала в ответ. Лика картинно надула губки, но потом тоже расхохоталась:

- Женщин обижать нельзя! У нас разгон от милой зайки до жуткой стервы – полторы секунды и тормозного пути не-е-т…

- Отож! – решительным кивком подтвердила старушка-физкультурница. – Пойдемте девочки дальше чай пить да о делах наших скорбных калякать.