Весенний лес звенел от пения птиц и голосов журчащих в оврагах ручьев. Влажная земля дышала свежестью. Снег давно  сошел, и молодая трава покрывала ее тончайшим узорчатым ковром, какой не в силах создать даже руки самых умелых вышивальщиц. Подснежники белели в траве рассыпанными жемчужинами, а заросшие первоцветами поляны напоминали маленькие синие озера.

Мы с Сандрой шли по оживающему лесу, и наша прогулка получалась очень медленной. Потому что я, то и дело, подхватывал ее на руки и начинал кружить под прозрачно зелеными древесными кронами. Качались ольховые сережки, золотистая пыльца сыпалась нам лица и на плечи. А Сандра то обвивала руками мою шею, обжигая губы горячими поцелуями, то выскальзывала из моих объятий и, смеясь, убегала, легко, как лесная нимфа, перепрыгивая через ручейки и лужицы талой воды.
Наконец, она остановилась, раскрасневшись  и став еще прекраснее. Я снова обнял ее, уткнулся лицом в серебряное облако пушистых волос, а потом бросил  плащ на ствол поваленного дерева  и опустился на него, увлекая за собой любимую. Теплый, ласковый ветер раскачивал верхушки деревьев, белая пена облаков вскипала в синеве небес, и цветущая поляна казалась нам островком, плывущим по весенней реке к далекому морю.

- Правы были поэты, - прошептал я, с трудом разомкнув объятия. - Жизнь изменяется не количеством сделанных вдохов и выдохов, а количеством тех моментов, когда от счастья захватывает дух.

- И ты был прав, родной мой, - улыбнулась она. - Когда сказал, что зимний холод и тьма - не вечны, и вслед за ними будет новая весна  и новая жизнь.

  Мы снова сомкнули руки и губы в долгом поцелуе, и Сандра, положила голову мне на плечо. А я, ласково перебирая, пушистые блестящие пряди, с ноткой тревожной грусти подумал, что прошедшая зима была не только холодной, но и смертельно опасной. А снежные вьюги и бураны слишком часто сменялись стальными ливнями.

Вильгельм, оказался прав, когда говорил, что  противники не допустят, чтобы он спокойно правил, взойдя на престол, и непременно устроят в стране смуту. Так оно, к сожалению, и вышло.
Часть провинций, запуганная недобитой инквизицией  и обманутая богатыми посулами, восстала против короля. Пока Вильгельм разбирался с мятежниками, прощал запутавшихся и казнил виновных, миновала осень и половина зимы. В столицу государю тоже пришлось пробиваться с боем. Подлые дворяне все-таки умудрились организовать фронду  и перетянуть на свою сторону некоторые войска.

К счастью, верные королю солдаты умело провели осаду  и разгромили армию предателей. Потом Вильгельму пришлось снова объявлять мобилизацию, чтобы отогнать от границ жадных до чужого добра соседей, а после – упрямо и непреклонно вести беседы с хитрыми послами и подписывать мирные договоры.

Все эти долгие месяцы я буквально разрывался между домом и военной ставкой короля. Едва обретя корону, государь объявил амнистию всем пострадавшим от инквизиции  и собрал вокруг себя лучшие умы из уцелевших за шесть лет ученых. Чтобы победить мятежных дворян, наша армия должна была иметь преимущество в технике. И меня тоже включили в этот военно-научный совет, как молодого мастера-механика. Из запыленных тайников доставались старинные чертежи стенобитных и метательных машин, и войска спешно вооружались.

А я, к тому же, вплоть до начала зимних бурь трудился при штабе короля в должности курьера и разведчика, по десять раз на дню, используя верное крыло. Дабы вовремя донести Вильгельму обо всем важном, что удалось обнаружить на вражеских позициях. Два раза я был ранен, и мне пришлось познакомиться со знаменитым ланцетом Ламмерта. По счастью, раны были легкие, и мне удалось не показать лекарю своего смятения. А дальше Сандра выхаживала меня в замке, и это было самое чудесное время. Потому  что мы могли забыть о войне  и полностью посвятить себя друг другу.

А потом настал счастливый миг, когда грохот весенней канонады  тающих в горах снегов, смешался с праздничным громом пушек. И король вошел в столицу во главе своего войска, как победитель и законный властелин страны.

- Гай! – легко потеребила меня за плечо Сандра. – По-моему ты улетел куда-то совсем далеко от меня в своих мыслях.

  Я очнулся от воспоминаний и виновато коснулся губами нежной щеки.

- Куда бы я ни улетал, дорогая, я всегда возвращаюсь к тебе. Помнишь, как я поправлялся в замке, а ты поила меня целебным отваром  и пекла невероятно вкусное шоколадное печенье? Ты читала мне вслух и рассказывала всякие глупые истории, чтобы развлечь и рассмешить, когда я начинал грустить и тревожиться. Что за волшебное было время!

- Конечно, помню, любимый. А ты говорил, что я у тебя – самая замечательная.

И целовал уголки моих губ, и укутывал в плед. А он становился еще теплее от твоей нежности . Но потом ты снова покинул меня.

- Совсем ненадолго, ты же знаешь! Просто мне надо было пройти ускоренный курс наук в возрожденном Лауденском университете. Дядя сказал, что знания, которые он мне дал, позволят мне сдать все экзамены за полгода.

- Так оно и случилось! Ты вернулся такой важный, как настоящий профессор!

В черной мантии и шапочке с кисточкой.

- К сожалению, на студенческих хлебах я отощал еще больше. И ты сказала, что я стал похож на растрепанного вороненка.

- Ничего! Пирожки моей бабушки мигом исправили дело!

  Сандра рассмеялась и шутливо ущипнула меня за щеку.

- Но теперь-то вы никуда от меня не денетесь, господин ученый?

- Никуда! - радостно подтвердил я.

– Стану учителем в новой школе нашего городка, как мой  дорогой дядюшка.

Ведь прежде чем готовить профессоров, надо научить ребятишек  всему, что мы знаем. Научить, как найти свое место в жизни, открыть в детях  желание постигать этот мир и радоваться новому.

- И не бояться шагнуть в небо,  - тихо добавила Сандра.

  Я кивнул и обнял ее за плечи.

- А свое крыло я буду совершенствовать до бесконечности. Кстати, совсем скоро нас ждет новый полет. Король сказал, что пришлет самых лучших мастеров, чтобы отстроить заново наш обветшавший замок. Так что нам придется временно переехать в город  и пожить у любезнейших Ламмерта и Илзы.

- То-то, Каспар будет рад! – улыбнулась девушка. – Наш юный друг все никак не решит: что ему больше по душе: чудеса, полеты или целительство?

- А может, и то, и другое и третье? Плюс – пирожки нашей добрейшей Берты. Кстати, ты заметила, что, когда Ламмерт подлечил ее спину, дядя стал поглядывать на бабулю как-то особенно?

- Заметила! – рассмеялась Сандра. – Она теперь ходит такая важная, вся в мехах и бархате, опираясь на толстую трость.

- И частенько прогуливается по городу в обществе Бартоломеуса. Знаешь, кроме шуток я так рад за наших старичков!

- А уж как я рада! – ответила Сандра и вдруг, расширив глаза, произнесла таинственным голосом. - А еще больше счастья дядюшке принесет новость, что совсем скоро он станет дедушкой!

  Мне захотелось взмыть в небо без крыла, запеть, закричать от счастья, опять подхватить Сандру на руки. Но я только опустился перед ней на колени и прерывающимся шепотом произнес:

- Это точно, любимая?

- Да, родной! И бабушка, и Ламмерт подтвердили.

- Я люблю тебя, Сандра! Пусть Земля и Небо будут ласковы к нашим детям.

Я уже знаю, каким-то немыслимым волшебным чутьем, что у нас родится двойня. Вильгельм и Стелла – маленький принц и звездочка. И когда настанет срок, их тоже позовет за собой бездонная синева. И мы поможем им сделать этот шаг ввысь.
Уверен, что на нашей планете непременно наступит такой век, когда людям откроются и тайны времени, и глубины Вселенной. На неведомых мне крыльях они смогут улететь на другой край галактики, открыть новое созвездие, прикоснуться к Вечности.
Но сколько бы столетий ни прошло, куда бы ни уводили нас звездные тропы, мы всегда будем возвращаться домой. На свет родного окна, как на свет маяка среди межзвездной мглы. Возвращаться и бежать к протянутым навстречу рукам, к сиянию самых лучших в мире родных и любящих глаз. И будем таять в этом сиянии, и целиком отдавать себя друг другу, и вместе наслаждаться маленькими радостями жизни.
До нового полета.
До новой звезды.

- В холодном  мире, где всегда покрыты  снегом полюса,
Зеленый  город на холме, средневековый колорит.
Какие странные сегодня на рассвете небеса!
Какое страшное "чудовище" над городом парит!
Великолепных черных крыльев  бесподобен черный цвет,
И светом  тысячи  планет горит  стальная чешуя.
Но ничего, конечно, в этом удивительного нет -
Ведь это - я.  

Я был давно о звездной мгле ученьем очень увлечен.
В краю  бескрылых проживал, но ввысь манило и влекло.
Я не просиживал в седле и не размахивал мечом,
А все усерднее сжимал  науки мутное стекло.
И вот   однажды  хмурым утром,  выгнув крылья на скале,
Не сожалея, разменял красивый миф на дерзкий план.
Я самый первый, кто придумал из живущих   на земле,
Аэроплан.       
               
И всякий раз, когда светило   появляется на треть,                    
И в травы падает туманов пелена.                    
Я увлечен, и я лечу на этот город посмотреть,                    
Ведь там живет, живет она.                    
Сегодня холодно, но мой вдали маяк-ориентир                    
Сигналит спутанными ветром волосами.                    
Пусть её согреет этот мир                      
Снежными своими полюсами.

- А я стою, обнявши ствол, к воде склоняется листва.
Летят фонтаны до небес,  и всё вверх дном, и всё в дыму.
Кто раз  поверил в волшебство, не может жить без волшебства.
К чему какой-то там прогресс, законы физики  - к чему?
Одним движением руки повсюду меркнет белый свет,
Другим движением руки ударит молния-змея!
Но  ничего, конечно, в этом удивительного нет-
Ведь это  - я.

Но всякий  раз, когда на небе возникает силуэт,                   
Мир обрывается,  война уже видна.                   
А он кружит  себе, кружит.  И ничего прекрасней  нет.                   
Вдруг   улетит ... и тишина.                   
И бесконечно утомленная   дыханием мортир,                   
Я буду снова  ждать часами под часами...                    
Пусть его полюбит  этот мир                   
С нежными  такими  полюсами.

В холодном мире, где всегда покрыты снегом полюса,
Зеленый  город на холме,  средневековый колорит.
Непопулярно волшебство, полеты  - бред, я видел сам,
Как три столетия костер на главной площади горит.
Покуда   там, на эшафоте, мы не встретили рассвет,
Объятий  пыл укутать в плед,  и так  - от лета до  зимы.
Но  ничего, конечно,  в этом удивительного нет
Ведь это  - мы.