А дальше все стало плохо. Потому  что из «Бродячей собаки» к себе на Литейный мы сдуру отправились пешком. Дождь закончился, ветер стих, и вечер выдался неожиданно теплым. После дневного визита в каменные джунгли Петропавловки, хотелось просто прогуляться под звездным небом. Мы почти дошли до своего подвальчика, когда Томас вдруг побледнел и схватился рукой за стену.

Я испуганно вскрикнула, но он махнул рукой, пытаясь показать мне, что ничего страшного не происходит. Немного постоял, а потом довольно уверенным шагом двинулся дальше. Но возле подвала странно покачнулся и буквально сполз по ступенькам. Я открыла дверь, кое-как втащила Волка внутрь и усадила на пол, прислонив к дивану.

- Господи, что происходит?! – причитала я, с трудом стаскивая с него куртку. –Мы теперь так и будем дохнуть по очереди? Томас, да скажи, наконец, что с тобой?!
  Но Томас ничего не ответил, а только перевел взгляд на кувшин с водой.

- Пить? Сейчас!

  Я вскочила, потянулась за кувшином. И увидела лежащие на столе ножны.

- Матерь Божья! Так ты, ненормальный, целый день таскал кинжал в чехле?
  Волк виновато кивнул.
Вспоминая недобрым словом уже совершенно другую «мать», я кинулась расстегивать на нем рубашку. Черт! Плотный кожаный чехол не просто поменял цвет, а стал похож на какую-то грязно - серую тряпку. А на груди Томаса багровой татуировкой выступил силуэт клинка…

Я попыталась снять с Оборотня опасный артефакт, но шнурок от чехла запутался в его волосах. Пришлось перерезать веревку. Пока я засовывала кинжал в серебряные ножны, меня не покидало ощущение, что чертова сталь лезть в них не только не хочет, но и не собирается. Ха! Клинок просто не знает, с кем связался! Я справилась с поставленной задачей и отшвырнула ножны на диван.
И снова склонилась над Томасом. Он сидел бледный, с закрытыми глазами и казался каменным изваянием. Я брызнула водой ему в лицо, пытаясь привести в чувство.  Это не помогло. Тогда я опустилась на пол с единственным желанием не заплакать, а завыть. Но подумала, что ситуацию это ни разу не изменит.

И стала ждать. Прошло какое-то время, прежде чем он открыл глаза.

- Вода… - прошептал он. – Мне надо умыться… Помоги мне встать и дойти…

- Не выдумывай! Я тебя просто не дотащу. Да мы возле раковины вдвоем и не поместимся, а тебя ноги не держат. Сейчас все здесь сделаем.

  Я схватила какую-то большую миску и метнулась за водой.

- Амулет в нее … положи, – выдохнул Волк.

  И попытался снять с себя рубашку. Но пальцы его не слушались. Я помогла ему раздеться. Бросила в воду амулет, намочила  платок, вытерла Томасу лицо, а потом  осторожно приложила мокрую ткань к силуэту страшного клинка, похожему на ожог.

В голове вдруг сами собой всплыли странные слова:
«Огонь, огонь, встань нерушимой стеной, от беды укрой! Вода чиста, вода светла, смой темные чары, убереги от зла! Снимаю черное заклятие, злое проклятие. Слово мое твердо, нерушимо! Как сказала, так и будет! Аминь».
Мне показалось – или дыхание Томаса стало ровнее?

Откуда я знала, что именно мне нужно делать? Покрыто мраком.

Но я уложила Волка в спальник, стянула с себя джинсы, майку  и нырнула следом.
Руки Томаса были холодны, как лед. Я обняла его и, положив руку на страшный след, всю ночь шептала ласковые слова, перемежая их с какими-то заговорами.  
Когда к утру Томас, наконец, очнулся, у меня не было сил даже заплакать.
Я коснулась губами его лба. Теперь Оборотень просто горел. Ну, от жара есть простое и проверенное средство. Где там у нас бутылка водки, прикопанная на случай атомной войны? Осталось только простыню найти. Тьфу! Откуда простыня в детском клубе? Я снова вспомнила, что в рюкзаке  валяется большое парео. Вот, дура, додумалась же взять в водный поход совершенно бесполезную вещь, а она возьми да и пригодись… 

За спиной у меня завозились. Я оглянулась. Золотые волчьи глаза смотрели на меня вполне осознанно. И, в некотором роде, даже заинтересованно.

Я сообразила, что одежды на мне как-то маловато и потянулась к рубашке.
- Не уходи, пожалуйста…
Ага! Значит, дело на поправку пошло, раз Волк на полуодетую девушку заглядывается.  Накинув рубашку, я строго сказала:
- Давай для начала с твоим жаром разберемся, - и взяла смоченную в водке ткань. – Ну, поворачивайся, помогай мне. А то у меня руки трясутся после вчерашней ночи.
- Напугал я тебя? – виновато спросил Томас, пытаясь помочь мне завернуть себя в лечебный компресс.

- А как ты думаешь, горе мое?

  Тут я, наконец, расплакалась.

- Томас! Ну, как ты мог?  Ты же не Волк, ты  - гад последний!  Если бы ты умер, я бы сейчас уже с какой-нибудь крыши прыгала! Или с моста! Почему ты так собой рискуешь? И не надо мне заливать про спасение мира! Мне он без тебя не нужен. Я же люблю тебя, чудище ты серое! Пожалуйста, не исчезай!
Оборотень только виновато жмурился. И пытался выбраться из своего кокона. Но у него это никак не получалось. Тем более, что я тут же рявкнула:

- Куда?! Лежать!

- Ну, вот. Даже извиниться не даешь! А я бы тебя поцеловал. Ну, не плачь, пожалуйста! Я не исчезну, я здесь, я  - здесь…

  Томас минут десять послушно полежал, а потом завопил:

- Черт! Ника, да распакуй ты меня, в конце концов! У меня уже жара нет.

  Я еще раз притронулась губами к его лбу. И, правда, нет. Размотала парео.
Томас тут же   кинулся меня обнимать. Я отскочила и замахнулась на него мокрой тканью.
- И не лезь ко мне с поцелуями! Не подлизывайся, хоббит несчастный! Господи, что я из-за тебя пережила!
- Девочка моя, прости! – Волк все-таки поймал меня и заключил в объятия. После долгого поцелуя тихо спросил:
- А почему я –хоббит?
- Потому что Фродо тоже загибался от своего Кольца Всевластья. Дай-ка я гляну – что там с твоей «татуировкой».

  Слава Богу! След от клинка побледнел и почти исчез, став еле заметным, как клеймо миледи. Только она все-таки чем-то его выводила, а я – просто руку на нем держала. Странно! Вроде бы склонности к  волшебству я прежде за собой не замечала…
- Удивляешься? – улыбнулся Томас.
- А ты как думал? Конечно!  Нашлась, тоже мне, целительница…
-  Ничего странного, между прочим. Тебе государь что велел?  Творить чудеса. Вот ты и творишь…

- Это любовь творит, – вздохнула я. – Или Павел за тебя в небесной канцелярии словечко замолвил.
- Нет, родная. Это ты исцелила меня. Знаешь, в эту  ночь мне снилось, что я провалился во тьму и блуждаю по какому-то страшному лабиринту. И только твой голос, зовущий меня по имени, помог мне выбраться к свету.

Я только всхлипнула в очередной раз, услышав  это признание.
- Ладно, не будем   вспоминать о плохом. Дать тебе рубашку?
-  Лучше полотенце. Я все же рискну под холодный душ слазить.
- Ну, смотри, как знаешь. Не рухни там только, чудище лесное…
Несколько минут я постояла, прислушиваясь к шуму льющейся воды. Подозрительных звуков слышно не было, и я в изнеможении упала на диванчик. Ужас прошлой ночи еще не до конца отпустил меня. Руки тряслись, и сердце колотилось, как бешеное. Все! Сейчас проверю турклубовскую аптечку на предмет валерьянки, вылью себе в кружку весь пузырек и разбавлю водичкой. Хотя лучше было бы принять   стопочку  чего-нибудь  покрепче после такого стресса. Но все ушло на лечение. Ладно, обойдусь.
Я залпом выпила валерьянку, постелила себе на диванчике и легла с твердым намерением проспать хоть пару часов.
Томас вышел из душа. Вид у него был вполне бодрый. Волк подошел ко мне, бережно поправил одеяло, потом наклонился и тихо спросил:
- Ника, ответь, пожалуйста, те красивые слова, что ты мне сейчас сказала – правда?
Я устало улыбнулась:
- Какие красивые слова? То, что я тебя «серым чудищем»  обозвала?
- Нет, другие. Всего три слова.
- Знаешь, дорогой, у меня сейчас сил нет вспоминать все, что я тебе в сердцах наговорила.  Надо хоть немножко расслабиться и поспать. Иначе,  тебе для меня Скорую вызывать придется.
- Извини. Конечно, отдыхай, Ника. Я не буду тебе мешать.
Томас отошел в сторонку и начал копаться в своих вещах.
 Вот ведь какой джентльмен! Сразу «сыграл отступного». Может, и зря…
Я, притворившись, что сплю,  украдкой рассматривала Оборотня.
Влажные волосы разметались по плечам, на смуглых плечах поблескивали капельки воды. А уж фигура!.. Волчий Аполлон, одним словом. Ох чувствую, если я вот так подольше на него полюбуюсь, то слово «расслабиться» приобретет несколько иной оттенок…
Тут я со вздохом сожаления закрыла глаза и выпала из реальности.