- Для того  чтобы я мог познакомить тебя с Машинистом, нужно, чтобы сюда приехал поезд, – вздохнул я. – А я не уверен в том, что он уцелел во время взрыва…

- Он – уцелел! – улыбнулась Элис. – Это же сказочный поезд! Как он может куда-то пропасть, если в кабине – сам Мюнхгаузен? Для него это всего лишь  обычное путешествие на немного необычном ядре.
Я растерянно почесал в затылке.
- Но ведь в это же время барон вез  меня на волшебном паровозе. Как он мог одновременно управлять «Голубой стрелой»?!
Элис пожала плечами.
- Может, на «Стреле» есть что-то вроде автопилота?  Я же говорила, что не знаю всех тайн этого поезда.

- Может быть, - пробормотал я. – Кстати, прочие военачальники накрылись, как говорится, медным тазом…

- Они не были сказочными персонажами. Так что тут действовал принцип – кто не спрятался, я – не виноват. И вообще, зачем тратить время на пустые сомнения и разговоры? Можно же легко проверить – кто из нас прав?

  Я снова вздохнул. С одной стороны,  безумно хотелось увидеть Машиниста живым и здоровым. А с другой – я боялся узнать, что мой предок героически погиб…

  Элис словно прочитала мои мысли.

- Решайся, Себастьян! Иначе потом ты долгие годы будешь напрасно мучиться тем, что своими руками угробил господина барона.

- Хорошо – сказал я. – Вызывай поезд!

  Элис захлопала в ладоши, потом чмокнула меня в щеку, присела и принялась чертить на земле знакомые линии…

Пространство дрогнуло, отозвалось на ее зов, и издалека раздался знакомый паровозный гудок. Элис вскочила на ноги и впилась глазами в легкое марево. Откуда-то с неба прямо в траву упали серебряные рельсы, и по ним, пыхтя и отдуваясь, прикатил знакомый поезд. Впрочем, нет, не знакомый. Это паровоз был все тот же. А вот вагоны… Вместо знакомых синих коробочек, в которых мы с Элис приехали сюда, к паровозу был прицеплен всего один вагон.

Но – какой! Он был окрашен в лазурный цвет, а швы - украшены позолотой…

В таком, наверное, путешествовал русский царь. Или наш кайзер Вильгельм.

  Я подал Элис руку, и мы поднялись по ступенькам. Нашим глазам открылась поистине потрясающая картина.
Потолок  вагона был обтянут белым атласом, а стены обиты стеганым штофом малинового цвета. Все деревянные части были сделаны из индийского тика. Вместо типовых купе – роскошные комнаты.  Столовая, кабинет, две спальни, ванная, гардеробная – и еще чего-то там, что мы даже не стали разглядывать. Двери мозаичной работы открывались и закрывались совершенно бесшумно, а свежий воздух доставлялся по бронзовым трубам, украшенным наверху флюгерами в виде орлов. Полы  укрывал  линолеум и пушистые ковры.

Мебель в кабинете, сделанная из карельской березы и бука, была обита коричневой кожей. На столе стояли бронзовые часы и письменный прибор. Интерьер украшали   вазы севрского фарфора и бронзовые канделябры.

А каждая спальня имела три окна, и  стены в ней были обиты сафьяном. Помимо кровати, там были стол, диван,  небольшой туалетный столик…

- Убиться веником! – выдохнул я.

- Это еще не все! – улыбнулась Элис. – Загляни в столовую!

  Чувствуя себя Аладдином в пещере джинна, я толкнул дверь. На столе, сервированном посудой дивной красоты, возвышался торт с лебедями.

А рядом с ним помещался букет роз. И потрет моего дорогого родственника. Карл Фридрих Иероним улыбался с него весело и загадочно. Возле стола стоял неизвестно как попавший сюда чехол с гитарой…
А на зеркале губной помадой были нарисованы два сердечка. И красовалась надпись – «Вы знаете, где взять колечки».

- Конечно! – согласилась Элис  и, покопавшись в чехле, достала оттуда маленькую коробочку. – Оно - серебряное! Зато - бабушкино.

  Я тоже протянул руку  и представил себе письменный стол, в ящике которого лежало обручальное кольцо отца…

- Подожди! – лукаво улыбнувшись, шепнула Элис, когда золотое колечко легло в мою ладонь. – Давай сначала навестим гардеробную.
- Хочешь, чтоб все было красиво? – усмехнулся я.
- Ага! Как в самой лучшей волшебной сказке.

Шитый золотом камзол господина барона сидел на мне, как влитой. Белоснежную батистовую  рубашку  украшало  кружевное жабо, а из рукавов торчали  серебристые манжеты.
Я хмыкнул, разглядывая свое отражение в зеркале. Прямо какая-то кинозвезда! Если честно, чувствую себя немного по-дурацки в этом парадном облачении. Ладно, если Элис будет приятно… А, кстати, где она?
За спиной раздались легкие шаги. Я обернулся. И тут же почтительно склонился в самом глубоком и изысканном поклоне. Передо мной стояла самая прекрасная невеста в мире –  в  легком, как лепесток яблони, белом платье из тончайшего шелка. Неярко мерцала ажурная вышивка. Пышные каштановые кудри венчала маленькая диадема, украшенная алмазами.
Я опустился на одно колено и прижал руку Элис к губам. Традиционные слова клятвы жениха как-то незаметно выпали из  памяти. Да они тут и не были нужны. И, надевая кольцо ей на палец, я сказал только:
- Я люблю тебя, девочка моя.
И еще раз полюбовался  искорками  счастья в ее лучистых глазах.

  Потом мы резали торт, пили чай  и бродили по своим владениям, удивляясь и восхищаясь увиденным. Для начала я посидел в кабинете. И даже написал какой-то стих золоченым пером на гербовой бумаге с орлами…

Потом отправился в спальню, сбросил, камзол,  башмаки и рубашку и с наслаждением плюхнулся на шелковое покрывало. Хм! Меня не покидало странное ощущение, что такое со мной когда-то уже было…

В каждой шутке есть доля шутки, в каждой правде - свои ножи.
 Мы пройдем этот путь по суткам, отвлекаясь на виражи.
Но в конечном слепом итоге... в самой трудной войне-борьбе,
Я собью об него все ноги, но приду всё равно к тебе.

Звёзд охапку набрав в карманы, с сотней шишек и синяков,
В стертых кедах и джинсах рваных, мимо злобы и дураков....
Я лелею свою надежду, пусть и до тошноты изжит...
Мир колеблется где-то между чистой правдой и грязью лжи.

Этот маятник бьёт так сильно, что порой застаёт врасплох:
Я - то счастлив невыносимо, то всё счастье моё - подвох.
Дым осевший костров под утро оголяет пустырь да гладь.
Попытался собрать остатки, да следа - не сумел сыскать.

Руки в саже... на сердце - горько... в теле дрожь, но иду вперед…
Я не знаю куда, но только... раз иду, значит, кто-то ждет...

- Я жду тебя, Себастьян, – тихо сказала Элис, устраиваясь рядом. – Знаешь, я так боялась, что ты умрешь,  что готова была оплатить твою жизнь разлукой. И расстаться с тобой, если ты не захочешь меня видеть…

- С чего это вдруг я должен был совершить такую глупость? – удивился я. – Сама же говорила, что в бреду я признавался тебе в любви. Зачем же нам расставаться?

  Элис осторожно провела ладошкой по моим едва затянувшимся ранам.

- Ну, ты же из-за меня пострадал…

- И что? Я же солдат, детка. И не просто солдат, а миротворец. Так что работа у меня такая – защищать обиженных девочек. И даже умирать за них иногда.

- Значит, ты на меня не сердишься?

- Нет, конечно! Стал бы я надевать тебе на пальчик колечко, если бы на тебя сердился,– сказал я и хитро ей подмигнул.

 Элис замолчала. И несколько минут разглядывала свое новое украшение.

А я вспомнил чужие стихи:

Пролитую слезу
Из будущего привезу,
Вставлю ее в колечко.
Будешь глядеть одна,
Надевай его на
Безымянный, конечно.

Моя подружка грустно улыбнулась и продолжила:

Ах, у других мужья,
Перстеньки из «рыжья»,
Серьги из перламутра.
А у меня - слеза,
Жидкая бирюза,
Просыхает под утро…

 Я обнял Элис, и прошептал ей на ухо:

Носи перстенек, пока
Виден издалека,
Потом другой подберется.
А надоест хранить,
Будет, что уронить
Ночью на дно колодца.

- Вот еще глупости! – возмутилась она. – Мне никого кроме тебя не надо!

  Я притянул Элис к себе и поцеловал, почувствовав, как громко и испуганно стукнуло ее сердечко под моими руками…

- Эх, девочка, - подумал я. – Тебе и меня - не надо. И что мне теперь делать с этой малышкой?

  Я выпустил ее из объятий и откинулся на подушку.

- Ты не хочешь, чтобы я стала твоей женой? – тихо спросила Элис.

- Хочу, – усмехнулся  я.
 А про себя подумал, что, честно сказать, не представляю, как убалтывают молоденьких дурочек.

- Тогда в чем дело? – удивилась она. -  Разве у тебя раньше не было…
Элис не договорила фразу и смущенно замолчала, покраснев.

- Были, – согласился я. – Но с женщинами все немного проще. К тому же они случились у меня на войне, а не в мирной жизни. А там – все иначе. Там – это не любовь. И не развлечение. А единственная возможность не сойти с ума…

Или не дать кому-то умереть.

- Это как?

- Однажды после налета на наш конвой, в живых остались только двое: я и женщина из каравана. У нее там погибли муж и ребенок. Она пыталась себя убить  и кричала, что никому не нужна. Я не нашел другого способа показать ей, что надо жить дальше. И что у нее еще могут быть дети…

- И что с ней теперь?

- Все нормально – насколько это вообще возможно. Она работает волонтером в сиротском приюте. И все чужие ребятишки теперь – ее. Мы там с ней виделись иногда. Но ничего больше себе не позволяли…

- Ужас какой! – вздохнула Элис. – Я даже не знаю, что страшнее – терять детей или терять родителей?

  Я пожал плечами.

- Родителей не вернешь. А муж и дети еще могут случиться.

- Бедные мы с тобой, бедные. Как же нам жить дальше, святой Себастьян? Что нам делать с этим адом в душе?

- Попытаться его забыть. И начать привыкать к мысли, что оставшуюся жизнь мы проведем вместе.

- В твоем замке? – улыбнулась Элис.

- Ага. Хотя, будь моя воля, я бы туда не возвращался. А так и ездил бы на «Голубой Стреле». Кто-то ведь должен помогать Машинисту? И подкидывать в топку уголек? Когда мы с ним мчались к тебе на помощь, я прочувствовал всю «прелесть» этого занятия! До сих пор удивляюсь – как у меня тогда сердце не разорвалось?

- Как ты вообще уцелел? Если сейчас начать целовать твои шрамы – мне дня не хватит…

- Пустяки! Шрамы украшают мужчину!

- Но не добавляют ему здоровья…

- Сначала следует разобраться – что страшней? Дырки на шкурке  или же – в душе? Иногда мне очень не хочется туда заглядывать…

- Но демоны, живущие там, вылезают без спроса?

- Ну, да. Вот что мы сейчас делаем? Дружно копаемся в своих грустных воспоминаниях, вместо того, чтобы любить друг друга. Наш дорогой барон сделал все, чтобы нам с тобой было здесь хорошо. А нам все равно плохо…

Ты – боишься меня. Я – боюсь к тебе прикоснуться. И мы оба боимся потерять то, что у нас есть, в какой-нибудь очередной войне…

- Я тебя не боюсь, – вздохнула Элис. – Я же знаю, что ты меня не обидишь.

- Но перевести наши отношения…э-э-э… в другую плоскость ты все равно пока не можешь.
Она не ответила. Призадумалась на миг, а потом шепотом сказала:

- Наверное, для этого нужно время…

- Надеюсь, что Мироздание в лице нашего Машиниста, и по совместительству, моего предка, позволит нам провести в этом волшебном поезде пару недель. Мы вместе вкусим всех прелестей богатой жизни! А заодно доедим этот дурацкий торт. Ты – почувствуешь себя императрицей, а я – ненадолго стану кайзером Вильгельмом…

  Тут я тоже призадумался и прервал свой монолог.

- Почему ты замолчал?

- Пытаюсь сообразить – как должна называться жена кайзера.

- Вот уж чего не знаю – так не знаю! – рассмеялась Элис.

- Хм! И как нам тогда сосуществовать в разных ипостасях?
- Но ведь Вильгельм, как и русский царь, тоже был императором?
- Не хочу в императоры! Революционные массы низвергают своих монархов.

- Ох! Я об этом как-то не подумала! Но из царских фамилий у нас тогда остаются одни англичане. Их королева тоже, наверное, ездила на чем-то подобном?

- Их королева торчала в своем дворце! Куда ей на острове ездить?
Вся ее Англия – половина нашей Пруссии. И - треть Германии. Да и король там какой-то ненастоящий: типа приложения к короне…
- Хи хи! А ты, значит, не хочешь быть «приложением»?

- Не хочу! Куда лучше – общаться на равных! И вообще – как-то не комильфо уподобляться англичанам  потомку славного немецкого барона.

- Наверное. Но служить-то ты отправился не в бундесвер, а в иностранный легион.

- Угу. В своей армии можно было загреметь на чужую войну. А легион как-то с войнами боролся. Ну, или хотя бы с их последствиями.

- Но на чужую войну ты все-таки попал…

  Элис опять загрустила, видимо, припомнив свою.

- Так, все! Хватит этих дурацких разговоров, госпожа баронесса! – буркнул я. – И войн – тоже хватит!  Единственное поле боя, которое меня устроит – это моя спальня! Или ты предпочтешь перебраться в свою? Их ведь тут - две.

- Зачем нам две? Тем более – таких огромных? Я там потеряюсь. И без тебя мне будет одиноко…

- Зато у тебя появится шанс выспаться. А здесь я до утра буду коварно приставать к тебе с поцелуями…На правах влюбленного рыцаря и не очень законного мужа. И уже не смогу называться «святым» Себастьяном.

- Не беда! В этом случае, я буду звать тебя просто – господин барон….
Элис наклонилась надо мной. Так низко, что ее каштановый завиток коснулся моей шеи. И еле слышно произнесла:
- Поцелуй меня еще раз, господин барон. И не обижайся на малолетнюю дурочку. Зачем выжидать какое-то время, если сейчас мы вместе?
Я целовал ее губы. Тонкие пальцы, хрупкие запястья и узенькие плечи. И  чувствовал, как сердце Элис уже не вздрагивает от затаенного страха, а начинает биться учащенно, сильно и горячо. Обнимая меня, она прерывисто вздыхала, как ребенок после слез, и все шептала:
- Только не отпускай меня, Себастьян. Я люблю тебя. Теперь все будет хорошо!
Я держал в объятиях эту тонюсенькую тростинку, без которой я, ловкий и сильный, мгновенно сломаюсь. Я держал ее, потому что знал: оставь — и она упадет.
Золотистый огонь в светильниках, вспышки проносящихся за окном фонарей, отблеск их света в глазах Элис – все слилось, все смешалось в огненном круговороте. И вся Вселенная сомкнулась до круга наших жарко сплетенных рук.

+++

Солнце медленно вставало из  морских волн. Отблеск рассвета падал на лицо спящей Элис, золотил ее волосы, рассыпавшиеся на  моей руке, освещал  ее счастливую и спокойную улыбку.

Я смотрел на ту, которая сегодня стала моей женой. Моей жизнью, моим сердцем. И осторожно касаясь губами душистых каштановых завитков, беззвучно, чтобы не разбудить,  говорил:
- Детка, мы всегда будем счастливы! Никакое горе больше не властно над нами. Разве не венчал нас немыслимый страх, ожидание смерти и  желание обычного тепла? Разве не рисковали мы друг ради друга? Разве не получил я тебя как величайшее счастье, на которое не надеялся?