Камин почти погас. Но алые отблески от догорающих углей еще бросали свой отсвет на наши лица. Элис отложила гитару. Накрыла мою руку своей.

- Да, - стараясь развеять внезапно подступившую печаль, сказал я – Какую-то ты неудачную песенку выбрала, хозяйка. Железному Дровосеку плакать противопоказано, он от этого заржаветь может.

  Элис только вздохнула. Положила голову мне на плечо и тихо сказала:

- Себастьян, я боюсь за тебя.

- С чего бы это?! – нарочито громко изумился я. – Мы с тобой находимся в совершенно очаровательном месте самого доброго из всех пространств. Нас ждет прелестная жизнь в пасторальном стиле. Кстати, хочешь, я завтра поймаю тебе в лесу дикую козочку? Ты нарядишься пастушкой, будешь ее пасти. И распевать тоненьким голоском: «Мой миленький дружок, любезный пастушок!» Гм! Как это у моей прабабушки граммофонная пластинка с такой музыкой называлась? А-а, вспомнил! «Дует Нелепы и Кривовзора». Русский композитор Чайковский написал.

  Девушка все-таки расхохоталась.

- «Дуэт Прилепы и Миловзора» - меломан ты мой цельнометаллический!

- Да-а? – картинно воскликнул я. – Добрая хозяюшка вразумляет своего нерадивого слугу. Однако, домашний робот это не только куча гаек и заклепок, но и неуклонное соблюдение режима, полезного для здоровья хозяйки. Вот сейчас я возьму тебя на ручки и отнесу спатеньки. И пусть тебе приснятся самые светлые и легкие сны. Двери нашего дома овевает прохладный ветер с озера, а в его окна глядит только ясный свет звезд. Отдыхай, детка, а завтра наступит новый чудесный день.

  Говоря все это, я уже поднялся по лестнице и толкнул дверь спальни, где стояла красивая старинная кровать под шелковым балдахином. Элис вдруг теснее прижалась ко мне. Я услышал, как учащенно бьется ее сердце.

- Себастьян… - прошептала она.

- Что? – еле слышно отозвался я.

  Мое сердце тоже глухо стукнуло, а потом заколотилось, как бешеное.

Я понял, что если девушка сейчас скажет: «Останься со мной», я останусь, наплевав на все свои сомнения и дурацкие муки совести.
Но Элис произнесла словно бы через силу:

- Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, детка, - с облегчением и грустью отозвался я, закрывая дверь.

  И несколько секунд зачем-то  потоптался у порога. Мне почему-то представилось, как девушка тоже стоит у двери с обратной стороны и нерешительно касается ручки, как и я, боясь и желая сделать первый шаг...

Я отскочил от спальни на пару метров и отчаянно затряс головой.
 Все! Хватит! Себастьян Нойманн, ты не только хромой на ногу, но больной на всю голову! Чего ты себе нафантазировал, солдафон несчастный?! Даже  если девочку на миг швырнуло к тебе под влиянием страха  или случайно вспыхнувшей нежности, пользоваться этим ты не имеешь права!

  Я сам не заметил, как опять очутился на кухне. Залпом допил из бутылки, оставшиеся там несколько глотков вина. Из окна тянуло прохладой, а мне было жарко, как в  проклятой Ливийской пустыне. Чувствуя, что не засну, а если засну, то опять буду маяться кошмарами, я, как ошпаренный, выскочил из дома. Кубарем скатился по веранде и, кое-как избавившись от ботинок, не раздеваясь, нырнул в озеро.
Бьющие со дна ключи окатили меня поистине космическим холодом. Но я яростно работал руками, нырял и выныривал снова, пока не почувствовал, что жар, охвативший меня, погас. Тогда я перевернулся в воде на спину и стал рассматривать звездное небо. В этом пространстве оно не просто мерцало отдельными огоньками, а горело переливами сотен туманностей и планетных скоплений. Время от времени черный бархат небосвода прорезали яркие штрихи метеоритов. Я, вроде бы, отыскал среди этого холодного пожара знакомую Большую Медведицу. Но в привычные очертания ковша влезло столько новых звезд, что я еще раз убедился: это не Земля! Потом я все-таки выполз из озера, и добрел до дома. Сон сразил меня прямо на шкуре посреди гостиной…

  Дальнейшие дни нашего пребывания в этом чудесном местечке слились для меня в один. Полный туманных рассветов над озером и долгих прогулок по лесу, после которых так приятно развалиться у камина на мягких шкурах и поболтать о том, о сем. Закат окрашивал берега в немыслимо прекрасные багрово-карминные тона, я зажигал свечи, а Элис брала гитару. Впрочем, иногда и меня пробивало на исполнение собственных опусов. В основном, смешных и немного фривольных песенок, которыми я в свое время веселил ребят в казарме. Девочка падала на бедного медведя и долго хохотала, болтая в воздухе восхитительными загорелыми ногами. Ни о моей военной службе, ни об ее горьком прошлом мы, словно по негласному договору, не упоминали. И о той странной вспышке, что едва не произошла между нами в первый вечер, я тоже постарался забыть, усердно изображая старшего брата. И мысленно навесив на девушку музейную табличку: «руками не трогать»! Прикасаясь к ней только в случае острой необходимости – помочь перебраться через ручей, или удачно спуститься в какой-нибудь тенистый овражек. Или наоборот – подняться на край утеса по узкой тропинке. Впрочем,  иногда я позволял себе ткнуться губами в ее щеку, перед тем, как уйти спать.

Мы с Элис беседовали о красоте природы, о прочитанных когда-то книгах, о стихах и музыке. Не забывая, конечно, и о насущных делах. Кладовые дома были забиты продуктами, но «домовые», видно решив побаловать нас только разик, больше обед не готовили. Поэтому роль повара выполняли по очереди то я, то девушка, соревнуясь в оригинальности приготовленных блюд.

После десятого раза у Элис перестало пригорать мясо, а я научился мыть посуду, не принося в жертву очередную деталь сервиза.
Не знаю, сколько бы мы еще прожили в такой беззаботной пасторали, если бы однажды я не почувствовал, что мы в этом лесу не одни.

  Началось все с каких-то мелких, незначительных на первый взгляд деталей. Однажды утром я увидел, что на полу веранды лежит цветок горного вьюнка. Как он мог попасть сюда? Птица что ли в клюве занесла? Я пожал плечами и вскоре забыл об этом случае.
Но потом произошло нечто  еще более необъяснимое. Элис постирала белье и развесила его на ветвях молодого дубка, растущего вблизи дома. Потом мы, как водится, пошли прогуляться, и в лесу нас застал короткий, но сильный летний ливень. Переждав его под раскидистым кленом, мы поспешили домой. Девушка все сокрушалась, что белье придется перестирывать. Но когда мы вернулись к себе, то обнаружили, что все простыни и полотенца, чистенькие и сухие висят на перилах веранды. Элис сначала очень удивилась, а потом решила, что это она успела убрать их перед прогулкой, а потом забыла об этом. Я не стал ее разубеждать, но решил держать ухо востро. И на всякий случай стал запирать на ночь двери дома. От диких зверей - так объяснил я Элис.

После этих событий некоторое время ничего интересного не происходило. Пока я однажды, как заправский Робинзон не обнаружил на мокром песке озерного берега след человеческой ноги!

  Я напрягся. След явно не походил на отпечаток подошвы моих армейских башмаков. И был куда больше кроссовок Элис. К тому же, это был след босой ноги!

Нет, ну я не рассчитывал, конечно, что в этом райском местечке, мы будем абсолютно одни. Но после злополучного города Валенбурга неожиданных встреч как-то не хотелось. Причем, совсем.

Я взбежал вверх по откосу, чтобы лучше осмотреть всю окрестность. Снова спустился к озеру, прошёл немного вдоль берега - и нигде не нашёл ничего: никаких признаков недавнего присутствия людей, кроме этого единственного отпечатка ноги. Я вернулся ещё раз на то же место. Мне хотелось узнать, нет ли там ещё следов? Но других - не было. Впрочем, хватило и одного: я отчётливо различал пятку, пальцы, подошву. Откуда здесь взялся человек? Как он сюда попал? Я терялся в догадках. В страшной тревоге, не чувствуя земли под ногами, поспешил я домой. Мысли путались у меня в голове. Мозгами я прекрасно понимал, что в этом «Эдемском саду», куда так волшебно перенесся мой охотничий домик, рано или поздно все равно обнаружится какой-нибудь «змей», но сейчас абсолютно не желал этой встречи.

Конечно, это мог быть всего лишь безобидный рыбак, но следов лодки я нигде не обнаружил. Не по воздуху же он прилетел?
Тут я весьма некстати припомнил трех бритых амбалов, и у меня заныло под глазом. Черт знает – откуда берутся эти «перемещенные лица»! Вдруг нас уже вычислили?

Эх! А так все было хорошо и спокойно! Но все хорошее, как известно, однажды заканчивается. Осталось только услышать - «Ваше время истекло»!

Мда! Пожалуй, в этом чудесном месте я забыл главное правило: не сдавайся, если тебе плохо, и не расслабляйся – если хорошо…

За завтраком я был тих и задумчив. Разглядывая портрет  очередного прапрадеда, висевший над камином в столовой, я безо всякого энтузиазма ковырял вилкой в тарелке.

- Хм! Не исключено, конечно, что тень охотника Конрада заглядывает сюда по старой памяти, наполняя дичью нашу кладовку. Но тень не оставляет следов! А даже, если бы оставляла, вряд ли знаменитый предок шляется тут босиком!

  Я покосился на его ботфорты, потом перевел взгляд на ружье и длинный кинжал в затейливо расписанных ножнах. И едва не выругался вслух! Господи, какой же я идиот! Всю дорогу с озера я печалился, что у меня нет с собой оружия. Так ведь надо его поискать! Я быстро отодвинул тарелку и встал из-за стола.

- Невкусно? – испуганно спросила Элис.

- Вкусно, – отозвался я. – Просто голова болит не по-деццки. Видимо, погода меняется, и это плохо действует на ушибленную черепушку. Пойду, полежу.

- Конечно, конечно! Я сама все уберу. А потом спрячусь в библиотеке с какой-нибудь книжкой. И не буду ничем греметь и тебя беспокоить.

- Вот и славно! – подумал я. – Девочка «засунется» в очередной рыцарский роман, а я, под предлогом поиска «средства от головы», обшарю дом. Даже, если ничего подходящего под руку не подвернется – незаметно прихвачу из кухни какой-нибудь тесак. Потому, что без оружия я чувствую себя голым…

  До последнего времени меня интересовали в доме только библиотека и кладовая. Так сказать, пища для ума и тела. Впрочем, «тело» интересовала еще и спальня Элис. Но об этом я старался не думать. Я, конечно, не монах, но и не сволочь. Навязываться чистой и молоденькой девочке со своими грязными намерениями как-то не хотелось. И, если сейчас я вспомнил про ее комнату, то только потому, что мне страшно оставлять Элис одну.

Эх! Как говаривал старина Леннон: «жизнь – это то, что с вами случается, когда у вас совсем другие планы». Это точно! Потому, что никакая драка или, чего доброго, очередная война в мои планы точно не входила! Вот только, к сожалению, как известно, «человек предполагает, а бог – располагает».

Тут я зачем-то опять вспомнил несчастного предка, которого волевым решением вытащили из монастыря и заставили «продолжить род». Ну, не получилось у бедняги прожить без греха! Хм! А ведь я тоже – последний мужчина в нашем роду. Многочисленные «братцы», случившиеся после маменькиного второго замужества, понятное дело, в расчет не берутся. Потому, что фамилия у них совершенно другая. Черт! Да что же меня все на какие-то неправильные мысли заносит?  Сейчас думать надо только о том, как не вляпаться в очередную политическую разборку. И не втянуть в нее Элис.

  Выждав полчаса, я вышел из своей комнаты и отправился на поиски.

Если мне не изменяет память, витрина с оружием находится в кабинете. Значит, придется туда подняться. Особо не скрываясь, я шагнул к лестнице на второй этаж. Если девушка и застукает меня в процессе поисков, всегда могу сказать, что ищу таблетку аспирина.

Парочку охотничьих штуцеров, так очаровавших меня в детстве, пришлось сразу забраковать. Во-первых, выяснилось, что весят они, как чугунный мост, и явно не рассчитаны, на мою тощую фигуру. Это оружие предназначено для особо точной и дальней стрельбы, но долго стоять с ним в руках в каких-нибудь кустах, сил у меня явно не хватит. А, во-вторых, скорострельностью штуцеры не отличаются. Процедура заряжания - довольно трудоемкая, а забивание цилиндрической пули в нарезной ствол – так вообще особая песня!Это вам не «шмайсер» какой, из которого можно палить очередями! В общем, облом!

Я с сожалением закрыл дверцу стеклянного шкафчика. Лежавший в нем же старинный дуэльный пистолет я даже трогать не стал. Такая же фигня с зарядом! А для удара противника по голове проще использовать топор или подсвечник.

Пожалуй, лучше поискать кинжал - холодное оружие, предназначенное для поражения зверя на охоте. Как говорится - ни добавить, ни убавить. А для чего оно еще может быть предназначено? Не для разделки, не для снятия шкуры, не для отрубания пробок на бутылках на бивуаке, а для охоты, которая есть: процесс выслеживания, преследования и добывания диких зверей и птиц, находящихся в состоянии естественной свободы. Вот! Раньше специальных охотничьих ножей не было, и люди охотились с чем попало. Как правило, с обычным боевым оружием, то есть, мечами, тесаками и кинжалами, которыми добивали дичь, пораженную стрелой из лука или болтом из арбалета, а позже - пулей, картечью или дробью из ружей, штуцеров или обычных винтовок, типа берданки. Добивать старались, конечно, выстрелом или на худой конец рогатиной, а потом придумали багинет, чтобы не таскать копье. Надо иметь в виду, что в ранние времена у охотника был, как правило, всего один выстрел из ружья, после чего они с дичью могли поменяться местами, поэтому наличие оружия последнего шанса, типа холодняка, было крайне желательным. Одним словом, надо искать этот прообраз штыка. Черт! Да вот же он! Притаился под очередным портретом!

- Сорри! – сказал я господину барону, снимая оружие со стены.

  И с чувством глубокого удовлетворения ощутил в ладони круглую рукоять…