Я снова сбегал за чаем для девушки. Пил свой кофе и слушал болтовню Элис. И думал о том, как незаметно все мои проблемы  растворились в маленькой чашке горячего ароматного напитка.

- Ну, я не такая умная, как ты, – говорила моя попутчица. - Точнее, не такая осторожная. Понимаешь, я мало знаю людей. Исторически так сложилось, что бОльшую часть жизни  я провела с книгой, велосипедом и вордовскими файлами.  Но мне очень хочется найти  настоящего друга!  Такого человека,  который живет в полную силу. Слишком часто я в своей короткой жизни встречала  холодных, как айсберг в океане, или аморфных, как дохлая рыбина, существ.
Элис вздохнула и как-то особенно внимательно посмотрела на меня.
- Мне нравится, когда в человеке есть страсть, жар, есть жизнь, желание, блеск.

Пусть он много говорит, смешно выходит из себя, кричит или стучит кулаком по столу, но глаза при этом живые, бешеные, дикие. Мне неуютно со спокойными людьми. Как будто я бестактный ребёнок среди полумёртвых йогов. От них холод, пронизывающий, могильный, они не смеются шуткам, не обижаются на колкости. От них тоска. А я ненавижу тоску... И знаешь…
Она чуть смутилась, опустила ресницы, но закончила фразу:
- Мне кажется, у нас с тобой есть что-то общее. Наверно, мы могли бы стать друзьями.  

  Я молча улыбался в ответ и понимающе кивал. Что-то в рассуждениях Элис напомнило мне меня же десять лет назад. Та же юношеская пылкость и нетерпимость к однообразию будней, то же отчаянное желание перешагнуть грань  уютной маленькой реальности, к которой тебя приучили.
Но произнесенная девушкой фраза: «Мы могли бы стать друзьями» заставила меня внутренне вздрогнуть и напрячься. Конечно, новая знакомая мне очень понравилась. Но одно дело – непринужденная дорожная беседа, и совсем другое – создание каких-то более прочных уз. Дружеских  или, чего доброго, любовных. Сейчас я был абсолютно к этому не готов! Мне бы со своими проблемами разобраться и хоть как-то устроиться в этом мире. Начать жизнь с нуля под новым именем. А пока  я чувствовал, что безумно хочу отдохнуть от себя. От своих постоянных сомнений, мыслей, тревог, воспоминаний. Хочу выйти из своей больной головы! Я надоел сам себе…

А зачем юной и привлекательной девушке взрослый  неустроенный  мужик, ушибленный вечным самокопанием?!

То ли Элис обладала способностью читать чужие мысли, то ли краски заката  настроили девушку на грустный лад.  Но она вдруг замолчала на полуслове, потом как-то нервно, одним глотком, допила  чай и принялась немилосердно терзать гитару, крутя колки и извлекая из струн  резкие негармоничные звуки.
Я понял, что меня выпроваживают таким своеобразным способом. Поднялся, пробормотал какие-то вежливые слова и вышел, не дожидаясь ответа.

На душе у меня опять стало пасмурно и тоскливо. Обидел девочку, взрослый дурак! А она перед тобой всю душу раскрыла. Хотя, чем это обидел? Ни слова ведь вслух не сказал! Может, она по моей кислой физиономии обо всем догадалась? Что мысленно я уже оттолкнул ее?

Эх, Карл-Себастьян-Иероним – дубина ты редкостная! Человеческое доверие – штука хрупкая. Элис уже начала доверять тебе, как родному, а теперь снова замкнулась в себе. И ничего уже не исправить!
Ладно, может это и к лучшему. Девушка доедет до своего пункта назначения, там ее, скорее всего, ждут друзья или родные.  В их веселом теплом кругу она и думать забудет про странного, хмурого  попутчика, с которым ее свела дорога.

- Вот так-то, краб Себастьян! – сердито сказал я  отражению в темном стекле. – Залезай в свой панцирь и наблюдай мир оттуда! Чтоб ненароком кого-нибудь не оцарапать клешнями недоверия и обиды.

  Море за окном куда-то пропало. И начали мелькать фонари, темные очертания складов и гаражей. Похоже, мы приближались к какому-то городу.

А не выйти ли мне на ближайшей станции? В конце концов, я же сказал, что мне без разницы, куда ехать. Да и продолжать путь в одном вагоне с Элис, не имея возможности вновь поговорить с ней, было бы совсем паршиво.
 И как только поезд замедлил путь, я схватил  вещмешок и выскочил в тамбур.

- Город Валенбург, стоянка две минуты, - предупредила меня проводница.

- Понял. До свидания - ответил я.

  И спрыгнул вниз.
На перроне стоял автомат с шоколадками, играя роль комиссии по встрече. Из мусорного бака со значением поглядывал свежий труп скамейки. Вокруг вокзала гомонили девушки в очень коротких юбках, рядом кружили молодые люди в восточных усах. Стайка шумных подростков оккупировала сквер напротив. Вереница такси мигала вдоль длинного здания, по виду больше всего напоминающего тюрьму.
Не сомневаюсь, что дневной Валенбург – прекрасный город, где в каждом доме действует шахматный клуб или библиотека, а в каждом парке играет симфонический оркестр. Но ночью он не выглядел местом, в котором мне нашлось бы, чем заняться.

Я быстро пересек привокзальную площадь и остановился на углу какого-то старинного дома с позолоченными масками львов на фасаде. Серые сумерки сменились ночным мраком, разбиваемым огнями фонарей и неоновым сверканием витрин. Я совершенно не представлял, куда мне идти и что делать дальше. Неугомонный дождь,  похоже, решивший преследовать меня в моих странствиях, опять начал накрапывать, и колено постепенно наливалось знакомой болью. К тому же подкрепляющее действие одинокого бутерброда, которым угостила меня Элис, давно закончилось. Пожалуй, прежде чем устраиваться на ночлег, стоило поискать какое-нибудь заведение с приличной и недорогой кухней.

Оно нашлось, причем довольно быстро. В паре кварталов от шумного вокзала обнаружилось небольшое здание из красного кирпича, над которым переливалась яркая вывеска: Бар «Дикая утка». И символическое изображение летящей птицы, которая с успехом могла быть как уткой, так и гусем, лебедем и даже куропаткой. Из приоткрытой двери заведения доносились громкие голоса и лихое бренчание кантри, исполняемого, судя по звуку, на расстроенном банджо.
Я немного поколебался перед тем, как зайти туда. Честно говоря, мне хотелось поужинать в каком-то более уединенном и тихом местечке. Но  проголодался я на тот момент так сильно, что готов был проглотить светящуюся утку вместе с вывеской. И, отбросив дурацкие колебания,  решительно вошел внутрь заведения.

Все-таки это был не бар, а скорее кабачок или даже таверна. Стены из необработанного кирпича. Облака дыма, зависшие под закопченным потолком. Длинные дощатые столы и лавки вместо стульев. Современный вид этому помещению придавали лишь плакаты с изображениями рок-музыкантов, в изобилии развешанные по стенам. Да небольшая эстрада, стоящая у размалеванной граффити стены. С нее как раз соскочил парень в ковбойской шляпе, и в заведении воцарилась долгожданная тишина.
Я скромно присел в углу и огляделся. Трое здоровенных мужиков в косухах увлеченно пили пиво за дальним столиком. Неподалеку от меня что-то шумно обсуждала группа пестро одетой молодежи. Тут ко мне подскочил юноша в клетчатой рубашке и вежливо осведомился: что я буду заказывать? Оказывается, в этой рок-таверне имелись даже официанты.

Я глянул в меню, отпечатанное на нарочито желтой газетной бумаге и, хмыкнув, заказал утку под клюквенным соусом и пинту эля.
Жаркое и выпивка были поданы точно в срок, причем, к моему удивлению, оказались отменного качества. Минут десять я был полностью увлечен гастрономическим наслаждением. А когда поднял голову, увидел, что на эстраде уже стояла… Элис.

Ресторан на вокзале под вечер похож на остров -
Здесь остались лишь те, чей корабль давно ушёл.
Я смеюсь по привычке, не веря, что это просто -
Быть на острове грешных молящимся моряком.

Не читаю канцоны, не повторяю имя -
Моя библия стёрта пьяным гольфстримом в ноль.
Она будет прочитана тысячу раз другими -
Но лишь мной переложена в песню, в морскую соль.

Девушка опять пела что-то тревожное и незнакомое. И этот долгий, переходящий в ночь вечер, и дорожная усталость, и тепло старой таверны  - так чертовски правильно сочетались со словами ее баллады:

И пока я на острове тех, кто не верит в южный,
В корабельные снасти, в бога чужих морей -
Будет голос мой холоден, груб и слегка простужен -
Это, значит, опасен для большинства людей.

Для сирен, их мужчин, капитанов, бродяг и кошек
Моя кровь так сладка, что не нужен потом коньяк.
Эта чаша конечна... Только кого тревожит,
Что другой не отыщешь после - пьянеть вот так.

Похоже, в этом заведении мою попутчицу слышали уже не раз. Молодежь покачивалась в такт музыке и подпевала. Даже обладатели мощных косух оторвались, наконец-то, от своего пива и издали несколько одобрительных возгласов.

И смеются сирены и умирают боги
В этом маленьком зале между семи морей.
В корабельном журнале пляшут, как черти, строки,
Но их нет откровенней - стало быть, нет точней.

  Баллада закончилась. В зале дружно зааплодировали. Элис неловко поклонилась и спрыгнула с эстрады. Я застыл над недоеденной уткой, не зная, что делать? Подойти к девушке, как ни в чем не бывало? Или не стоит беспокоить ее своим внезапным появлением? Расстались-то мы как-то по-дурацки…
 Пока я, традиционно, маялся раздумьями, Элис проскользнула в какую-то незаметную дверь возле барной стойки и скрылась из вида.

Я с легким вздохом сожаления дожевал то, что оставалось в тарелке, допил эль, а потом спросил расторопного паренька-официанта, где здесь можно найти гостиницу попроще или хостел? И покинул гостеприимное заведение, сжимая в кулаке салфетку с каракулями, изображающими схему ближайших улиц.

Все-таки я заблудился. Тусклые фонари горели через раз и почти не давали света. Ругательски ругая  свой топографический кретинизм, я ломился сквозь ночь по лужам, тыкаясь то в одну подворотню, то в другую и не находя обозначенной на схеме гостиницы. Матюкнувшись в сотый раз, я свернул в какой-то проулок, и вдруг под низкой аркой увидел, как три здоровые черные тени наклонились над четвертой, маленькой.

Возможно, я прошел бы мимо чужой разборки. Тем более  что нога болела все сильнее, и искать приключений на свою задницу  совершенно не хотелось.
Я ускорил шаг, и вдруг услышал то, что заставило меня застыть на месте.
Тонкий вскрик.
И жалобный звон упавшей на мокрую брусчатку гитары.
И тогда я рванулся туда! Не раздумывая!
Но в последний момент в сознании включилось хитроумие моего далекого предка. И перед тем, как броситься в бой, я возопил хриплым и пьяным голосом:

- Слышь, мужики, а чему равен квадрат гипотенузы?!

  Один из подонков обернулся с выражением тупого недоумения на лице:

- Чево-о?

И, крякнув, грохнулся в лужу, сраженный ногой в солнечное сплетение. Армейская выучка сработала хорошо!
Второго противника я вырубил хуком в челюсть. Но на этом эффект неожиданности закончился. К тому же больная нога решила подвести меня в самый неподходящий момент. Я пошатнулся на мокрых камнях. И моя голова взорвалась от удара, который нанес мне третий громила.
Дальнейшая драка мне запомнилась плохо. В сознании мелькали какие-то разорванные кадры.
Я приподнимаюсь на четвереньки, один бандит заносит ногу, снова целя мне в голову. Перекатившись на бок, я хватаю его за ступню и дергаю с вывертом. Тот рушится. Я вскакиваю, но кто-то виснет у меня на плечах, а другой всаживает кулак мне в лицо. Из последних сил я резко нагибаюсь, противник перелетает через мою спину и падает на второго мерзавца. Валятся оба. Я бью их, не давая встать, что есть силы. И тут пришедший в себя громила, подкравшись сзади, хватает меня за горло.

Я рвусь, пытаясь освободиться, хриплю, а воздуха уже не хватает.  Чернеет в глазах, и в ушах словно бы раздаются удары громкого колокола…

И тут страшная хватка на горле ослабла. Враг разжал пальцы и с каким-то странным всхлипом повалился в грязь. Я рухнул вслед за ним, но все же нашел в себе силы приподняться на локтях и обернуться.
Элис стояла с тяжелым булыжником в руках. Видимо, этим  вовремя выпавшим из мостовой «оружием»  она и огрела напавшего на меня урода. Глаза у девчонки были безумные, на щеке кровоточила свежая царапина, но в остальном она, вроде бы, была цела и невредима.
Я с трудом встал на четвереньки. Плеснул себе воды в лицо из ближайшей лужи. Элис бросила булыжник, подбежала ко мне, принялась теребить за плечи, перемежая слова со всхлипами.

- Себастьян, ты – как? Сам встать можешь? Я так за тебя испугалась! Пойдем же, пойдем скорее отсюда!

- Пойдем… - прохрипел я, медленно поднимаясь и держась на стенку. – Пока эти скоты не очухались. И полиция не прискакала нас с тобой в кутузку забирать.

- А…почему нас с тобой? – пролепетала девушка.

- Потому что. Превышение пределов необходимой самообороны – слыхала про такое? И никто не гарантирует, что один из напавших на тебя подонков не окажется, к примеру, сыночком мэра этого милого городка.

 Последнюю фразу Элис, кажется, не услышала. Вспомнив что-то, она кинулась к валявшейся рядом гитаре. Торопливо подняла ее с мостовой, ощупала деку и гриф, и облегченно вздохнула.

- Цела!

- Ага! Чего не могу сказать о своей нижней конечности. Да и о верхней – тоже! Ладно, детка, валим отсюда с максимально возможной для моей больной ноги скоростью!