Дома хозяин загрустил. Может, начал сомневаться – надо ли было защиту на двести лет ставить? А, может, по Ваньке заскучал. И то сказать – вручил деточку дурному папаше. И кто знает – во что все это выльется? Парень вон с деда ростом вымахал, а ни черта в жизни не знает. Если бы к нам не попал, так бы и думал, что булки на деревьях растут.
Вернется в семейство – опять нос в свою «бесовскую» коробчонку засунет и дикой природы больше не увидит. Хотя, какая она дикая, ежели к ней с любовью подходить? Это люди нынче – дикие! Вон я сколь мусора из леса выгреб опосля тех «туристов», с которыми к нам Машу занесло. Да и малец наш – тот еще был упырь. Это ж надо было удумать – пожар своими ручками устроить – что б его какое-то МЧС нашло и спасло. А не примчалось бы – тогда что? Аккурат, половина леса бы выгорела вместе с нашей избушкой. Если бы не колдун старый…
Мда-а… С огнем-то он лихо справился. А вот настроение себе поправить не может. Все сидит и бубнит:
- Бывают дни сплошного несчастья. С утра ещё мёд в кашу налили как-то не так. Не могу объяснить, но не так налили... Причём нарочно.
А я, пожалуй, могу. Верую я в волшебство хороших мыслей, тех, что можно вызывать в любой момент. Ты встряхни только копилку с дорогими сердцу моментами да и вытащи оттуда наугад что-то яркое, словно радуги обломок, и живое для души. Или подумай о тех людях, которых всегда хочется обнять. Мысли-то хорошие приходят только тогда, когда ты добрые дела творишь. А можно просто улыбнуться заходящему в окна дню и пообещать ему, что мы славно проведём его вместе…
У Диодора же был свой собственный взгляд – на то, как с пользой провести день, точнее, ночь. Если что-то неведомое в лесу застонет и замечется… Над соснами вековыми загудит али под корнями зачавкает – все это наш колдун, Диодор свет Епифанович. Суровый, но справедливый. Отчаянный и беспощадный. По молодости лет я пытался спрашивать – зачем он народ пугает?
– Так заведено! – говорил хозяин обычно, - Нам, лихим темным силам без ентого нельзя!
Других доводов у Диодора не было. Одним словом – «дело ясное, что дело темное». Лучом света в лесном царстве, пожалуй, моего хозяина не назовешь. Да только развлекался он этими своим дурными делами сто лет назад – когда еще было, кого пугать. А потом – бездельем маялся. Ну, скакал по елкам, ну, орал страшным голосом - одних видов скрипа знал штук двести!
А по части клацания, чавкания и воя он мог бы просто на ярмарке выступать.
Но от этих его завываний у нас на огороде только рассада чахла, да мыши в подполе дохли. Так что я всеми силами старался старика от «закидонов» его отвлечь. И то про травы лечебные его выспрашивал, то – сарайчик подлатать предлагал. Или забор поправить. И, покуда гости иноземные, к нам в чащобу лазить не начали, мне это удавалось. Но тут видно звезды на небе как-то нехорошо сошлись – и дед опять на «дело» засобирался. Я так и не понял – чего его в ту Макаровку понесло? Изобиделся, что ли на жителей? Так они не виноваты, что через них столько лет этот, как его, «технический прогресс» шагал. И теперь в бывшей деревне всяческих чудес больше, чем в лесу. Хотя, какие у нас чудеса? Одни волки да мы с Диодором…
В общем, дед сначала три дня ныл, а потом в путь-дорогу засобирался. Насилу уговорил его – не делать этого ночью, а дня дождаться. Сказал, что в потемках можем под какую «самоходную телегу» загреметь. Вот только днем, как назло, дождь пошел. Однако, непогода колдунам лесным не помеха. Так что надел Диодор свои огромные лапти, прикрылся рогожей и двинулся в путь. Ну, и я вслед за ним, а куда деваться?
Дорогу с заморским названием «шоссе» мы пересекли без приключений. По ней всего-то одна колесница промчалась. И вот вдали показалась промокшая деревенская околица. Народ ломился по огородам, сражаясь с потопом и закрывая грядки чем-то диковинным и прозрачным.
- Вы б не колдовали сейчас, Диодор Епифанович, - умоляюще сказал я хозяину, завидев, как тот начинает краснеть и надуваться, что твой индюк. – Видите, люд крестьянский урожай спасает? Грех им мешать! Пойдемте дале, посушимся где-нибудь, а уж опосля успеем шороху навести. А то на нас уже и нитки сухой нет, и лапти от грязи пудовые.
Диодор пробурчал что-то невнятное, но согласился.
И мы с колдуном зашлепали вдоль новеньких каменных или разноцветных деревянных заборов. Несмотря на ливень, хозяин успевал вертеть мокрой головой и поминутно удивляться:
- Елки зеленые, во что деревню превратили фармазоны басурманские! Понастроили тут хором, а сараев с коровниками – ни одного не видно. Ни тебе плетня завалившегося, ни стрехи соломенной! Кабыть во Хранции какой, а не на Руси-матушке!
Я помалкивал, поддерживая старика под локоть и не давая ему свалиться в лужу. Широкая улица была пуста, а калитки, мимо которых мы семенили – прочно заперты. Хотя нет – одна была полураспахнута и сиротливо поскрипывала, качаясь на промозглом ветру. Мы с Диодором, не сговариваясь, кинулись туда. Пробежали через маленький садик, пыхтя и отдуваясь, примостились на крылечке под зеленым навесом. И тут сквозь шум дождя я услышал громкий и жалобный плач. Он доносился из распахнутого настежь окошка дома. Колдун встряхнулся, как промокший пес, и бросил на меня вопросительный взгляд.
- Ревет ктой-то, - подтвердил он то, что и так было понятно. - Девка молодая, поди, заливается. С чего бы это? Я ж ее ишшо не пужал.
- Может, зайдем да спросим, что у нее за беда? А, Диодор Епифанович? – спросил я, ежась и выжимая мокрый насквозь подол рубахи.
- Зайдем, спросим, а потом напужаем! – воинственно согласился хозяин. – Али ты забыл хто я?!
- Лесной колдун, отчаянный, черный, как смоль, могучий и весьма ужасный! – скороговоркой оттарабанил я. – Пойдемте уже в дом. Невмоготу тут на крылечке трястись!
С этими словами я повернулся и только собрался постучать в дверь, как вдруг Диодор перехватил мою руку, гневно сверкнув желтыми глазищами:
- Стой, ученик неразумный! Где это видано, чтоб темные силы сквозь двери, аки калики перехожие, заходили? Только в окно!
Не теряя даром времени, хозяин высоко подпрыгнул, привычно завис в воздухе и то ли впрыгнул, то ли влетел в окошко. Чертыхнувшись, я выскочил под дождь, ухватился за карниз, подтянулся, перекинул через подоконник ногу и, свалив горшок с какой-то колючкой, с грохотом рухнул на пол.
Громкий плач тут же сменился испуганным писком, а потом грянул с новой силой. Белоголовая девчонка с растрепанной косой стояла на коленях посреди чистой горницы, полной красивых и непонятных вещей. Она терла кулаками припухшие глаза и жалобно всхлипывала. Рядом с ней лежала довольно большая горка цветных осколков. Диодор недоуменно топтался возле, похоже так и не решив: стоит ли уже начать пугать и без того перепуганное дитя или сперва расспросить мелкую о причине ее горя?
- Ты чего ревешь-то, птаха малая? – сказал, наконец он, стараясь, чтобы гулкий голос звучал помягче. – Беда что ль какая приключилась?
Девчонка шмыгнула носом еще раз и сердито пробурчала:
- Вам-то что? Залезли дом обворовывать – так грабьте. А от меня отстаньте!
Старый колдун возмущенно всплеснул руками:
- Да ты за кого меня, пигалица, принимаешь? Али я на хитника или цыгана черномазого похож?! Я – потомственный колдун, сила нечистая, темная да неуемная! Данька, нет, ты глянь на эту отроковицу неразумную! Вот молодежь пошла! Никакого уважения к старикам!
Девочка недоверчиво покосилась на деда и горестно вздохнула:
- Колдун, говорите? Да бросьте заливать! Я уже выросла, в сказки не верю.
- Я тебя, глупую, ничем не обливал! – вконец разобиделся Диодор.
Понимая, что бестолковый разговор пора прекращать, я присел на пол рядом с этой заплаканной ревушкой и доверительно сказал:
- Ты не бойся нас, девица. Мы – странники перехожие. В дом твой заглянули, чтоб от дождя спрятаться. Что в окно, а не в дверь – на то не серчай. Лучше поведай нам, что за беда у тебя? Вдруг да поможем?
- Никто мне не поможет - жалобно протянула девчонка. - Я одна во всем виновата. То есть брат Никитка тоже виноват, но я – больше.
Через полчаса хныканий и уговоров разъяснилась невеселая картина.
Младший брат Лены (так звали девочку) не на шутку расшалился и грохнул любимую вазу их мамы. Ужасно дорогую и старинную, привезенную еще их прадедом из неведомых заморских земель. Старшая сестра разозлилась на брата, отлупила сорванца, а тот взял, да и убег из дома. И вот уже
время давно за полдень перевалило, а он – как в воду канул!
- Мама эту вазу как раз продать хотела, - вздыхая, объясняла девчонка. - Антиквару одному. Потому и в город с утра уехала, чтоб с ним обо всем договориться. Папка нас бросил, а зарплаты маминой на житье еле-еле хватает.
Я помрачнел после этих слов, да и хозяин сурово нахмурил брови. Двести лет прошло, а горести у людей все те же!
Девчушка потеребила кончик пушистой косы и вновь приготовилась зареветь.
- Ты это дело брось, Алена! – с напускной строгостью заявил Диодор.
- Слезами горю не поможешь. Хоть и не веришь ты в мою силу древнюю, а все же придется мне ее применить!
Колдун, кряхтя, наклонился и повертел в руках пестрые осколки. На нескольких крупных можно было разглядеть летящих среди синих туч больших белых птиц с красными лапами.
- Ха, Данька! Не иначе, как Гуси-Лебеди! – усмехнулся хозяин.
- Это китайская ваза, - насуплено объяснила девочка. - Династии Цинь или Минь? Не помню, что мама говорила.
- Да хоть китайская, хоть тьмутараканская, а клеить ее надо, - озабоченно бормотал дед, пока я ползал по полу, перебирая осколки.
- Вот что, Аленка, у твоей мамаши вишни в саду растут?
Девчонка удивленно распахнули синие глаза.
- Растут, конечно. А вам зачем?
- Сбегай-ка в сад да набери мне вишневого клея. Варево колдовское заведу.
Аленка недоверчиво хмыкнула.
- Вы ж только что сказали, что вы – колдун великий. Взмахните палочкой – и всех делов!
Она явно насмешничала над стариком. Диодор погрозил ей пальцем и приосанился.
- Запомни, отроковица неразумная: на колдовство надейся, а сам не плошай! Коли не поленишься да побольше клея мне принесешь – будет твоя ваза заморская – как новенькая.
- А я, пойду братца твоего беглого искать, - решительно заявил я, вставая с пола и отряхивая колени. – Как его, говоришь, звать? Николкой, что ли?
- Никитко-ой, - девчонка, кажется, вознамерилась снова зареветь. - Он на два года меня младше, - А упрямый, как баран! И обидчивый. Знает, паршивец, что виноват, а все равно домой не пойдет, пока я сама его не найду и прощения за то, что отлупила, не попрошу.
- Не голоси! Найду я твоего Никитку. Схвачу под микитки и доставлю пред твои светлые очи. Будет знать, как матушкино имущество бить да от сестры бегать!
Я погладил Аленку по голове и подмигнул ей.
- Ага, - кивнула она, вытирая слезы. - Только ты поскорей его найди. Мама из города к вечеру уже вернется.
- Я быстро! – пообещал я и полез в окно.
- Стой! – крикнула девчонка. – Как же ты искать его станешь, если никогда не видел?!! Я тебе сейчас фотографию дам!
И она сунула мне в руку какую-то цветную картинку, на которой они с братом в обнимку сидели на лавочке под раскидистой яблоней.
Я выскочил за калитку. Дождь к тому времени уже прошел, и в лужах весело играло солнышко. Стало совсем тепло. Поколебавшись, я скинул отяжелевшие от воды лапти и стянул онучи. Уж больно странно нынешние деревенские жители на такую обувку косятся!
Потом я закатал штаны до колен и, надеясь, что теперь стал больше похож на местного, бодро зашагал по улице, вертя по сторонам головой и высматривая сбежавшего мальчонку. Но улица, как на грех, была пуста. Я прошел мимо пары домов с чистенькими палисадничками, завернул за угол и попятился…