Пена в кофейной чашке была похожа на сердечко.

Даже жалко было сыпать в нее сахар и лезть туда ложкой. Да и пить – тоже.

И поэтому  я на нее просто тихо любовалась. А еще – на довольного Волка. Прекрасно вписавшегося в интерьер старинного судна. Ну, еще бы ему не быть довольным! – кухня тут великолепная, атмосфера – теплая, а вид и в самом деле - лучший в городе! Мы разорились на какое-то французское блюдо, дивно поужинали, и теперь наслаждались   просто своим присутствием  в этом месте. Даже существенная дыра в бюджете не сильно огорчала. Кто знает – что будет с нами завтра?
За широким панорамным окном Нева неспешно катила свои воды все дальше и дальше, к заливу. Плавное движение волн, веселый блеск солнечного луча на поверхности реки, действовали умиротворяюще. Хотелось забыть обо всех горестях прошлого и страшных тайнах настоящего и просто радоваться каждой минуте земного бытия. Аромату кофе, легким паром поднимающемуся над тонкой чашечкой. Панораме города, раскинувшейся, за синей гладью реки. Любимому мужчине, который сидит сейчас так близко, что можно коснуться его руки. Или тихо положить голову ему на плечо.

- Судьба, Мироздание, или как вас всех там зовут, прошу, продлите сейчас это мгновение! Я не знаю, чем окончится наш путь, и к какому финалу приведут  опасные поиски. Но  верю, что в этот миг, наполненный теплом и нежностью,  от нас бессильно отступает всякая тьма.
Я беззвучно шептала эти слова, как молитву. Так мы сидели, не в силах разомкнуть рук, довольно долго. Пар уже перестал кружиться над чашкой, а луч солнца погас за серой пеленой  косматой тучи. Томас перевел взгляд на поверхность Невы и грустно усмехнулся.
- О чем ты сейчас подумал? – спросила я Волка.
- О Реке Времени. Она безостановочно несет свои потоки часов и минут  из Прошлого в Будущее. Порой слепо и безжалостно обрушиваясь на земные берега и разлучая самых близких людей. Ну, а нас с тобой, Ника, воды Времени  неожиданно прибили друг к другу. Я не пророк, но в этом мне почему-то видится надежда. На светлое завершение нашей странной истории.
- Мне тоже хочется надеяться на лучшее. Но иногда к сердцу подступает такая тоска и страх! – я произнесла эти слова и постаралась незаметно вытереть подступившие слезы.
- Девочка моя, не бойся! Я буду рядом, я смогу защитить тебя.
- Тебя бы кто защитил от твоего прошлого, – подумала я, крепче прижимаясь к плечу Томаса. А вслух сказала:
- Ладно, не будем о грустном. Мы знаем, что отступать назад  уже поздно.

В конце концов, сам Город словно бы помогает нам  в поисках и творит для нас добрые чудеса. Эта история с Грегори и с книгой в Эрмитаже  похожа на главу из какого-нибудь фэнтези.
- Кстати, о книге. Она была очень странной, ты не заметила?
- Что значит, странной?
- Когда мы уходили из зала, я успел бросить на нее прощальный взгляд. Так вот! И картинка, и текст были совершенно другими.
- Ну, да! И стеклянный колпак появился над ней сам собой. Я же говорю – чудеса.
-  Не просто чудеса. А прямое вмешательство светлых сил, о которых я рассказывал тебе.
- Это ты Грааль имеешь в виду?
- Да. А ты знаешь, Ника, что в замке Монсальват хранились три священных артефакта? Огненный меч – символ мужества и благородства. Чаша – с эликсиром жизни - символ милосердия и исцеления. И книга! Символ мудрости.
- Постой-постой! Ты намекаешь, что в Эрмитаже мы видели ту самую книгу?
- Да! По легенде ее мог открыть каждый чистый душой человек.  И получить ответ на важный для него вопрос. Поэтому никто не мог сказать, что написано в той книге. Все видели разное: от формул и рецептов до стихов и песен.
- Но ведь Грегори сказал, что эту книгу Павлу подарил русский просветитель Новиков.
- Новиков подарил императору «Песни Оссиана». А Книга из Монсальвата вполне могла превратиться в этот сборник, чтобы дать нам подсказку к дальнейшим поискам.
- С ума сойти! В Эрмитаже хранится волшебная Книга, которую, может быть, сам король Артур держал в руках! Я беседую с Волком-Оборотнем о заклятом перстне императора Павла, с призраком которого мы имели честь познакомиться в его же замке. Если написать об этом роман, все тут же спросят: что курил автор?!
Томас улыбнулся:
- Мне тоже нравится безумный сюжет этой пьесы. А еще мне нравится, что ты перестала грустить и бояться и, несмотря на все тревоги, опять  смеешься над собой!
- Это я умею. Но если серьезно, то одной подсказки для продолжения поисков нам мало. Допустим, зловещий перстень хранится в Михайловском Замке.

Где он спрятан? И кто мог туда его отнести? А главное -  зачем?
- Кто конкретно его туда отнес и спрятал, сказать не могу. Хотя, мне кажется, что это мог сделать потомок кого-то из убийц. А вот – зачем, пожалуй, догадаться легко. Чтобы замолить грехи и снять родовое проклятие.
- Пожалуй, ты прав, – задумчиво произнесла я. – Знаешь, а ведь практически у всех заговорщиков жизнь после  убийства государя, что называется, «пошла под откос». Николай Зубов скоропостижно скончался в тысяча восемьсот пятом  году. Причем  на здоровье он до этого никогда не жаловался! Сын Ивана Муравьева-Апостола  возглавил восстание декабристов и был казнен на кронверке Петропавловской крепости.
- Вот  то, о чем я говорил, – вставил Волк. – Грехи отцов падают на головы детей.
- Да, ты прав. А Платон Зубов прожил долгую жизнь, но к  концу ее, похоже, совсем свихнулся. Причем от жадности! Был одним из самых богатейших людей в России, а сам ходил по имению в лохмотьях, и его крестьяне считались самыми бедными в округе.  В подвалах  за крепкими замками хранил множество сундуков с золотом и серебром и часто спускался вниз, чтобы ссыпать в неполный еще сундук скопленную горсть монет.  Самое большое наслаждение ему доставляло открывать сундуки и любоваться блеском золота.
- Прямо какой-то Скупой рыцарь!
- Именно так! Своего Скупого рыцаря, чахнущего над златом, Пушкин писал с Платона Зубова. Хотя этот Плюшкин, оказывается, был женат. Свою супругу, девятнадцатилетнюю дочь соседа-помещика, он  фактически купил у отца за миллион рублей золотом! Говорят, девушка рыдала в день свадьбы, она не хотела идти за уродливого скопидома!
- Чудовищная история! Что тут можно сказать? Ужасный век, ужасные сердца!
- Ох, Томас! Ты же слово в слово повторил мои слова, которые я произнесла, увидев в Гатчине портрет этого мерзавца. То есть не мои, конечно, слова, а Пушкина, но это неважно. Хотя возмездие все же настигло Зубова, пусть  и после смерти! В годы революции церковь, где он был похоронен, разорили большевики, и прах последнего фаворита великой императрицы давно уже развеян по ветру…
- Возмездие… - тихо произнес Томас, и янтарные огни в его глазах вспыхнули еще ярче.- Если Мироздание не торопится карать убийц, это должны сделать люди.
- Давай не будем горячиться, – торопливо сказала я. – Допьем кофе, завершим этот странный, но приятный день. И спокойно пойдем домой. А там уже выспросим у духа Яндекса все подробности про потомков заговорщиков.
- Ты, как всегда права, Ника – улыбнулся мой герой. – О, женщины, что бы мы, глупые, не в меру пылкие рыцари, делали без вашей мудрости и терпения?!
- Как – что? До упаду боролись с ветряными мельницами. Спасибо за добрые слова, благородный идальго.
- Не за что, моя прекрасная Дульцинея. Только об одном прошу тебя: пожалуйста, не плачь. Я ведь не выдержу твоих слез!
- Не буду, не буду, обещаю. Да и о чем мне плакать? Мы рядом, мы вместе.

И все хорошо.

Мы дождались, пока нам принесут счет. Я мельком глянула на циферки, поняла, что повод порыдать, безусловно, есть. Но всего лишь грустно вздохнула. Уподобляться жадине Зубову не хотелось. Значит, прикинемся беспечными «хиппи» и сменим имидж.

- Ну все, дорогой. Выдвигаемся потихонечку в сторону нашей «норы». Честно говоря, мне уже хочется нырнуть в «волчью» футболочку и принять горизонталь. Устала я на каблуках по городу бегать. А нам еще отсюда выбираться и добираться.
Томас улыбнулся и сказал что-то про «донесу на руках». Но я заметила, что вставая из-за стола, Волк  как-то подозрительно тяжело оперся о его край.
- Та-ак, мой милый! Кажется, вечер стремительно перестает быть томным. Ты что – опять неважно себя чувствуешь? Имей в виду, юмор я сейчас не оценю! Признавайся честно – сможешь до автобуса дойти?!
Оборотень, помрачнев, отрицательно мотнул головой.
- Значит, все-таки придется такси вызывать. У нас ведь дома еще какая-то еда фестивальная осталась?
- Осталась. Несколько банок тушенки, макароны и гречка.
- Ну, и отлично! Главное, чтобы на билеты в музей хватило.
Томас пошуршал наличностью и сказал, что все не настолько плохо.
- В крайнем случае, можно мою «косуху» продать. Молодежь в «Собаке» интересовалась. Или амулет в ломбард заложить. Жаль, что я не Грегори. На его, как ты любишь выражаться, «винтажном   прикиде» можно целое состояние заработать.
  Мы вспомнили странного незнакомца, посмеялись и полезли в подошедшее такси.

Нора встретила нас тишиной и уютом. Я с наслаждением стащила с себя  «голливудский» наряд и  прыгнула в привычные джинсы и футболку. Томас, решительно сказав, что ему  стало намного лучше, усадил меня отдыхать на диванчик. А сам отправился ставить чайник.

 Я ждала его в глубокой задумчивости. Размышляя о странности наших отношений. Меня слегка смущала стремительность развития событий. И в то же время – радовала. Потому  что она не оставляла времени на дурацкое самокопание.  Неудачная личная жизнь приучила меня все время бояться подвоха, бояться удара в спину.  Приучила запрещать - доверяться и доверять тому, кто сейчас находится рядом.
 Открываться? Как можно! Ведь придут и плюнут. Прямо в душу. А как можно влюбиться, да ещё и признаться? И не скрывать. Страшно любить, доверяя. Страшно стоять беззащитной в открытом поле на ветру, не зная, что в следующий миг принесет тебе удар изменчивой стихии. Теплые капли летнего дождя? Или ледяной шквал, вымораживающий последние крохи надежды в сердце? Нет-нет, закрыться! Спрятаться, как улитка в скорлупе! А, может, лучше стать насмешливой и легкой? Смотреть на все с убийственным сарказмом. Ни во что не верить, презирать весь мир и себя в первую очередь. Но как же быть с твоей любовью, Ника? С болью и красотой этого мира, от которой иной раз перехватывает дыхание?! Боже мой, как стремительно, как безжалостно  несется время!  Отгорают летние закаты, золото опавшей листвы сменяется пляской синих теней на снегу. И так же мелькают в безумном калейдоскопе дни твоей жизни. Жизни – короткой, тяжелой, прекрасной, земной. Смысл которой в любви и той радости, что можешь получить только тут. От пляски солнечного луча на холодной воде Невы. От дивного сочетания любимой строки и мелодии. От всякой милой сердцу ерунды, если ее замечать. И от людей. И от общения. Но главное, от того, что ты живешь. И можешь чувствовать многое.. И многое можешь дать. А уж взять тебе сам Бог позволил - бери и радуйся. Тут и боли, конечно, полно. Но хотя бы выключи в себе калькулятор!!!

Кажется, половину этого монолога я произнесла вслух. Потому что вошедший Томас тут же меня обнял и шепнул, что «все только начинается».
- Ты же волшебница, детка! Что нам стоит придумать сказку – для себя?

Грустная улыбка скользнула по моим губам:
- Я просто Сказочница.  Которая  помогает любимым героям, но никак не может разобраться в собственной душе. Не слишком-то я похожа на волшебницу, Томас. Иначе уже давно наколдовала бы нам сундук с золотом. И мы могли бы целый день кататься по Питеру на такси. И обедать в лучших ресторанах…

- Дурочка! Волшебник — не тот, кто обращает свинец в золото или вызывает бурю; волшебник тот, кто может помочь расцвести другой душе...

- А я – помогла?

- Ты еще спрашиваешь?! Когда меня занесло в Гатчину, я был почти стариком. И дело даже не в прожитых годах – а в ощущении самого себя…