Проснулась я на рассвете. От холода. Костер благополучно погас.

Точнее, его погасили.

Мальчишка Купидон растворился во времени и пространстве, но угли затоптать успел. Ну, и хорошо. Как бы я сама это делала, если последние башмаки жалко, а лопаты под рукой нет?
Я быстро сбегала к ближнему ручью умыться и набрать во флягу свежей водички. Собственно, немного хлебных крошек и пара глотков воды – это мой сегодняшний завтрак. Лепешки мы вчера с Купидоном благополучно умяли. Значит, пора выдвигаться. И искать какую-нибудь таверну. Во-первых, у меня есть несколько медных монет, которых хватит на кусок хлеба. А во-вторых, там можно будет узнать – не нужна ли кому служанка? Ну, я надеюсь, что можно. Раз уж обстоятельства так складываются, то нужно оставить прошлое за спиной и начинать новую жизнь - здесь. Потому что прежнего мира для меня нет.

Стыдно признаться, но я о нем ни капельки не жалею. Сидеть во дворце и слушать матушкины причитания насчет нашей бедности  - уже сил никаких нет. Отец с протянутой рукой по родне не пойдет. И  поэтому  ничего изменить не сможет. Он, было,  затеял разговор о том, что тоже мог бы податься куда-нибудь на заработки, но матушка одна оставаться в замке не желает. А расстаться с замком – тем более.  И единственное наше сокровище – знаменитую Горошину -– заложить в ломбард, конечно, нельзя. Вот и получается замкнутый круг. Где я – лишний рот. Вдвоем они еще как-нибудь прокормятся с огорода. Иногда и из «бывших» кто-нибудь заглянет – с мешком картошки или подстреленным вальдшнепом на супчик. Так что с голода не умрут. А мне сидеть в замке без особого дела – тоска смертная.

Я люблю гулять по городу, слушать, как весело смеются дети, кидая камушки вниз со старого горбатого мостика, как напевает свою песенку молодой возчик, как воркуют голуби на разноцветной черепичной крыше.
Ну, то есть любила. Сейчас в городе никого не осталось. Даже голуби и те куда-то пропали…

Ладно, хватит философию разводить – пора просеку искать. Где там у нас славный город Ольборг? И, мурлыкая песенку, я отправилась по тропинке.

Проводи прошедший день, словно друга до порога.
С ним теперь уже нигде не встречаться  - он далеко…

Дорога стелилась под ноги, звала и пела, еле слышно вторя моему голосу шелестом листьев и шумом недалекого ручья...

Я шла по пустому утреннему городу, так похожему на тот, в котором я прежде жила, и думала о том, что тональность города - это не архитектура и не окружающий пейзаж. Хотя и это тоже. Но всё-таки главное - это люди.

Их мысли, их настроение, радости и заботы... боль и возмущение.

Мои чувства обострились; запах цветов из маленького палисадника, казалось, звучал еле слышным переливом флейты, а стоило сделать несколько шагов дальше по улице, как словно ласковый, робкий шепот зазвучал в ушах и невольно заставил улыбнуться. Похоже, в этом доме царила нежность...

   Раньше я не знала за собою такого; проходя мимо некоторых домов, я улавливала обрывки мелодий, иногда еле уловимое пение или аккорд какого-то струнного инструмента... Может, я хочу, чтобы этот город - звучал? Некоторые дома "звучали" почти отчетливо, и, хвала богам, я ещё ни разу не услышала зла, ненависти, зависти... Какой хороший город...

Я вдруг увидела впереди небольшой горбатый мостик. Река подступала здесь к самым стенам домиков с красными черепичными крышами, а над водой, отражаясь в ней, склонялись черные ветви деревьев, едва успевших выпустить на весеннем солнышке ароматные зеленые почки.

Не знаю – куда я шла. Я просто позволяла этому городу и этой улице - вести себя, увлекать вперед, в переплетение переулков, останавливать на минуту журчанием ручейка или воркованием голубей под крышей, и снова тихим шепотом рассказывать на ухо полузабытые секреты тех, кто когда-то ходил по мостовой, мощеной разбитым булыжником. И вдруг из-за живой изгороди, надежно отгораживающей от улицы небольшой каменный дом, раздалось возмущенное звонкое "Гав!"

Я вздрогнула, а неведомая собака продолжала ругаться на своем собачьем языке. Не переставая и, похоже, совершенно нецензурно.

- Ну, что ж, - негромко сказала я, - всё правильно. Дом свой надо охранять...

Лай приблизился, и тут в небольшой проем между кустами высунулась белая мордочка. Я остановилась,  как вкопанная.

- Белка... Надо же - Белочка! Похожа-то как! И рост, и масть, и даже голос - почти такой же.

  Была у меня в раннем детстве такая лохматая подружка…

 Белая псина вновь возмущенно гавкнула. Улыбаясь непонятно чему, я присела на корточки и стала тихо напевать. Обычно этим напевом наш конюх успокаивал лошадь - действовало даже на самых диких. Умиротворять им же собаку мне не случалось - но почему бы и не попробовать? На белой мордахе нарисовалось почти человеческое удивление. Собака заворчала и уставилась на меня, потешно наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

- Альма, замолчи! - раздался из-за забора мелодичный женский голос. - Альма...

  Но собака и так уже молчала.

- Она не кусается, - нерешительно проговорила хозяйка. - Только лает... Что это с ней?

  Женщина приблизилась к забору вплотную и с любопытством посмотрела на меня. Псинка (уже начисто забывшая, что на посторонних надо лаять) отчаянно виляла хвостом, вытянувшись в струнку, и старалась дотянуться лапками до моих колен. Я погладила собачонку и поспешила дальше. Не объяснять же мне тетушке причину внезапной звериной симпатии?

Уютные домики приветливо смотрели на мир чисто вымытыми окнами. Но это было уже не похоже на мой родной город - другая форма окон, орнамент на решетке в виде головы дракона...

Интересно, здешние люди - они, наверное, такие же? Раз живут в похожих домах, так же сажают цветы в палисадниках... и так же любят свой город.

Я посмотрела наверх. Утреннее небо было ясным, а единственное стоявшее над крышами белое облачко казалось светящимся. И на его фоне отчетливо, словно прорисованный тушью, красовался совершенно потрясающий флюгер: по указующей направление ветра стреле, задрав хвост, гордо вышагивала улыбающаяся черная кошка. Улыбающаяся? Как можно сделать улыбающимся флюгер, который и виден-то лишь черным силуэтом?

Но она казалась именно такой. Гордой, игривой и веселой.

Мне захотелось рассмотреть ее поближе. Я перебежала через горбатый мостик. И увидела вывеску. «Черная королева».
Да уж! В этом доме точно живет кто-то, обладающий юмором и умеющий радоваться жизни! Хотя, почему – живет? Это же – таверна!

Но не успела я открыть дверь этого заведения, как она сама распахнулась,  и оттуда кубарем выкатился парнишка. Вслед ему полетел какой-то увесистый горшок и много разных слов, которые мне, как приличной девочке, повторять не пристало.
Я почти успела отпрыгнуть в сторону. А паренек едва не угодил в ручей. Ну, то есть приданное ему начальное ускорение это гарантировало. Но я успела схватить его за рукав. И мы дружно рухнули в прибрежную крапиву, густо растущую возле ручья.

- Ничего себе – чувство юмора! – пробурчала я, радуясь тому, что юбка у меня длинная. И пострадали только руки. А бедный юноша влетел в заросли целиком и полностью. При том, что был он довольно долговязым и из своей одежды давно вырос, досталось ему не слабо.

- Придется все-таки лезть в ручей, – он грустно усмехнулся, потирая обожженные кусачим растением руки и ноги. Зря ты меня ловила!

- А если бы ты в нем утоп? – возразила я, разглядывая мальчишку.

  Кажется, он совершенно не радуется своему спасению. Ну вот, хотела, как лучше, а вышло – как всегда.

- Прости, пожалуйста. Я не хотела таких последствий! Просто ты летел, как мяч – прямо в руки. И прямо в воду. Я тебя и поймала…

- Да ладно, это не самое страшное! Сейчас сунем ноги-руки  в ручей  - и все пройдет. А вот то  что горшок в голову не прилетел – это уже хорошо.

- А с чего это у вас тут горшки летают? – я покосилась сначала на дверь, а потом на вывеску. – Не по-королевски как-то…

- Да понимаешь, вчера хозяин потребовал клиента напоить. Пожаловал какой-то лавочник при больших деньгах. Только он буйным оказался. В подпитии запустил бутылкой в стойку. Да промазал и попал в стену. А там часы висели. Хозяйские и дорогие. Они упали, на части развалились. И половина колесиков в щели попряталась. Так что их теперь и починить нельзя. А я в итоге виноват – что слишком хорошо поил…

- И что теперь?

- Теперь выгонит. И жалованье не отдаст. А мне за комнату завтра платить…

  Мы дружно полезли в воду, обойдя злополучную крапиву  и устроившись рядом с мостиком. Я болтала ногами и исподтишка разглядывала мальчишку.

Он оказался довольно симпатичным. Светло-каштановые, чуть вьющиеся волосы, давно не стрижены и падают до плеч. Ясный взгляд серых глаз. Лицо, правда, немного бледное и осунувшееся. Но это, наверно, из-за расстроенных чувств. Одет паренек был в белую куртку помощника повара, которая была ему мала и жала под мышками. Лет ему, наверное, столько же,  сколько и мне.

- Знаешь, я, пожалуй, попробую тебе помочь. Думаю, что выловить сбежавшие колесики я смогу. Только сначала бы хотелось немного поесть. Правда, у меня всего несколько монет – да и те медные. Как ты думаешь, мы уже можем вернуться в таверну? И, кстати, как тебя зовут?

- Нильс, – ответил парнишка. – Вроде бы все стихло. Пошли …

- Молли – сказала я, протягивая ему ладошку.

  Рука у него оказалась крепкая и на удивление теплая. Будто мы с ним и не полоскались в холодной воде. Я встала, обулась и отряхнула юбку.

- Пошли.

  Внутри таверны не было ничего примечательного. Довольно низкий потолок, барная стойка и десяток потертых  столиков. Я сделала вид, что с мальчишкой не знакома и прошла к стойке. Выложив на нее свои последние деньги. Из-за стойки появилась ладонь, накрыла монетки, и только затем появился сам хозяин. 

- Добро пожаловать в «Черную королеву», юная дама, – с усмешкой сказал толстый усатый мужик и окинул меня оценивающим взглядом.

  Я пожала плечами.

- Дама желает перекусить.

– Для плотного завтрака этого маловато. Но на тарелку овсяной каши хватит.

Нильс! Обслужи девушку. А я пока прогуляюсь на городскую площадь…

  Вот и славно! Я быстренько поела. А потом спросила мальчика:
- Куда полетели шестеренки от разбитых часов?
- Вон туда, за барную стойку.
Я наклонилась, провела рукой над щелястым полом. И ощутила знакомое покалывание в ладонях.
- Сейчас все будет!
И пока хозяин ушел, а посетители не пришли, повытаскивала изо всех щелей несчастные шестеренки. Нильс, как завороженный смотрел на то, как колесики сами прыгают мне в руки.

- Сделай одолжение, рот закрой! – фыркнула я, разглядывая эту статую в «белом». – А заодно и дверь. А то продадут меня в цирк, как фокусницу. Или, чего доброго, в церковь потащат – за греховные способности. Лучше думай, где тут у вас можно этот часовой раритет починить? Чтоб еще и без штанов при этом не остаться. Деньгами я тебе помочь не могу – у самой ничего нет.

- Что ты хочешь за то, что ты мне помогла? – растеряно спросил парнишка.

- Вообще-то я пришла в город искать работу. И, если ты можешь что-то подсказать – буду тебе очень благодарна. А еще…

  Тут я замялась.

- Найди мне какую-нибудь каморку, где можно переночевать. Ведь работу за один день не найдешь…

- Да не вопрос! – оживился Нильс. - Переночевать можно в моей комнате. Правда, она под самой крышей и на краю города, но это лучше, чем на улице торчать. И с работой что-нибудь придумаем. Давай, я тебя пока отведу к себе. А после работы мы вместе обсудим – куда тебе податься?

- А как ты таверну оставишь? Хозяин-то ушел…

- Ну, он долго не проходит. А я отпрошусь к часовщику. Есть тут один старичок. Он так любит чинить старинные часы, что порой делает это бесплатно.

- Ну, и замечательно! Только я тебя возле мостика лучше подожду. А то твой хозяин как-то не слишком любезно на меня смотрел…

  Я прихватила со стола несколько кусков хлеба, который почему-то бесплатно прилагался к заказанной еде, и выскочила на улицу.
Вот и славненько! Сытой  - куда приятнее наслаждаться красотами летнего утра. К тому же вопрос крыши над головой теперь передо мной не стоит. Значит, с поисками работы торопиться не будем. А рассмотрим все варианты. Чтобы не попасть в лапы к такому вот «королевскому» хозяину…