Кем я был тогда в моем мире? Балаганным шутом, бросающим под ноги публике пестрые осколки  своей  разбитой души. Мудрым наставником. Добрым другом, верным боевым товарищем. Подобно одинокому путнику, я  грелся у чужого огня и радовался отсвету чужого счастья. Проживал на сцене тысячи чужих жизней, позабыв о своей собственной.  И не знал, что может быть иначе.
- А теперь?
Волк улыбнулся.

- Хочешь, я расскажу тебе о себе, сегодняшнем? Мой цвет – алый. Мой взгляд – глубокий. Ныряй и лети сквозь сотни вселенных, пока за гранью времени и пространства ты не протянешь мне руки навстречу, и мы не соединимся навеки  в одно молчание, в одну мелодию, в одну яркую вспышку краткого земного бытия. Мой тон – низкий. Мой закон – не писан. Хочешь я стану небом или солнцем?  Завтра я  буду словом под твоим пером и расскажу тебе сказку о любви и боли. Когда боль — твой постоянный партнёр, то свобода — любовница, а безумие - единственный проводник. И лишь твой взгляд исцеляет меня от неизбывной муки. Он подобен чистому сиянию алмаза перед ревущим пламенем жерла угольной топки. С тех пор, как мы встретились, мне стало легко любить – все, что под руку подвернется. Например, жизнь. И весь Мир, который великодушно разрешил мне быть его фрагментом. Из меня получился очень счастливый фрагмент. Несмотря ни на что. Я не умею жаловаться на тяготы жизни. Но если ты поймешь по одному лишь взгляду, что мое сердце дрогнуло под натиском горестных воспоминаний - напомни мне этот разговор. В минуту слабости бывает полезно вспомнить, как в действительности обстоят дела.

Я потрясенно молчала. Никогда еще Томас не говорил со мной так страстно, так пронзительно. Должно быть, та страшная ночь не прошла для него бесследно. Как и для меня…
- Ты становишься непредсказуемым.
- Тебя это пугает?
- Нет, совсем нет. Просто ты вдруг открылся для меня с неожиданной стороны.
- Ну, что тебе на это сказать?  Я тоже – вечно себе все запрещал.

Прошлое было сильнее Настоящего. Вот и приходилось обманывать судьбу.

Постоянно играть какие-то роли, так что маска почти приросла к лицу, скрывать раненую душу за холодной насмешливостью и иронией. И не привязываться сердцем ни к кому: ведь всегда найдутся те, кто узнает о твоей слабости и нанесет удар. А рядом с тобой – все пошло кувырком. Наверное, в твоих глазах я увидел самого себя. Меня сначала восхитило в тебе  сочетание дерзости, резкости в общении и, одновременно, трепетности, нежности. Ты, как алмаз с тысячами граней! По-детски ребячливая и по-женски мудрая. Умеющая   горько смеяться над несовершенством мира. Но не устающая искать во всем романтику и сказку. И мне захотелось тебя защитить. А чем больше мы общались в Гатчине, тем острей я чувствовал, что начинаю любить тебя по-настоящему. Все сильнее и сильнее! Но по старой привычке я все еще боюсь себе доверять. Да и ты мне, наверное, тоже. Это какой-то дурацкий поединок, когда каждый из нас опустил шпагу и открылся. Совершенно не представляя, что последует дальше: то ли объятья, то ли – смертельный удар…
- Да. Как там пелось в одном старинном романсе?
Любовь стараясь удержать, 
Как шпагу тянем мы ее: 
Один - к себе - за рукоять, 
Другой - к себе - за острие. 

Любовь стараясь оттолкнуть, 
На шпагу давим мы вдвоем: 
Один - эфесом - другу в грудь, 
Другой - под сердце - острием. 

Не бойся, родной мой. Я скорее дам себя убить, чем сама нанесу удар.
Я осторожно высвободилась из объятий Томаса и сделала шаг назад. Секунду молча смотрела в лицо мужчины, ставшего для меня таким дорогим и близким. Грустная, задумчивая улыбка . Темная, с проседью, прядь волос, упавшая на щеку. В янтарных глазах застыла надежда и ожидание.
Я тихо вздохнула:
- Ты все правильно сказал, Томас. Я тоже из тех, кто умеет смеяться сквозь слезы. Кто будет засеивать цветами ледяную пустыню, даже если все мудрецы на свете скажут, что это бессмысленно. Мое трагическое восприятие мира висит в одном шкафу рядом с шутовским нарядом. И, закрыв глаза, я уже не определю на ощупь, где одно, а где другое. Наверное, смешно, что мы оба боимся не смерти, а новых разочарований.  Но  ты ведь сам только что сказал, что мы с тобой – одно и то же. Зачем же мне пытаться сбежать от самой себя?
Я улыбнулась.
- Просто я хочу быть с тобой, Томас. Сегодня. В эту ночь. И всегда. Хоть и не знаю, сколько нам еще осталось.
Золотое сияние глаз стало еще теплее, еще ярче. Томас сделал шаг мне навстречу.
- Ты, правда, этого хочешь?
- Да. Стесняюсь признаться, но, практически, с нашей первой встречи. Но мне не хотелось, чтобы все это произошло только из страха перед будущим. Или  - потому что мы просто друг друга пожалели…  А теперь я знаю – что ты меня любишь. И я тебя – тоже. И не знаю – что ждет нас завтра? Может быть, мы сюда уже не вернемся. Что  если это наша последняя ночь вдвоем?

  Томас вздохнул и только обнял меня покрепче.- Эх, Ника, Ника… Я прекрасно тебя понимаю. Но не совершим ли мы самую большую ошибку, доверившись своему сердцу? Ведь пока мы не перешли эту нарисованную черту, нам обоим еще не поздно – остановиться и разбежаться. Оставшись просто друзьями… Меня порой убивает мысль, что в этом, как ты говоришь, дурацком квесте, я могу угробить тебя собственными руками… Битва с темными силами – моя, а не твоя.

- Что?!
Вначале я не поверила своим ушам, а потом начала отчаянно вырываться из его объятий.
- Ты меня отвергаешь?! Потому что боишься за мою жизнь, и все такое… Господи, я ведь сама позвала тебя сегодня! Какая же я дура!   А ты не подумал, конечно, как  мне жить дальше, если с тобой что-нибудь случится?! Ну да, вы, рыцари и герои, никогда об этом не думаете. Да мне просто будет незачем жить, понял?! Убирайся отсюда! Отпусти меня немедленно, добродетель чертов!
  Но Волк даже не подумал отреагировать на мои слова и рук не разжал.
Пытаясь вырваться,  я резко мотнула головой. И, судя по тому, как Томас дернулся, попала ему точнехонько в  след от клинка. Очень захотелось взвыть и попросить прощения. Но вместо этого я, всхлипывая, плюхнулась на стул возле компьютера. И сидела несколько минут так, ничего не видя и глотая слезы. Господи, ну что я за человек?! Опять обидела того, кого люблю больше жизни. Ну, не будем мы вместе в эту ночь! Так это же не повод, чтобы перестать быть друзьями!
Томас, как всегда неслышно, возник  рядом, погладил меня по голове, как маленькую.
- Прости, девочка. Я вовсе не хотел тебя отвергнуть. А лишь пытался в последний раз предупредить о последствиях.
- Ну, да! – хмыкнула я сквозь слезы, - Последнее китайское предупреждение! А я готова повторить в десятый, нет, в сотый раз: я тебя не оставлю! Пройду этот путь вместе с тобой – плечом к плечу! И мы вместе выстоим или вместе…
- Стоп! Не произноси это слово! Мы выстоим, любимая! И будем, как пишут в сказках, жить долго и счастливо. Иди ко мне!
И я с радостью откликнулась на этот призыв.
Волк обнял меня, поднял на руки, закружил по комнате, а потом… опять опустил  на диванчик.
- Эй, в чем дело?
В темных глазах Томаса все ярче разгорались янтарные огни, а на его лице появилась знакомая, чуть насмешливая улыбка.
- Мне не нравятся эти декорации! – он широким жестом обвел тесную комнатку турклуба . – Они абсолютно не соответствуют романтическому содержанию четвертого акта нашей пьесы.
- Ну, извините! Бананьев, то есть других декораций, у меня нема…Томас! Ты почему так странно улыбаешься? Опять что-то задумал? А ну, колись, режиссер несчастный!
Этот серый обормот  нахально  подмигнул мне.
- Задумал, не скрою. Хочу попробовать одну импровизацию. Мне нужны полчаса времени, твой мобильный телефон…
- И?
- И полная свобода действий!
С этими словами Волк, схватив мой телефон со стола, направился к выходу.
- Томас Блэкнар! А ну, стой! Куда тебя понесло, на ночь глядя?!
Он только улыбнулся еще шире.
- Доверься мне, Ника. Сиди здесь! И жди!

И исчез, растворившись серой тенью  в вечерних сумерках.

Я устало откинулась на спинку дивана. Ну вот, теперь буду за него волноваться. 

Вечно у моего не в меру артистичного героя какие-то импровизации. Только что ведь еле на ногах стоял. И вдруг – вскочил, забегал. Или я – вправду стала волшебницей? Или это любовь творит чудеса?
Несмотря на тревогу, я довольно улыбнулась. Странное у нас все-таки вышло взаимное объяснение. Через боль души, выплеснутую в монологах. Но зато – предельно искреннее. И сейчас я рву все старые связи. И недоброе прошлое навеки покинет меня. А о будущем я думать не стану! Томас – мое настоящее. Мой свет, озаривший непроглядную темноту одиночества.

Ждать и волноваться, к счастью, пришлось совсем недолго. Меньше, чем через полчаса Волк  появился в дверях. Загадочно улыбнулся, снова подмигнул мне.
- Кажется,  импровизация должна получиться удачной. Идем со мной, Ника. Да! Не забудь надеть свое вечернее платье.
- Ты объяснишь мне, наконец, что происходит?!

Но Томас не удостоил меня ответом. Ворча, я  влезла в  «голливудский» наряд, запудрила физиономию и выскочила под дождик вслед за своим кавалером. О, небеса! У подъезда нас ждало такси. Волк распахнул дверцу авто, церемонно поклонился:
- Карета подана, о моя прекрасная леди!
Недоумевая, но, уже не задавая лишних вопросов, я послушно села на заднее сиденье.
Такси несло нас по Литейному к Невскому проспекту. За каплями дождя, бегущими по лобовому стеклу, угадывались очертания знакомых дворцов и особняков. Только теперь их силуэты  призрачно сверкали и переливались золотисто-белыми огнями подсветки, отчего весь центр города казался каким-то сказочным ночным миражом. И мы летели по этому миражу, не говоря друг другу ни слова, лишь соединив горячие, чуть дрожащие от волнения руки. Машина затормозила у Дворцовой площади.
- Идем, любимая. Пусть эта ночь и этот Город станут свидетелями нашего счастья!
Наши шаги легко простучали по брусчатке площади. Набережная встретила нас влажным ветром и отражением сотен огней в бездонно-черной воде.
- Еще немного, Ника. Тут недалеко.