Глава 6

Всем известно, тридцать первое декабря – самый долгожданный день в году. Время торопят дети и взрослые, и не имеет значения ни профессия, ни увлечения, ни цвет волос. Его ждут и те, кто верит в Деда Мороза. И те, кому кажется, что его не существует. И те, кто уже сам морочит голову детишкам, одеваясь в ватно-вычурный костюм Дед Мороз. Но сколько ни считай листки отрывного календаря, праздник подкрадётся незамеченным. Словно полярный лис. И окажется – ничего не готово. Не куплены подарки, ёлка ещё пылится в гардеробе, а школьные друзья затопили баню. И надо бежать. На ходу обзванивая родственников, ждать ли их в гости, одновременно договариваясь со всеми и обо всём. И эта погоня за возможностью подарить радость, создаёт ощущение личного причастия, придавая празднику особое обаяние.

Мы тоже вложили копеечку в эту весёлую суету. Евгений редко готовил на продажу праздники, оправдываясь, что, мол, своя семья есть. А тут снизошёл. Кто-то нашёл нужные слова – и он согласился. Общий вес заказа семь килограммов, плюс неудобные коробки с надписью: «Гусь». В помощь Наташе вызвали меня, но тут и троих мало. К несчастью, Ксюха с Шуркой недоступны.

В метро пассажиры забавно принюхивались, водя носами по сторонам, не понимая, откуда исходит аромат, и что за этот запах настоящего праздника – не мешает доплатить.

– Лёш, а какая музыка у Нового года? – спросила Наташа сквозь шум ускоряющегося поезда. – Для меня это второй концерт Вивальди для мандолины, тот, что в до мажоре. Весёлая, игристая, как шампанское.

– А для меня Канон Пахельбеля, мелодия плавно развивается по спирали и вдруг взрыв, – куранты. И понеслось: темп ускоряется – это мы по гостям, фейерверки, папы пьют, мамы обсуждают закуски, детей заставляют петь или читать стихи, и чтобы непременно на табуретке. У нас она на лоджии хранится.

– Знаю, – шепнула Наташа в самое ухо и положила голову на плечо.

Отчего-то сразу стало тепло и радостно, но не как в детстве, когда тянет скакать и прыгать, – хотелось просто сидеть в вагоне метро, и чтобы станция «Речной вокзал» растворилась во времени и пространстве. Но безжалостный женский голос объявил, что мы приехали, и надо немедленно освободить вагоны.

Заказчик жил в шаге к метро – женщина лет тридцати пяти со счастливыми глазами. Она так нам обрадовалась, что стало даже неудобно, когда же вскрыли коробку с тушкой, робкая надежда обернулась полным восторгом. Добрались мы быстро, что большая редкость для Москвы, и гусь не только не остыл, а продолжал слегка шкварчать.

– Ему надо немного отдохнуть, – сказала Наташа, краснея и смущаясь, – там в третьем контейнере есть одеялко из фольги.

– Надо же, вы трудились, а он устал, – деланно удивилась счастливая дама. Достала из кошелька пятитысячную купюру и добавила: – Вот, отдохните и вы.

– Этого слишком много, мы не так сильно… – попытался протестовать я, правда, не очень уверенно.

– Берите, это от чистого сердца, – сказала женщина, не переставая улыбаться и переводя взгляд то с меня на Наташу, то обратно. – Вам это сейчас не помешает.

– Спасибо. Я надеюсь, что и к вам Дед Мороз будет также щедр.

Улыбка медленно сошла с лица женщины, а в глазах показались слёзы, но через мгновение она вернулась каким-то светом изнутри.

***

– Вот так и живём, веря в случай, в Деда Мороза, надеясь на авось. Ждём каждый день, как чуда. И, мне кажется, это прекрасно. Иначе жизнь превратится в тяжёлую и невыносимо нудную канитель, – умничал я, запихивая честно заработанную купюру в банкомат. Отделение Сбербанка не работало, но в предбанник с терминалами пропустили. Все заработанные доставкой деньги пересылались на карточку, что хранилась у меня как у самого разумного, а раз в месяц делились поровну между участниками каморры.

– Мне кажется, она приняла нас за парочку.

– А мы она и есть, – терминал всё-таки изволил проглотить рыжую денежку. – Сколько себя помню ты рядом. Детский сад, школа, голубятня – всегда вместе.

Мы вышли на улицу. Вроде только светило солнце и о, чудо, – снег. Огромные снежинки плавно спускались к земле. Стало тихо, будто уши набили ватой. Возникло странное ощущение, что за то время схватки с банкоматом, подменили город, а может, и весь мир.

– Смотри, снег пошёл. Интересно, у нас тоже выпадет? Надо же, первый и подгадал к Новому году. Завтра он станет уже прошлогодним.

– Помнишь, как во втором классе ловили снежинки ртом? А Ксюха бегала и вопила, что съест больше всех в сто раз, и слопала полсугроба, потом слегла с ангиной.

– А помнишь, как в третьем родители накормили тебя цитрусами до диатеза, споря, какой главный новогодний фрукт.

– Мама тогда победила, – мандарины-то намного меньше апельсинов. Поэтому я предпочитаю сельдерей.

– Я знаю, и давно смирилась, что и мне придётся его полюбить, – Наташа остановилась. Я повернулся к ней, она смотрела мне в глаза и улыбалась. А моё сознание обожгло необходимостью какого-то действия, решительного шага, поступка. Я почувствовал, что надо что-то совершить, не говорить, а сделать. Но вот что? Через мгновение момент растворился сахарной пудрой. И она продолжила:

– Мне в Химки к бабушке, отсюда – два шага. Женька, наверное, даже клиента выбрал на «Речном» специально. Вон там автобус, а тебе обратно в метро. Увидимся уже в новом году.

Она развернулась и пошла в сторону автовокзала. Через четыре шага обернулась и, дурачась, помахала рукой. А у меня в голове заиграла музыка великого итальянца, именно второй для мандолины, но не аллегро, о котором говорила Наташа, а ларго. Ранние зимние сумерки, огромные хлопья стылой ваты и девочка, идущая вперёд, но оставляя следы, что исчезают прямо на глазах. В сердце защемило, и до рези в глазах захотелось крикнуть. Но вот что?

***

Метро, встретило всё той же суетой, только из-за сильного снегопада она стала ещё более праздничной. Откуда пришла непогода, умалчивал даже всезнающий «Яндекс», просто предлагал смериться как с фактом. Пассажиры, проскочив непослушные двери, устремлялись к эскалатору, выстраиваясь по правой его стороне. Я минут пять простоял у кассы, любуясь на этот парад снеговиков. И тут позвонила сестра. Оказалось, что мне тоже нужно бежать. Приехал дед, они ставят ёлку, а наряжать без меня никак нельзя. И вообще, как можно в канун Нового года так долго где-то шляться.

На «Белорусской», прямо напротив лестницы перехода на радиальную, толпились люди, полукругом обступив центр своего внимания. И вдруг как по команде они запели песенку про снежинку из старого новогоднего фильма «Чародеи». Мне стало любопытно, и я полез посмотреть. Виновниками перформанса оказались парень и девушка, одетые в костюмы эльфа Санта-Клауса и Снегурочки. Они пели куплет, причём достаточно хорошо, а случайный хор подхватывал припев. Происходящее подкупило искренностью нечаянно собравшихся людей и поэтому выглядело особенно светло и трогательно. Петь я не решился – не стоило портить праздничного настроения. Когда песня кончилась, зааплодировали, а парень принялся объяснять, что его подвигло на эту экстравагантную выходку. А случилось следующее: он набрался храбрости и признался в любви девушке, что стояла рядом, а та, к его большому удивлению ответила взаимностью. Теперь они – вместе. Из толпы послышались поздравления, и пожелания всего наилучшего и ещё кто-то крикнул, что, мол, все парочки должны целоваться. И новоиспечённая чета сделала это, приведя в восторг окружающих. Происшествие плеснуло карнавала в жизнь. Весь оставшийся путь, я пронёсся вприпрыжку и глупо улыбаясь.

Проходя мимо «Спутника», увидел Ксюху (с таким ростом её сложно не заметить), гипнотизирующую кроссовки на витрине дисконта. Она может целый час вот так стоять, не сводя глаз с предмета своего обожания, и мечтать о победах, наградах и славе. И эти люди смеются над моей пятифилией.

– Ксюш, может быть, купишь? Нельзя себя так изводить, – я действительно не могу понять, зачем приходить и полировать их взглядом, когда можно это делать дома, ну, правда, отдав немного денег.

– А мечта? Её куда? Нет уж, пока они не встанут на колени, умоляя меня, их забрать, и жабрами не пошевелю. Вот представь: я олимпийская чемпионка, иду, и они такие в слезах, а я – мимо, и даже не смотрю в их сторону. А что делать – поезд-то ушёл.

– Чего трубку прятала?

– Прикинь, телефон сел, притом как-то сразу.

– Небось фонарик включился, – после происшествия в подвале мы все, не сговариваясь, перевели экстренную кнопку на фонарик. – А чем сейчас займёшься?

– Домой пойду, – Ксюха оглянулась по сторонам и приблизилась к самому моему уху и продолжила заговорщицким шёпотом: – только что звонила с тренерского телефона в пятьдесят шестую насчёт поступления. Письмо давно отправлено. Родители спрятали, хотят как подарок подать. Я его найду. Я все их тайные места знаю.

– Может, лучше не стоит? – Мне очень хотелось заманить Ксюху домой наряжать ёлку. С её неисчерпаемой энергией лучше помощника не найти. – Испортишь сюрприз.

– Ты хочешь, чтобы я умерла? Меня же разорвёт в клочья, если я через час всё не узнаю.

Как только мы зашли в подъезд, меня, как ботана и задохлика, она бросила внизу. А сама стартовала, перепрыгивая через четыре ступеньки, так даже Женька не может, а он почти взрослый, – отслужил уже. А эта. Как ей удаётся при её нескромных габаритах оставаться такой лёгкой и прыгучей?

***

Всё-таки велик тот человек, что придумал украшать ёлку под Новый год. Я читал, что этим мы обязаны Петру первому. Он путешествовал по Европе и всё ценное тащил до дому, до хаты. Будто в моду это ввёл Николай первый. В принципе, одно другому не противоречит. Ёлка, пускай искусственная, без запаха, немного не того цвета и неспособна уколоть, увешанная стеклянными игрушками, бусами и гирляндами, она несёт умиление в сей мир. Но она не только украшает жизнь – из самого процесса можно сделать традицию, объединяющую всю семью. Причём не только родителей с детьми, но и бабушек, дедушек, кизин, и прочих внучатых племянников. Рецепт прост, а придумал его мой дед. Дарите друг другу ёлочные игрушки и помните, чьи они, и каждый год, доставая пыльную коробку с антресоли, вы сможете выходить на связь со всеми родными. Ведь где-нибудь в Сургуте или Самаре, а у кого-то даже в Чикаго, достанут точно такую же коробку и вспомнят вас. Когда бабушки не стало, все игрушки перешли по наследству к моему отцу, и его назначили на должность «хранителя Нового года».

– А это чья? – Спрашивала в очередной раз Машка, показывая деду следующую сосульку, фонарик или шар.

– Тёти Милы из Питера. Мы её вместе покупали на Невском, – и уже мне: – повесь повыше, чтобы к звёздам ближе было.

– А это?

– Моего троюродного брата Андрея из Свободного, есть такой город на Амуре. А ты ему внучатая племянница.

– А где дяди Славы?

– Вот.

Деду ещё не стукнуло шестидесяти и с памятью у него всё в полном порядке. Он с лёгкостью вспоминал имена, даты, города и веси. Финалом водружение на макушку Вифлеемской звезды, которую мой прапрадед привёз из Германии как трофей. Игрушка красивая и, без сомнения, древняя, но верилось в это с трудом, хотя и хотелось до зуда в ладошках.

Часов с восьми стали подтягиваться гости, мгновенно делясь по клубам. Один заседал на кухне под председательством мамы, другой – в гостиной, здесь главным был дед. Но что объединяло их всех: увидев меня, они тут же интересовались – нет, не здоровьем, не книгой, что сейчас читаю и даже не тем, видел ли я последних «Пиратов Карибского моря» – нет, всех интересовала моя учёба.

– Ну, Лёха, как закончил полугодие?

– Одна четвёрка.

– И ты не убился веником?

– Она по физкультуре, за четыреста метров, и то, потому что Ксюха не захотела её за меня сдавать, сказав, что лучше пробежит километр, потому что я его даже пешком пройти не смогу.

– То есть всего одна за все полгода? Хотя постой, за тебя физкультуру сдавала девочка?

– Она учится в параллельном классе и имеет хорошие отношения с физруками, а им что – кто-то ведь бежит. Но каково ребятам? Они на километре изо всех сил за ней держались. Но на финише она рванула. И потом едко, в издевательской форме, комментировала результаты. Это когда учитель их выкрикивает в момент пересечения финишной линии: типа «слабак», «задохлик», «инвалида кусок».

– Удивительно! Неужто – ботаны входят в моду?

– Удивительно не это, а то, что Лёшечка, – влезала в почти взрослый разговор Машка, – попросил о помощи Ксению. Она занимается игровыми видами спорта, а ведь мог и легкоатлеток взбулгачить. У нас в «Олимпе» даже есть фан-клуб его имени. Одни Светка и Жанка чего стоят.

– А это ещё кто такие?

– Да было тут одно дельце. У меня на глазах мальчишке, который себя отмороженным гопником считает, по щам надавали. Так что под личиной тихого заучки может скрываться крупный криминальный авторитет.

В одиннадцать произошло торжественное объединение клубов, все расселись, мы с Машкой спели «Последний час декабря», наполнили бокалы. Как ни странно, я попал в разряд взрослых, и с видом знатока отказался от шампанского. Женька всегда говорил, что оно мне не понравится, пить надо красное сухое, лучше французское «Бордо», «Кьянти» тоже пойдёт, а его мнению можно доверять. Сказали тост о старом годе, чокнулись. Вино мне тоже не понравилось, видимо, рано мне к взрослым. Куранты и дружное ура на двенадцатом ударе. Веселье набирало обороты, а мне почему-то вспомнилась Наташа, уходящая в снегопад, и глубокое чувство тоски, что не сделал чего-то очень важного, и это касалось только нас двоих.

За столом засиделись почти до трёх. Когда вдруг все разом вспомнили о фейерверках, что пора напугать всё плохое, чтобы оно осталось в старом году, и приманить хорошее. На площади около «Олимпа», где стояла главная районная ёлка, не переставая, что-то горело, дымило и с оглушительным грохотом взрывалось. Решили, все коробки с салютами запустить одновременно, а то уже четыре, а ещё надо к Мельниковым заскочить и с ними – к Никифоровым. Салют получился грандиозным: семь ракет одновременно взмывали в небо, взрываясь ослепительно огненными цветами. Взрослые, не ожидавшие такого эффекта, даже немного напряглись, глазами выискивая стражей порядка. Собравшиеся одобрительно загудели, а Машка визжала от восторга.

Домой мы вернулись только с дедом. Сеструха уселась за ещё не убранный стол и потребовала продолжения банкета, но глаза уже слипались, и голова кренилась набок.

– Деда, смотри, сейчас Мария покажет трюк – «лицом в салат».

– Да, Машуля, пора баиньки.

– А ты что без меня будешь делать? – Запротестовала Машка.

– Пойду навещу хвостатого друга.

– А, тогда Васаби привет.

Очень помогло, что сеструха знала, о ком идёт речь, и дед не стал препятствовать, подумав, что у моего друга такая забавная кличка. А я отправился на крышу. Ещё утром, в зоомагазине, я прикупил кошачьего лакомства, от которого енот просто млеет от удовольствия. Хотелось порадовать зверька, поскольку мы между собой решили этой вкусняхой кормить только по праздникам, а то дешёвый есть не будет.

Енота я нашёл внутри голубятни. Со страха он залез на диван и прикинулся мёртвым. Как ни странно, увидев меня, зверёк очень обрадовался, наверное, испугался по-настоящему. С другой стороны, Сашки нет, а на безрыбье и Лёха человек. Я сел и, положив енота на колени, вскрыл пакет с лакомством. Васаби ел, не торопясь, смакуя каждую печеньку. Когда они кончились, мохнатый деловито проверил кулёк и, убедившись, что тот пуст, поднял мордочку ко мне. Он улыбался, а глаза играли искорками, как сегодняшний салют. Ну и какой же ты пират? Мысль скользнула по добрым и нужным морским профессиям – бакенщик, капитан спасательного буксира, – я задумался, какую же выбрать. Как тут в замочной скважине звякнул ключ. Енот сорвался с дивана, помчался встречать. Наверное, Сашка пришёл…

– Все тебя бросили одного, а ты небось боялся, когда эти глупые людишки бабахали своими петардами, – это не Сашка. Сердце заколотилось: это Наташин голос.

– Вот, возьми ещё одну, – она что, тоже его кормит? Так. А чего это я прячусь? Сейчас сердце успокоится и выйду. Или нет, она же сюда только угостить енота пришла. Дождусь, когда уйдёт.

– Ничего-то он не понимает. Я же люблю его. И даже скрыть не могу. Над нами уже смеяться начинают. А он умный, умный, а дурак.

И тут я сразу всё понял – и отчего сейчас так сердце стучит, и почему в последнее время думаю только о ней, а главное – понял, как это называется.

– Ну, что делать? – Наташа глубоко вздохнула. – Не могу же я ему в лоб сказать.

В одно мгновение решение нашлось само собой. Подчиняясь лишь эмоциям, я рванулся вперёд, и тут же на меня снизошло безмятежное спокойствие и уверенность в правильности выбора.

– Я тоже люблю тебя, – встав перед нею, проговорил я. – Правда, я только что узнал, как это называется.

Моё внезапное появление произвело неожиданное впечатление. Сначала она испугалась, поскольку побледнела, словно снова опрокинула на себя пачку муки. Затем, узнав меня, кровь бросилась к лицу, а глаза стали наполняться праведным гневом. Когда я заговорил, она попыталась покраснеть ещё сильнее, сжала губы и бросила два испепеляющих взгляда на Васаби. Тот посчитал для себя лучшим удалиться, на бегу он обернулся и озорно подмигнул.

– Что, сговорились?

Разум твердил: надо оправдываться, и услужливо подсовывал железобетонные доводы о том, что еноты не говорят, что у них вообще нет речевого аппарата. Но всё это не то. Нужно действие, поступок, как у той парочки в метро. Я сделал два быстрых шага и обнял Наташу. Она уткнулась носом мне в шею, но по шевелению губ чувствовал, что она что-то говорит, а вслух произнесла только конец фразы:

– Ещё енот этот.

– Давай всё переиграем, – я отстранился и заглянул ей в глаза и, заметив одобрение, встал на одно колено и как мог, торжественным голосом проговорил: – Наташ, я люблю тебя. И хоть рука моя пока слаба, но вот сердце уже твоё.

– Я тоже люблю тебя. И очень рада, что мои чувства нашли отклик в твоём сердце.

Теперь нужен новый шаг, поступок… Что там делают парочки? Я резко выпрямился. Привлёк Наташу к себе и звёзды окружающего нас неба устремились к земле или, напротив, мы понеслись к ним. Сердце остановилось. В душе беззвучно рвались ракеты салюта, и показалось, что время замерло.

И тут замочная скважина захрустела ключом. Мы отскочили друг от друга, как ошпаренные. Дверь распахнулась и в неё ввалилась зарёванная Ксюха, я её такой в первый раз видел. Наташа изумлена не меньше моего.

– Какая же я дура, – сквозь слёзы выдавила она из себя. Затем кинулась к подруге, обняла, как любимого плюшевого мишку, и в голос зарыдала.

Вообще-то, в нашей компании главным плаксой считался я – хныкал по любому поводу: вымазался, ободрал коленку, получил четвёрку, а девчонки меня всегда утешали. И даже когда среди нас появился Сашка, ничего не изменилось. То нет жизненной цели, то очередная выходка сестры, то невозможность сдать физкультуру. И вот тебе на, на моё место самого ранимого покушаются, и главное – кто! Вернее – когда! Не могла подождать минут пять! Оказалось, что нет.

– Родители, они такие хорошие, я их так люблю! – причитала Ксюха, орошая слезами Наташино пальтишко. – А эти ещё получат своё. А вы радуйтесь, смейтесь громче, – горилла плачет.

Состояние нашей неунывающей Коломбины отбило всякое желание веселиться. Отчаянно хотелось понять, что, собственно, случилось. Я состроил страшные глаза типа «что делать?». Ответом растерянная гримаска. Как успокаивать, если не знаешь, что произошло.

– Кто это Ксюшечку обидел, что она так плачет? – Сашка прошёл в незакрытую дверь. Его слова подлили масла в огонь – рыдания усилились.

– Что случилось? – Одними губами спросил Шурка.

Я развёл руками.

К счастью, то ли у Ксюхи иссякли силы, то ли ей просто надоело страдать, и мы таки узнали причину слёз. Оказывается, из школы олимпийского резерва номер пятьдесят шесть действительно пришло письмо, но с отказом, вернее, с зачислением Ксении в резерв. Умные родители спрятали его, чтобы не испортить праздник, а эта дурёха нашла. Кто виноват? Понятно. Что делать? Терпеть.

– Они ещё пожалеют! Когда я стану олимпийской чемпионкой. Я подойду и скажу вот так, или вообще не подойду и ничего говорить не буду, – Ксюху отпустило, и она сразу стала строить планы жестокой мести.

– Зато решилось – волейбол, – бросила пробный камень Наташа.

– Точно, надо худеть, теперь прыгалки и жгут. К чёрту штангу и утяжеления, только динамическая нагрузка. Впереди ещё два турнира. Справимся.

Ксюха оживала на глазах. Она уже планировала тренировки. Сочиняла диету. И тут в дверь опять поскреблись. Близнецы. Кому ж ещё быть.

– А чего это… – начал, Серёга, поражённый состоянием неукротимой спортсменки. Но, увидев мои знаки, тут же исправился. Он же хитрая обезьяна, – погода просто чудо.

– А вот на «Речном» снегопад, да такой сильный, что люди в метро снеговиками заходили, – поддержал тему я.

– Откуда? На небе ни облачка, – откликнулся Сашка.

– Наташка не даст соврать, – деланно возмутился я.

– Да она побольше твоего наплетёт. Притом в тысячу раз, – Ксюха возвращала себе своё нормальное состояние. Не отнимайте у неё мечту, но если отняли, то подкиньте другую. Иначе вся необузданная энергия обратится на саморазрушение.

– А у меня что-то есть, – Серёга выдал фразу как «привет» из детского сада. И непонятно, как реагировать: угадывать, отнимать, или просить поделиться. Взрослые такие заявления просто игнорируют, ведь это всего лишь попытка привлечь к себе внимания.

– Ладно, не томи, что там у тебя? – Первой не выдержала Ксюха.

– Настюха, доставай!

Старшая из близнецов, немного смутившись, распахнула куртку, выудив оттуда двухлитровую бутыль немецкого сидра.

– Во, гости принесли, а пить не стали. Обозвали это детским пойлом. Так мы они и есть. Оформим билет во взрослую жизнь дружеской попойкой.

– Сейчас полшестого, давайте рассвет встретим. Он часов в девять. Поставим диван посреди крыши и согреемся под розовым одеялом.

– Только его пусть мальчишки тащат, – остановила Наташа Ксюху. – Дай им поджентельменить хоть немного. Глядишь, и крепость в руках появится.

Сидр понравился – приятный яблочный аромат при полном отсутствии привкуса алкоголя. Пили прямо из горлышка, передавая бутылку по кругу. Минут через десять явился енот. Подмигнул мне типа «с тебя причитается». Улёгся на Сашкины ноги и свернулся калачиком.

– Тут пришла одна мысль в голову, – я решил задать новогодний оттенок разговорам. – Помните фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Он там вычислил, что за всю историю нам ещё один день натикал. А король или герцог отказывался в это поверить, следовательно, весь календарь сдвигается. И на самом деле мы празднуем Новый год днём раньше, и все эти бумажки с мечтами…

– Не смей, или мы враги навеки! – Ксюха негромко, но со значением прервала меня, ведь именно она являлась главным пожирателем записок с новогодними желаниями. – Тебе мало, что убедил меня, будто я не принцесса. Именно ты первый сказал, что Деда Мороза не существует, и вот уже к святому подбираешься.

– Не волнуйся, Ксюшечка, то, что нынешний Новый год – неподдельный доказывается эмпирически. Вот какое твоё желание сбылось?

– Да почти все.

– Вот, отсюда выводим: – Серёга назидающе поднял указательный палец, – праздник – настоящий. Плюс повышенная концентрация всякого необычного и волшебственного. Наверняка и сегодня что-то с каждым случилось.

Да, действительно день доказал, что Новый год – настоящий. Вспомнилась весёлая женщина, снегопад, парочка на «Белорусской». Не может быть, чтобы всё это просто так. Прав Серёга, доказано на собственном опыте. А счастье – вот оно – рядом сидит и скрытно, чтобы никто не видел, под одеялом держит за руку. И сердце то стучит, как бешеное, то замирает, и от этого всего так хорошо, что хочется, чтобы время остановилось. Солнце медленно выныривало из сумерек, окрасив всё вокруг в оранжевые тона. Ведь жизнь не остановить, она бежит вперёд, подгоняя нас, когда мы зазеваемся. И очень важно, что есть такая звезда, что светит тебе, даже когда её нет рядом.