Несмотря на темный, словно закопченный, потолок  и простые деревянные столы с лавками, здесь было удивительно хорошо и уютно.
Стены увешаны яркими афишами и плакатами. Справа от меня – красуется железная лопата с натянутыми струнами. Намек на то, что один из основателей русского рока  подрабатывал когда-то истопником в этой котельной. А вот и маленькая стеклянная витрина с личными вещами артиста: термос, старенькая гитара, рюкзак… Трогательно. И немного грустно.
Томас, наконец, вернулся с пивом.
- О чем задумалась, Ника?
- Да все о том же. О жизни, наверное. И о бессмертии. Знаешь, у одного из моих любимых авторов есть такая прекрасная строка: «Когда мы вместе, когда мы поем - такое чувство, что мы никогда не умрем!»

- И я полностью согласен с этим утверждением.
И тут, словно бы в ответ на наши жизнеутверждающие слова, высокий парень клетчатой рубахе поднялся на маленькое возвышение и взял гитару.  Оказалось, что сегодня на «Камчатке» - свободный микрофон. Любой желающий может выйти и спеть песню Цоя. Ну, или что-то свое, подходящее к случаю и месту.
Мы тихонько отхлебывали пиво и всем баром подхватывали слова любимых песен.

Стань птицей, живущей в моем небе.
Помни, что нет тюрьмы, страшнее, чем в голове.
Стань птицей, не думай о хлебе.
Я стану дорогой.

Я буду делать все, как умею,
Стань книгой, ложись в мои руки.
Стань песней, живи на губах.
Я стану словами.

 Я сидела, прижавшись к плечу Томаса и мне было так же хорошо, как и на фестивале в Гатчине. Все проблемы отступили куда-то  далеко, и хотелось, чтобы это счастливое мгновение длилось вечность.
Но вот, услышав фразу из  очередной песни, мой спутник вдруг напрягся:

Раньше в твоих глазах отражались костры.
Теперь лишь настольная лампа, рассеянный свет…

- Эй, что с тобой опять? – спросила я, вмиг уловив перемену в настроении Волка.
- Ника, - он на миг запнулся. - Понимаешь, костер одинокого странника это, конечно, хорошо. Это романтично. Но тебе, как женщине, нужно не тревожное пламя, мечущееся в ночи, а теплый свет домашнего  очага. Нужен уютный дом, мягкое кресло, теплый плед. И добрый, надежный мужчина рядом…

А не одинокий Волк, за спиной которого пепел прошлого, а впереди – темнота будущего..

- Ой, да что ты такое говоришь? – картинно изумилась я -  А ну-ка выйдем, поговорим. 
И на улице, все под тем же пестрым граффити, я решительно заявила,  опешившему Томасу:
– Были у меня уже и плед, и кресло. Мужчина, правда, добрым ни разу не был. После развода год со мной барахло делил. Так  что я все бросила и уехала в другой город новую жизнь начинать.  А Гарик – чем лучше? Со стороны посмотреть – так вроде и ничего – внимателен к дамам. А на самом деле – не человек, а кубик Рубика. Никогда не знаешь – каким боком и цветом к тебе повернется. Двуличный товарищ, одним словом. Кстати, постоянно требовал, чтобы я драмкружок оставила. Все норовил меня в свою домработницу превратить. На прошлый день рожденья мне чайник подарил. А еще сковородку и набор кастрюль. И оно бы хорошо, если б не речь, тот подарок сопровождавшая: «Наконец-то ты займешься бытом, станешь нормальной женщиной  и перестанешь мотаться по своим дурацким фестивалям». Не перестала! И никогда не перестану! Ездить по фестам, встречаться с друзьями, петь песни, сочинять сказки…Томас, неужели ты не понимаешь?  В своей заботе о том, чтобы со мной ничего не случилось, ты толкаешь меня обратно в этот тоскливый мир.  Где есть деньги, утюги и сковородки, чай и бутерброды, но нет  главного!

- Чего же? – чуть улыбнулся Волк.
- Тебя! – чуть не ляпнула я, но в последний момент сдержалась. – Друзей нет! Творчества! И, да! – приключений, черт бы их побрал! Знаешь, какой стих я написала своему бывшему?

Замерзли стрелки на часах, застыло время.
Ты эту участь выбрал сам, ты шел со всеми:
Ты предпочел избитый тракт тропе туманной,
Что нас уводит краем снов к волшебным странам.

Что ж, котелок ставь на огонь, напейся чаю,
Живи, как все, прошедших дней не замечая.
И выцветет весь мир вокруг, и станет серым,
Ты потерял давно, мой друг, любовь и веру.

Ты такой жизни для меня желаешь?!  Ах, нет?! Тогда перестань говорить ерунду, одинокий Волк! И лучше обними меня. Вот так!  А теперь вернемся в бар. И  вместе подпоем новой песне.

- Куда теперь пойдем? – поинтересовался Томас, когда мы, наконец, вышли из легендарного бара.
- Пойдем, пожалуй, по Васильевскому  к Университетской набережной, а там через Дворцовый мост – и домой. День-то уже через середину перевалил. Пока до Литейного доберемся – уже совсем стемнеет.

  Теперь мы шли по Университетской набережной, и я развлекала Волка разными историческими байками.
- Видишь, вон тот красивый красный с белой лепниной дом в конце набережной? У него еще кораблик на крыше. Это здание Двенадцати коллегий. Ну, вроде как, двенадцати министерств, по-современному говоря. Построено оно было больше двухсот лет назад при императоре Петре Первом. Так вот, император лично руководил застройкой Васильевского острова.

Он указал место на карте для Двенадцати Коллегий и отбыл по делам в Голландию, оставив строительство на своего друга и соратника  - светлейшего князя Александра Меньшикова. Ну, светлейший  тут и развернулся! Умело провел, как сейчас принято выражаться, экономию строительных материалов и, прежде чем приступать к строительству государственного объекта, из излишков моментально соорудил себе дворец, развернув его окнами на Неву. Ну, ты видел дворец Меньшикова, мы только что мимо него проходили. Так вот! После этого оказалось, что для Двенадцати Коллегий места вдоль берега уже не хватает, и Меньшиков принял гениальное решение - ставить здание поперек стрелки – к Неве торцом. Что и было сделано, к дикой ярости вернувшегося Петра. Полная длина коридора там – четыреста двенадцать метров, и вот по этой четырехсотметровке  царь, лично возглавлявший приемную комиссию, гонял пинками вопящего Меньшикова. Однако, было поздно – деньги истрачены, здания построены, и, попинав строителя вволю, Петр, скрепя сердце, принял, как говорится, объект.

  Томас хохотал от души:
- Честное слово, мне нравится ваш император! И корабли строил, и дома проектировал, и по шее ворюге мог запросто дать! Желал бы я лично познакомиться с таким правителем
- Ну, лично, это уже вряд ли получится. А жаль! Наши чиновники от ворюги Меньшикова мало, чем отличаются. Так что старинный стишок почти про них:

Ты нам выдал сто рублев на постройку кораблев. Девяносто три рубли – пропилиИ  и …

- Извели, – поспешно закончил строчку Томас. – Ты нам должен дать ответ: нАчать строить – али нет?

  Он фыркнул и погрозил мне пальцем.
 - Ох, Ника, Ника…

Упс! Интересно – какие еще он исторические приколы знает?!

Я скромно промолчала и сменила тему. Точнее, продолжила в другом ключе.

- А вот знаменитый памятник Петру Первому увидеть можно запросто. Давай перейдем на стрелку Васильевского острова, а потом – по Дворцовому мосту – к Медному Всаднику.
- К кому?
- Так называют памятник Петру. Вон он стоит на той стороне Невы. Раз тебе интересна его личность, двигаем туда.

Мы немного прогулялись по Стрелке Васильевского Острова. Полюбовались панорамой правого берега Невы. Солнце уже клонилось к закату, но купола соборов еще ярче горели расплавленным золотом.
Потом мы спустились к  воде, прошли вдоль гранитной стены,  украшенной   львиными масками, и  остановились  возле огромного каменного шара, венчающего край  набережной. К вечеру ветер с залива усилился, и волны уже не просто бились о гранит, а, поднимаясь высокими гребнями, перехлестывали через парапет и разбивались о плиты под нашими ногами. Казалось, что от этих ударов земля чуть вздрагивает под ногами, как палуба корабля.

И весь город, разрезая синеву воды, летит куда-то вдаль, за пылающую алым закатом линию горизонта.
Мы купили каких-то пирожков и кофе в ближайшем киоске, присели на лавочку неподалеку от Ростральной колонны.
- Ты обещал рассказать мне кое-что интересное о твоем мире, - напомнила я Томасу. - О путешественниках во времени и пространстве, которые к вам попадали.
- О, да! Это была незабываемая история!  
И Волк рассказал мне о гостье из Будущего  - Микаэле   Спэрроу   и ее друзьях, которые разоблачили козни министра Вольдемара и спасли весь мир  от надвигавшейся  войны.
- Да-а... – задумчиво произнесла я. – У меня полное ощущение, что все исторические события в наших мирах как-то связаны между собой. Но вы уже победили силы зла. А нам это еще только предстоит.
После этих слов мне стало  неуютно. К сердцу разом подступила тревога и  неуверенность в завтрашнем дне. К тому же, солнце зашло за тучу, и холодная тень накрыла сквер. Я поежилась, решительно встала и сказала Томасу:
- Ладно, подумаем об этом завтра. А пока совсем не стемнело, пойдем скорее к Медному Всаднику.
Я старалась говорить уверенно и невозмутимо, чтобы Волк не почувствовал моих опасений. Не хватало еще, чтобы он опять начал уговаривать меня бросить поиски зловещего артефакта и зажить «спокойной жизнью».

Возле памятника Петру Томас опять заметно напрягся. Несколько раз обошел его, недовольно покачивая головой, и остановился, уставившись на скульптуру мрачным взглядом.
- Ну, вот, - начала я, немного растерянно, так как не понимала, что могло не понравиться Волку в знаменитом творении французского скульптора. - Памятник Петру Великому работы Этьена Мориса Фальконе. Так называемый, Медный Всадник.  Был создан по особому повелению императрицы Екатерины Второй.
- Матери Павла? – хмуро уточнил Томас.
- Ну, да. Скульптор задумал памятник  в виде бронзового всадника, взлетающего на скалу с повелительно поднятой вверх рукой… Слушай, тебе что-то не нравится? Ты сейчас так на Петра уставился,  будто дырку в нем прожечь хочешь.
- Странный памятник, – медленно произнес Томас. – И эта скала, и внешний вид императора, и… еще кое-что.
- Странный, говоришь? Ну, вообще-то в деталях этого изваяния таится множество символов. Скала, например, означает трудности, которые царь перенес, пока вводил реформы в России, медвежья шкура на седле – варварскую допетровскую эпоху, простертая правая рука императора,  утверждает величие России…
- А змея?! – резко прервал меня Томас.
- Змея? Точнее, змей. Ну, это, конечно, символ растоптанного зла. Вообще, побежденный змей – это один из древнейших символов. Вспомнить хотя  бы Георгия Победоносца.
- Но здесь змей – еще  жив!  Посмотри, он оскалил пасть, извивается, пытается вырваться! Ника, это не символ побежденного зла. Это – предупреждение о грядущих опасностях! Предупреждение, которое гений скульптора донес до нас через века.
В этот миг тучи почти полностью закрыли солнце. И багровые отблески заката упали на фигуру Петра, окрасив облик императора  в зловещие кроваво-красные тона.
- Да, кажется, ты прав, – упавшим голосом прошептала я. - Надо же, сколько читала об этом памятнике, а такую трактовку образа змея слышу впервые.
- А мне этот недобрый символ сразу в глаза бросился.

  Волк помолчал и добавил:
 – Хотя сам памятник мне очень понравился. Император выглядит потрясающе живым  и полным энергии.
- Ну, я очень этому рада. Знаешь, Томас, Медный всадник считается одним из Хранителей Петербурга. Точнее, его  главным Хранителем .Существует множество легенд, в которых рассказывается, как император по ночам объезжает свой город, а утром возвращается обратно.
- Вполне возможно. По древним верованиям  нашего народа, душа человека иногда посещает наш мир и вселяется в свое изображение. Вероятно, душа Петра вселяется в статую и взирает на свой город, оберегая  его от врагов