Глава № 2. История крестьянина. ( байка от Александра Михельмана, начало Григория Родственникова )

В ненадолго наступившей тишине вдруг раздался чей-то недовольный голос:

– И все стоят и слушают!

 Говорил толстяк, одетый богато, но безвкусно. Обширный живот, рвавшийся наружу из зеленого полосатого котарди, делал его похожим на арбуз, а красная физиономия с огромным мясистым носом испещренная синими прожилками, выдавали  любителя крепких напитков.

 – Не знаю, что ты там плел про вампиров и вилисов, Гар… Гарп… тьфу, не запомнил, зловредное имя! Но история про статую – просто ни в какие ворота не лезет!  Я сам могу рассказать таких баек два десятка. Про оживших статуй, гуляющих, летающих и даже писающих. Да вы все вспомните жуткие рассказы, что пересказывали лет восемь назад в Северном баронстве. Мол, статуя принялась душить всех подряд булочников. А потом выяснилось, что это пекарь Халви Хромой изводил конкурентов. Но самое смешное в рассказе фокусника, что демон отдал свои глаза не кому-нибудь, а самой святой Алидоре! Самой сильной и строгой святой альвинской церкви. И не только альвинской, но и вимаркской, и рогирской – матушку Алидору везде почитают! Да она бы за такое глумление над своим образом, пусть и рукотворном, этого демона в клочья бы порвала! Короче, тут говорить не о чем – брехня  балаганная!  А вы уши развесили. Лучше бы поинтересовались, куда запропастился проклятый паром? За то время, что мы здесь, он уже сплавал бы десять раз туда и обратно. Вот ты, Карло Фареготти, – толстый короткий палец указал на черноволосого торговца, – Первым прибыл на пристань. Что тебе сказал этот безельник Фарел, куда он угнал нашу лодку?

Карло поморщился: – Я не расслышал, что он сказал, ветер дул в его сторону. Но он был чем-то очень напуган.

– Вот и видно, что тебе все равно. Потому что ты со своими тряпками можешь греть задницу у костра хоть неделю. А у меня товар скоропортящийся, три подводы с рыбой, а солнце жарит, как в июле. Это во-первых! А во-вторых, я плачу стражникам не медными фульвенами, а полновесными серебряными гулерами. Плачу за каждый день.  А если я попаду во владения Хагара только завтра – они с меня потребуют дополнительную плату. – Толстяк оглянулся на высокого рябого мужчину, опоясанного длинным мечом в потертых ножнах, – Ведь так, Эдвард? Потребуешь?

Седой, как лунь  громила довольно ощерился, продемонстрировав окружающим отсутствие передних зубов:

– Обязательно, мастер.

– Вот так, Карло Фареготти, – Толстяк сделал обиженное лицо, – Бездельник Фарел вводит меня в убытки, а тебе все равно.

– Мне не все равно! – воскликнул черноволосый, – И запомни, Толий Кранк, у меня не тряпье! В камизах и брэ, лимонного цвета, пошитых моими белошвейками щеголял сам меланский додж!

– Лимонного? – преувеличенно восхитился рыбный торговец, – Наверное, они очень подошли ему, когда он проиграл битву при Путасье.

Сделав вид, что не заметил издевательского тона Кранка, Фареготти продолжал:

– И, кроме того, я везу жареную зайчатину и пять бочек солонины! Поэтому я тоже заинтересован в скорейшем прибытии в баронства. Осуждать легко, но что ты сам сделал, чтобы попасть на тот берег?

– Так у тебя и солонина есть? – пихнул в бок Карло наемник Барт, – Что же ты молчал, изверг? Аж слюнки потекли.

– Вы еще за зайчиков не заплатили! – буркнул торговец.

– Я как раз сделал! – надулся рыбник, – Я не стал ждать, как некоторые, а отправил голубя к бургомистру. Пусть он объяснит удивительное поведение глупца Фарела. Я не намерен здесь торчать до второго пришествия!

-- Интересно, как ты собираешься получить ответ? - с усмешкой скривился Фареготти. -- Возвратная магия? Но зная скупость главы города, сомневаюсь, что он захочет раскошелиться на неё!

-- Я раскошелился! -- заорал Кранк и его красная физиономия приобрела малиновый оттенок. --Увидеть след птицы способен и ученик чародея, а вот наложить необходимое заклятие способен только мастер. За это я и заплатил! Заметь, не ты, и никто другой из гильдии, а именно я! Я отдал свои денежки за всех вас! Потому что у меня есть голова на плечах!

– Ух, как торгаши распалились, – зевнул Джузеппе и с неприязнью посмотрел на командира купеческой стражди Эдварда. Тот, впрочем, ответил ему подобным взглядом, – Мне история Гарпилиуса пришлась по вкусу. Люблю страшилки про всяких тварей. Особенно люблю, когда умеют рассказывать. Когда еще почтовый голубь принесет ответ краснорожему. Сдохнуть от скуки можно. Так что, народ, рассаживайтесь поближе, костер запалим побольше, чтобы всем тепло было, и давайте у кого чего на душе скопилось.

– Правильно, – поддержал товарища Барт Рваный, – вываливайте свои сказки! А за самую интересную Карло жареного зайца презентует, так Карло?

– Нет! – недовольно взвизгнул торговец, – только за деньги!

– Презентует, – Утвердительно заявил наемник и обнял черноволосого за шею. Глаза у Фареготти вылезли из орбит, а лицо посинело.

– Да-а, да, –  с трудом выдавил он  и закашлялся.

– Вот и славно, – усмехнулся наемник, – Зря говорят, что торгаши жадные. Карло вот совсем не жадный.

– Ну что? – гаркнул Джузеппе, – Кто чего расскажет? Заяц вкусный мягонький перченый, аж во рту тает…

- Простите, достопочтенные, - послышался незнакомый голос.

Вся компания разом повернулась, и увидели пред собой крестьянина. Неприметно одетый, с густой рыжей шевелюрой и длинной бородой.

- Что тебе надо? – рявкнул Барт Рваный.

- Я понимаю, не в праве такой, как я, открывать рот в присутствии столь достойных людей, - поселянин кашлянул. - Да уж больно зайчики у вас ароматные. Выслушал я историю уважаемого волшебника, да вспомнил похожую. Только приключилась она не со мной (я-то, человек обыкновенный, живу как все, тружусь день деньской, за всю жизнь если что и случалось - разок с телеги упал пьяным, да едва колесом ногу не переехало). Случилось это с моим прадедом. Если позволите, могу рассказать.

- Да что такого интересного может поведать чумазый виллан? – хмыкнул Толий Кранк, - как его прадеду с перепоя черти привиделись?

- За всю свою долгую жизнь я много чего познал, в том числе и одну важную истину, -  Гарпилиус вздохнул, - не суди о человеке по одежде.  Прежде чем решить, прогнать ли его или принять в компанию, следует прежде выслушать. Чем мы рискуем, в конце концов?

- Да пусть брешет, - Джузеппе махнул рукой, - только смотри, не понравится рассказ, поколотим, чтобы не лез к достойным людям со всякими бреднями.

Поклонился крестьянин низко фокуснику и, всё ещё робея и заикаясь, начал:

 *    *   *

Мой прадед в те стародавние времена был чуть старше вон того воришки. В тот недобрый год повадился в нашу деревню дракон летать. Огромный такой, с мельницу высотой, а может и побольше, да в длину футов двадцать, с чешуёй медного цвета, рогами, как у быка, острыми клыками с мою руку да смертоносными когтями на коротких лапах. Пожирал скот, посевы сжигал. Однако людей не трогал. То ли не по вкусу ему были, то ли опасался разозлить. Но всё одно - безобразий много творил.

Собрались односельчане как-то на сходку, да решили, что пора призывать мага – монстроборца. Навроде вас, господин чародей. Как надумали, так и сделали. Приехал один такой – надутый, важный. Усищи, как крысиные хвостики – длинные и тонкие. Бородёнка жиденькая. В высокой круглой шапке. Наобещал с три короба, денежки крестьянские прихватил, да умчался на поиски чудища. И  больше его не видели  ни живым, ни мёртвым.

И вот, спустя седмицу или две, отправился мой прадед в лес за дровами. Лесок тот принадлежал роду господина нашего, герцога Томаса Баазельского. Всяких смердов туда и близко не подпускали. Коли поймают - вздёрнут на ближайшем дереве без суда и следствия. Оттого и постарался мой родич забраться в самую гущу леса.

Идёт себе, упавший ствол подыскивает, чтобы быстрее управиться. И вдруг слышит - стонет кто-то жалобно, да человеческим голосом. Перекрестился юноша истово, поплевал через плечо, да отправился посмотреть, кто же там так страдает.

Раздвинул кусты и видит – девушка лежит, красоты неописуемой. С огненно рыжими волосами и огромными зелёными глазищами, кожа белая, чистая. Сразу видно, из хорошего рода, может, и дворянского. Только вот живот у несчастной воистину огромный, кожа натянутая, как у барабана, вот-вот лопнет. Видать, пора рожать пришла бедной, и мучается. Заробел мой прадед поначалу, да потом всё же решился спросить:

- Кто такая будешь, милая девушка? Как случилось, что оказалась одна в чаще леса без слуг да родичей? Никак бежала из дому, чтобы позор свой скрыть?

- Как же хорошо, что хоть кто-то встретился, - незнакомка зубами скрипнула. - Не стану скрывать, я – дракон, просто в своём человечьем обличии. Не так давно напал на меня маг, убийца нечисти. Долго с ним бились-ратились. И наконец, смогла я ему удар нанести смертельный. Только вот перед тем, как проглотила, успел умирающий злодей наложить заклятье чёрное, запер меня в этом хрупком теле. Всё бы ничего, да только я непраздная была. Яйцо во чреве вызрело, разродиться не могу. Мы ведь откладываем их лишь когда превращаемся в ящеров огромных. Послушай, добрый человек! Помоги, смилостивься! Чтоб вновь драконом стать, должна я разозлиться сильно или испугаться - только в этом случае смогу заклятье пересилить. А не поможешь – умру, да и малышу моему несладко придётся. Некому озаботиться, вырастить.

Родич мой отвечал, подумав:

- Помог бы с радостью! Грех оставить в беде столь красивую деву. Однако, как появится на свет дракончик, небось, вновь возьмёшься ты скот похищать. А то ещё и отомстить удумаешь за то, что чародея наняли. Дома спалишь, поселян смерти придашь.

- Послушай! Если спасёшь меня, клянусь Ехидной, матерью всех чудовищ, что улечу прочь и не появлюсь в этих местах! Детям-внукам завет оставлю не беспокоить больше людей. Я ведь отчего безобразила - когда приходит пора откладывать яйца, мы, драконницы, слабеем. Лесного зверя поймать ох непросто, а с овцами да коровами управиться даже молодая самочка. Вот и пришлось, чтобы не умереть с голоду, воровать. А с посевами и вовсе случайно вышло. Подхватила насморк, а как чихну, огненные шары из ноздрей вылетают. А уж куда упадут - одному Господу нашему известно. Как лес-то не спалила, не ведаю.

Трудные думы нахлынули на прадеда. Уж такой несчастной и беззащитной казалась девушка! Никак и не поверишь, что дракон. Решился он помочь ей, то бишь напугать или разозлить, дабы развеять чары. Не выдумав ничего лучше, зажмурился юноша, чтоб не видеть красавицы. И высказал всё, что наболело! За каждую обиду, зарезанную овечку да сгоревший стог. А уж ругаться он мастер был не из последних. В деревне опасались и слово поперек ему сказать - уж так обложит, что и галерные каторжники покраснели бы со стыда не хуже невинных девиц!

Только ничего не помогало. На поношения злобные дракон лишь моргала часто-часто, да слёзы по щекам текли. То ли от обиды, то ли от стыда, а скорей уж просто от боли. И главное, всё хуже ей становилось, вот-вот совсем помрёт. И тут пришла в голову юноше одна мысль.

- А знаешь, - родич мой хмыкнул и вытащил нож, - вижу, всё одно отходишь. Давай-ка, я тебе живот разрежу, да яйцо и извлеку. Отвезу господину нашему герцогу деликатес. Небось, немало отвалит и за него, и за убийство взрослого дракона. Поболее, чем  мы покойному чародею собрали. Я слышал, варёные драконьи яички необычайно вкусны и полезны. Или дам малышу вылупиться да продам его заезжим артистам. Пусть народ пугают чудищем! Дети-внуки мои до конца дней в золоте купаться будут, горя не знать. А тебя брошу здесь. Падальщики сожрут, растащат труп по косточкам. И не забавно ли будет, коли простому крестьянину удастся то, с чем волшебник не справился?

Склонился прадед над девушкой. Столь решителен был его вид, что бедняжка перепугалась, не столько за себя даже, сколь за малыша. Закричала истошно, только голос нежный вдруг огрубел, и зарычала тварь по-звериному, зашипела по-змеиному, так что деревья закачались, птицы прочь унеслись, звери разбежались. Да спаситель со своим ножиком так и сел на землю, прямо в дурно пахнущую лужу.

Начала драконница расти вдруг, да меняться жутко. Родич мой от того зрелища поседел да на всю жизнь заикой остался. А ящер разросся до прежнего размера, деревьев переломал просто жуть сколько! Правда вот напасть на обидчика не успел - яйцо полезло наружу.

Родич мой только и смог, что отползти в сторонку, да наблюдал за происходящим. А как закончилось всё, вывалило чудовище из яйцеклада огромную кожистую штуку, похожую на змеиное яйцо, только размером с телёнка, упало рядом и долго не могло отдышаться. А как отдохнула немного, поклонилась спасителю, ухватила когтями своё сокровище и улетела прочь, только её и видели.

А родич набрал дров, сколько нужно было, благо деревьев валялось вокруг прилично, да поскорей назад поспешил. Однако односельчанам не рассказывал о случившемся. Опасался, что не простят ему спасения монстра кровожадного. Только сыну своему на смертном одре поведал по секрету. А тот - своему. А теперь уж что скрывать? Я за деяния прадеда не отвечаю.

*   *   *

- А точно, что улетел дракон? – хохотнул Барт Рваный, - ты-то вон, рыжий, как та спасённая дева.

- Про то не знаю, - крестьянин хитро улыбнулся, - а только прадед свою жену и вправду привёз откуда-то издалека, говорил, что из глухой деревни в лесу, только название её никто не слыхивал. Но, если так и вправду случилось, способности крылатого чудовища нам, потомкам, не передались. Как есть, обычные смертные. Разве что аппетит зверский, можем съесть столько же, сколько три обычных человека.

- А жаль, - Гарпилиус подмигнул рассказчику, - а то бы превратился в огромного ящера, да всех нас на ту сторону и перенёс. Не пришлось бы поджидать паромщика.

- Нет уж, господин волшебник, - поселянин замахал руками, - не надо мне этого! Чтобы господа инквизиторы арестовали, да на костёр отправили, или какой ваш товарищ по гильдии убийц наведался, чтобы голову отрезать? Лучше всю жизнь честно работать, да своими ногами по земле ходить, чем скот пожирать, честных альвинян огнём жечь. Не надоть мне такого родства и подобных способностей!

- По мне, так брешешь ты всё, - фыркнул торговец рыбой Толий Кранк. - Захотел дармовой зайчатины, вот и выдумал. Я историю и получше сочинить могу.

- Можешь, так давай, порадуй нас, - Джузеппе скрестил могучие руки на груди, - или замолчи, не мешай слушать других.