Пожав плечами, я сунула подарок в карман и продолжила  путь.

И вот тут-то  привычное везение вдруг начало мне отказывать.

Широкая тропа, тянувшаяся до этого через чащу, с каждым моим шагом почему-то начала становиться все уже и уже, пока совсем не исчезла среди густой россыпи сосновых иголок. А лес, вначале светлый и довольно реденький, стал постепенно превращаться в дремучий темный бор. Деревья теперь стояли очень близко друг к другу, почти без прогалов.

На моем пути все чаще стали появляться глубокие, поросшие репейником, овраги. И все, как назло, поперек!  Обойти их не было возможности. Приходилось перебираться. А внизу - частая поросль кустарника и густой терновник. Влево  – и не пробуй, а вправо  - расступается. Подавшись вправо, я с грехом пополам, чуть не разорвав единственную юбку, выбиралась наверх, а там медною стеной теснились вековые сосны. Налево – и под гору не пускали, так что мне поневоле приходилось идти направо и в гору.
Запыхавшись и уже основательно подустав, я, наконец-то, вышла на  небольшую круглую полянку, посреди которой стоял толстый старый пень.

Я оперлась о пень и покрутила головой по сторонам. Сосны стройными колоннами окружали это место. Их пушистые зеленые вершины взмывали высоко в синее вечереющее небо.
Я недовольно покачала головой:
- Да-а, Молли, - звук собственного голоса, как всегда, немного подбодрил меня. - Забрела ты, голубушка, куда-то не туда. Ну-ка, давай вспоминай, как герои-путешественники в твоих любимых романах ориентировались на незнакомой местности?  Гм! Кажется, они смотрели на деревья. А как по дереву можно узнать – где север, а где юг?
- Ой, я тебя умоляю! Елка – север, пальма – юг!
  Этот звонкий голос, сопровождаемый весьма нахальным хихиканьем, раздался, как мне показалось, откуда-то с небес. От неожиданности я подпрыгнула на месте и завертелась, как волчок, пытаясь, понять, кто сейчас со мной заговорил.
- А вообще-то, ничто так хорошо не ориентирует на местности, как поиск ближайшей таверны.
  Опять «глас свыше»!
Я подняла голову и просто остолбенела.
Прямо надо мной, на толстой ветке сидел мальчишка лет восьми. Огненно-рыжий, вихрастый с целой россыпью конопушек на круглом улыбающемся лице и голубыми, задорно сияющими глазами. Этот странный ребенок был одет в короткие зеленые штанишки и белую рубашку. А за его спиной трепетали и вздрагивали два красно-золотых, переливчатых петушиных крыла!
Явно довольный моим изумлением, мальчишка  свесился с ветки и показал мне язык. Потом повис на руках, без всякого видимого усилия, крутанул «солнце» в полный оборот, словно ярмарочный гимнаст. И опять преспокойно уселся на свой «насест».
- Ты – кто? – шепотом спросила я его.
Попутно подумав, что с утверждением, будто волшебство навсегда исчезло из нашего мира, отец явно поторопился. День еще к концу не подошел, а у меня уже вторая встреча с чудом наметилась.
  В ответ на мой вопрос мальчишка сказал, насмешливо прищурившись:
- Неужели, не узнала?
  И негромко запел:

 Я довольно молодой бог.
И, возможно, у меня опыта нет.

Но, девочка моя, я помочь тебе бы мог.
И пролить на жизнь твою солнечный свет.

  И только сейчас я заметила, что в руках крылатый пацан держит довольно большой, красиво изогнутый лук. А на боку у него болтается колчан с золотыми, сверкающими, как солнечные лучи, стрелами.
Мигом сообразив, кто передо мной, я стремительно метнулась в сторону! Присела  так, чтобы старый пень отгораживал меня от коварного стрелка и возмущенно завопила:
- Попробуй только стрельнуть в меня, Купидон противный! Я тебе запрещаю, слышишь?!
- Да слышу я, не глухой. Чего ж так орать-то? – мальчишка, нисколько не обидевшись, легко спрыгнул с ветки, взмахнув крыльями, и приземлился на кучу иголок. Сморщился, почесал уколотое место и деловито сказал:
- Да не собирался я в тебя стрелять. Тебе еще рано влюбляться.
- Это почему вдруг – рано? – обиженно поинтересовалась я, выползая из  укрытия. – Любви, говорят, все возрасты покорны. Слыхал, такое выражение?
  Мальчик-Купидон звонко расхохотался:
- Нет, ну вы это слышали? – он обратился к этим вопросам куда-то к небесам, словно там незримо присутствовал наш третий собеседник. – Вот женская логика в полный рост! То орет: не смей стрелять, то возмущается, что влюбляться рано. И что с такой делать прикажете?
- Ничего… - буркнула я, пытаясь оценить степень ущерба, причиненного бедной юбке подлым острым сучком на срезе старого пня. – Хихикать  для начала перестань. И укажи мне дорогу из леса… пожалуйста. Мне бы в город засветло попасть.
- Зачем?
- Все-то тебе расскажи. На работу иду наниматься.
  С этими словами я достала из дорожного узла иголку с ниткой и начала не спеша зашивать образовавшуюся прореху.
Купидон удивился. Посмотрел на меня повнимательней. Обошел справа, слева.
- Слушай, а кто ты вообще такая? Как тебя зовут?
- Принцесса я. Из соседнего королевства. Эмилия. То есть Молли.
- Гы! А вот и врешь! Принцессы по лесам одни не разгуливают. И драные юбки сами  себе не штопают.
- Много ты понимаешь! Разные у людей бывают обстоятельства. Мы вот обеднели внезапно. И я теперь хочу сама на жизнь зарабатывать. Ну и отца с матушкой поддержать. А что касается драной юбки – на себя оборотись!  Какого черта ты, к примеру, штаны напялил? Купидону, как известно, положено, в чем мама родила, порхать. Одним листиком, хи-хи, прикрывшись.
- Да что ты говоришь?! – от возмущения мальчишка так сильно взмахнул крыльями, что с земли поднялась туча песка и иголок. - Попробовала б сама так ходить. И зимой, и осенью! А все эти мазилы виноваты! Нарисуют тебя голышом и поди потом докажи, что ты не верблюд.
- Ну, ладно, не кипятись, - примирительно сказала я, закончив работу по спасению юбки. - В штанах, конечно, удобнее ходить. То есть летать в твоем случае. А можно я еще вопрос задам?
- Валяй, - Купидон  успокоился и присел на злосчастный пенек.
- Почему у тебя крылья – петушиные? А не лебединые, например?
- Ну, ты даешь! Я ж не ангел, чтоб лебедиными крылышками махать.

Петух – он что делает? Будит всех по утрам, кричит, что солнце встало, так ведь? А мои стрелы тоже пробуждают людей! Любовь заставляет их души проснуться от сна, посмотреть на мир другими глазами. Удивиться, восхититься, заплакать! Знаешь, какая это сложная работа? Тут не поспи вовремя, не поешь. Все летай по свету, ищи два сердца, которые друг другу предназначены. Стреляй, да, смотри, не промахнись! А награда Купидону – чужое счастье.
- Ага! Счастье! Если б ты  куда надо стрелял, то все на земле давно бы поперезнакомились и переженились. И не было бы на свете несчастной любви!
- А ее и так нет! Знаешь  такой  стих?

Не бывает любви несчастной.
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной,
Может быть смертельно опасной.

Но несчастной любви не бывает,
Даже если она убивает.
Тот, кто этого не усвоит,
И  счастливой любви не стоит...

Поняла теперь? Любовь – сама по себе счастье! Это значит, дарить себя любимому человеку, ничего не прося взамен.
- Да-а…- вздохнула я. - Как все сложно-то оказывается. Непростая у тебя работа, приятель.
- Еще бы! Трудись и в  мороз, и в зной. А рабочий день, как говорится, ненор-рмир-р… Тьфу, слово все время забываю! Словом, без отдыха тружусь.

Идут, к примеру, студенты с лекции: книжка под мышкой, сами в черных сюртуках. А мимо пробегают девушки от  священника или в церковь.

Ну, или к подруге в гости. А я уж – тут как тут. Раз! – и пустил стрелу прямо в сердце. А то бывает, заберусь в большую люстру в театре и палю во все стороны без разбора. И глядишь, руки тихо сплетаются, а на глазах уже блестят слезы.

И кажется  людям, будто история любви, что играют на сцене, написана прямо про них. Да уж! Летаю  я и над королевским садом, и над бедными предместьями…
  Купидон снова лукаво прищурился и неожиданно сказал:
- А однажды я ранил в сердце твоего папу и твою матушку. Гы! Так что, если б не я, тебя бы и на свете не было!
  Не зная, что ответить на такое неожиданное заявление, я немного помолчала, а потом сказала:
- Ладно. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Так что, слезай с пенька. Это будет наш столик. У меня есть  две лепешки с сыром и вода во фляге. Вот поужинаем и подумаем, как нам выбираться из этого леса.
- А что тут думать? Мне сверху видно все, ты так и знай. За вон той большой сосной начинается просека, которая выводит прямо на дорогу к столице  ближайшего  королевства. Только что ты будешь делать  ночью одна в незнакомом городе? Мой тебе совет – переночуй в лесу, а поутру, на свежую голову,  двинешься в путь.
- Пожалуй, ты прав. В лесу я еще ни разу не ночевала. Интересное приключение получится! Кстати, у меня есть огниво. Можно будет разжечь костер.

Мальчик-Купидон, летая между стволами старых сосен, наломал довольно много сухих смолистых веток.

Я сложила их кучкой и достала огниво. Повертела кресало в руках, примериваясь, как лучше стукнуть по кремню. И подумала, что Фортуната все-таки сделала мне правильный подарок. Вот как  здорово он выручил меня в эту ночь! И, наверное,  не раз еще пригодится. И вообще, начало моей новой жизни складывается просто потрясающе! Чудесные встречи, новые друзья и даже первое в жизни приключение – ночевка у костра в дремучем лесу!

Вот пусть  и дальше все  будет так же весело и интересно!

С этими словами я ударила кресалом по кремню.
Раздался тихий и ясный звон. Словно где-то ударил маленький серебряный колокол. И тут же на кучу сухих веток обрушился дождь из радужных  искр. Алые, синие, фиолетовые – они летели и вспыхивали, поджигая хворост. Почему-то над ухом послышалось скрипучее, но одобрительное: «Хе-хе!» тетушки Фортунаты.

А потом все стихло. Искры погасли, но наш маленький костер уже ярко горел. Купидон  как-то очень задумчиво поглядел на меня, потом на огниво в моих руках.
- Кто, говоришь, тебе его подарил?
- Тетушка Фортуната. Ты ее знаешь?
- Еще бы! Удача всегда сопутствует влюбленным. Хм! Занятную, однако, штуку она тебе подарила.  
- Что ты имеешь в виду?
- Да так, ничего… Ладно, давай свою лепешку. И спасибо за угощение. А то некоторые думают, что раз  я крылатый, то и питаться должен цветочной пыльцой, как мотылек, какой-нибудь!
  Я хихикнула, представив себе, перемазанную в желтой пыльце конопатую физиономию.
Поев, Купидон настроился на лирический лад и начал рассказывать  разные истории из своей нелегкой крылатой жизни.
- А вот  недавно был со мной такой случай. Кстати, прямо в Ольборге, в столице королевства, куда ты направляешься. В общем, помнишь, какая пару дней назад    жуткая гроза разыгралась?
- Ну, да.
- Вот! А я «при исполнении» как раз был. И не успел от дождя укрыться. Промок, в общем, до нитки. А уже ночь была глубокая. Все горожане дрыхнут, ни до кого не добудишься. Да и кто к себе в дом пустит мокрого пацана с луком в руках?! В общем, увидел  я на окраине один домишко. Маленький такой, но довольно крепкий. Гляжу – в окне свет горит. Я – туда бегом! Стучусь, значит, кричу: «Впустите, добрые люди!» Потому что, правда,  уже от холода чуть не околел. Смотрю, открывает мне дверь какой-то парень. Лицо доброе, но грустное. Взгляд чуть отрешенный. Вроде на тебя глядит, а, вроде, мимо.

И главное! В руках – перо в чернилах испачканное! Ну, думаю, про себя: попал ты, волшебный стрелок, как раз по адресу.
Короче,  впустил меня парень в дом. Накинул мне на плечи свою куртку, вскипятил чаю, яблок печеных дал. Я молчу и себя не называю. Жду дальнейшего развития событий. А парень по комнатушке своей мечется. То к столу присядет и что-то чиркать на бумаге начнет. То за голову схватится и вздохнет глубоко. Ну, тут ежу ясно, что за хозяин меня в бурную ночь приютил. Поэт! Причем, судя по поведению, находящийся в глубоком творческом кризисе. Не писалось ему, короче, в эту ночь! А тут как раз очаг гаснуть начал. В комнате холодно стало, меня опять заколотило. Поэт мой, его, кстати, Ансельмом зовут, это заметил. В очередной раз что-то на бумажке зачеркнул. А потом как заорет:
- К черту все! Если мои стихи не способны зажечь ответный огонь в сердцах людей, так пусть хоть согреют ребенка в эту ночь!
  И с этими словами – шварк! – здоровенную стопку рукописей  - прямо в очаг!
Огонь вспыхнул, пламя загудело. Ну, я, конечно, согрелся сразу. А потом говорю Ансельму:
- Ты мне помог в трудный час,  и я тебя не оставлю.
  И достаю свой лук. Он только вымолвить успел:
- За что?!
  А я – дзыннь! – и готово! Стрела – прямо в сердце!
- Погоди! – я ошарашенно покрутила головой.

- Ты выстрелил в человека, который укрыл тебя от непогоды? Чтоб обогреть тебя, растопил камин своими же стихами?! Ни черта себе благодарность!.. Или я что-то не понимаю?
- Конечно, не понимаешь! Это поэт мне должен быть благодарен!  Моя стрела согрела  его душу! Зажгла там, как принято выражаться, огонь любви.

А теперь тепло его согретой любовью души перейдет в строки его же стихов. Ну, скажи  - молодец я?
- Да, кажется, ты все правильно сделал. Слушай, а в кого же влюбился Ансельм?
- Влюбится. Это произойдет сегодня утром.  Поэт проснется  и пойдет в книжную лавку, посмотреть на всякие новинки. Заодно глянуть, как сборники его стихов продаются. И встретит там Луизу, продавщицу. Вообще, он ее и раньше видел, но как- то внимания  не обращал. А девушка-то давно на него печально поглядывала. Вот наш герой и влюбится  с первого взгляда.
- С какого ж  - с первого? Сам же сказал, что он ее и раньше видел.
- Это так принято выражаться. Раз влюбился, значит, увидел человека по-настоящему  в первый раз. Гы! Что тогда начнется! Даже я предсказать не могу! Ясно одно – мировая литература обогатится еще одним сборником любовной лирики!
- Мда-а… Интересные дела. Ладно, приятель, на этой возвышенной ноте, давай-ка отправимся на боковую. У меня уже глаза слипаются. А завтра еще работу искать. И надо выглядеть бодрячком.
  Я уснула, укутавшись в матушкину шаль, прямо на земле, точнее – на еловых ветках, благо ночь была довольно теплая. А Купидон еще долго сидел у костра, подбрасывая ветки в огонь и тихонько напевая строки, которые только предстояло написать поэту Ансельму:

Я рисую на бумаге острова из слов
И по ним к тебе шагаю, словно Гулливер.
Не причуда это вовсе и не ремесло:
Достучаться б до тебя мне, да закрыта дверь.

Здесь в дымке голубой
Утром города прячутся в рассвет.
Есть на земле любовь,
Только иногда кажется, что нет…