Громкий стук вырвал Симона из объятий сна. Юноша вскочил, ничего не понимая. Неправдоподобно большая луна заглядывала в окно, заливая каморку ярким светом. Том и Бэкки, крепко спали, а кто-то отчаянно бился в дверь снаружи.

- Что случилось?! – хриплым шепотом спросил Симон.

- Откройте, прошу вас! Моя матушка…

  Юноша сбросил крючок с петли запора. Заплаканная бледная Глэдис стояла за дверью и умоляюще протягивала к нему руки.

- Ночью моей матушке стало хуже, - еле выговорила она, давясь слезами, - Лекарство, что дал ей мистер Эли, уже закончилось. Мистер Саймон, умоляю, помогите мне!

- Вы хотите, чтобы я проводил вас к аптекарю? – сообразил юноша.

- О, да, и как можно скорее! Поверьте, я никогда бы не осмелилась обратиться к вам с такой просьбой, но у дядюшки Робина, как на грех, разболелась спина, а порядочной девушке не годится бродить по темным улицам в одиночку.

- Я помогу вам, Глэдис! – уверил бедняжку  Симон.

  Они вышли из гостиницы в пустой, едва озаренный светом далеких факелов переулок. Луна спряталась за тучу, идти приходилось почти в полной темноте. Симон взял Глэдис под руку, девушка смущенно прошептала какую-то благодарность. Узкий кривой переулок вывел их на широкую улицу. Факелы здесь горели ярче, а из приоткрытых дверей трактиров доносились пьяные крики и брань. Глэдис, задрожав всем телом, невольно прижалась к Симону.

- Здесь порт близко, - шепнула она. - Боже правый, помоги нам!

  Юноша пошел быстрым шагом, стараясь как можно скорее пересечь неприятное место. Девушка, задыхаясь, изо всех сил старалась поспевать за ним.
Внезапно дверь ближайшего притона с грохотом распахнулась. Оттуда с гоготом вывалился детина в заляпанном мундире. Он споткнулся, чуть не рухнул на пороге, но удержался на ногах. А потом качнулся и обеими руками вцепился в юбку Глэдис.

- Постой, красотка! – прохрипел мерзкий тип. - Куда спешишь так поздно? Задержись, и я развлеку тебя получше, чем этот тощий птенчик.

  Он с силой рванул девушку к себе. Глэдис вскрикнула, невольно отпустив руку Симона. В тот же миг кулак юноши впечатался в квадратную челюсть негодяя. Тот, захрипев, повалился, на мостовую.

Девушка вырвалась и отшатнулась в сторону.

- Глэдис, беги! – отчаянно закричал Симон, видя, что из трактира на помощь дружку выскакивают еще двое бандитов.

 Он успел ловко пнуть первого под колено и увернуться от занесенного кулака второго. Но тут стукнутый им детина  поднялся, кинулся в драку и с грязной руганью повис на плечах юноши.

- Ты запомнишь меня, ублюдок! – прорычал он в ухо Симону. - Болтаться тебе завтра в петле на рыночной площади!

  Симон напряг все силы, чтобы скинуть с себя врага. Ударил, не глядя, локтем куда-то назад и, кажется, опять попал ему по лицу. Злодей взвыл и ослабил хватку. Юноша рванулся вперед, оставив разорванный плащ в руках бандита. Но кто-то из его дружков подставил Симону подножку, и он с размаху рухнул на грязные камни.

- Мистер Хьюз, этот бродяга не повредил вам?

  Юноша попытался поднять голову, и дуло мушкета уткнулось в его лоб.

Подоспевшие стражники кольцом окружили Симона, а самый важный с большой кокардой на треуголке, почтительно помогал подняться избитому им громиле. Злодей вытер кровь под разбитым носом и злорадно прогнусавил:

- Ты пожалеешь, сопляк, что напал на сына начальника городской стражи!

  Солдаты рывком подняли Симона на ноги. Юноша успел бросить по сторонам пару быстрых взглядов. По счастью, улица была пуста.

- Хорошо хоть Глэдис успела сбежать. Теперь она в безопасности и сможет рассказать о моей беде Волчатам.

  Сын начальника стражи подошел ближе, размахнулся… и мир вокруг рухнул в темноту…

  Когда железная дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, Симон медленно встал, держась за стенку, и в тусклом свете, сочащемся через тюремное окошко, попытался рассмотреть свое узилище. Ничего интересного он, конечно, не увидел. Обычный каменный мешок с покрытыми плесенью стенами и каким-то подобием лавки. Опустившись на убогое ложе, юноша со вздохом ощупал гудящую голову. За ухом наливалась шишка размером с хороший грецкий орех. Правый глаз медленно, но верно заплывал, однако, ни головокружения, ни приступов тошноты Симон, по счастью, не ощущал.

- Ну, хоть сотрясения мозга нет, - пробормотал он. - Хотя уже не знаю, есть ли там чему сотрясаться? Так эпично наступить на те же грабли может только законченный идиот!

  Он слегка помассировал правую кисть и хмыкнул, глядя на разбитые в кровь костяшки пальцев:

- Как говорится: «Сема, береги руки!» Нет, это просто дурная карма какая-то! Второй раз в жизни загреметь в поганое Прошлое и снова угодить в нежные объятия стражи! И как теперь из всего этого выпутываться?

  Он вспомнил, кого ему пришлось угостить парой крепких ударов, и помрачнел еще больше.

- За расквашенный нос сыночка главного стражника мне, конечно, достанется по полной программе. Черт! Помнится, этот урод говорил что-то о веревке…

  Симон передернул плечами, и мысли его перескочили на Волчат.

- О том, что я загремел в кутузку, Глэдис сразу же расскажет моим юным «родственникам». Лучше бы им после этого быстро строить свою Лунную Дорогу  и валить из поганой Англии ко всем чертям! Так ведь нет же! Насколько я успел изучить «сладкую парочку», Том и Бэкки, рискуя жизнью, кинутся меня спасать...

  Тут Симону очень захотелось взвыть, но не от боли, а от страха за детей.

- Вся надежда на хроноскаф и того, кто возле него дежурит. Стоп! А с чего я решил, что кто-то вообще будет ждать нашего возвращения, сидя у старых часов?! О нашей «экскурсии» в проклятую Ротонду  никому ничего неизвестно.

А Патер думает, что менты загребли нас в «обезьянник», и теперь с помощью знакомого полицейского обшаривает все участки.

  Юношу бросило в жар. Он вскочил и задрал рукав, под которым стражники по чистой случайности не заметили браслет.

- Если я немедленно с кем-нибудь не свяжусь – пиши, пропало! В любую секунду меня могут потащить отсюда на допрос, а то и на плаху.

  Симон покосился на дверь. Стук шагов охранника был еле слышен в глубине тюремного коридора, и юноша решился. Он потер камешки, и, к его радости, они вспыхнули ярко-зеленым светом. Браслет чуть слышно запульсировал и зазвенел.

- Симон, это ты?! Где ты сейчас? Что с вами случилось?! - встревоженный голос Патера разнесся по тесной камере. - Отвечай, ты за решетку угодил, что ли?

- За решетку! – вздохнул Симон. - Только не в родном Питере, а в Англии семнадцатого века, будь она неладна!

- Что ты сейчас сказал?!

  Голос Патера как-то странно дрогнул.

- Что слышал. Меня и Волчат закинуло в Прошлое. Город Карнарвон, тсяча шестьсот сорок девятый год, эпоха правления Оливера Кромвеля. Все в точном соответствии строчкам твоей баллады. Ох, говорила же новая подружка Павла, что со словом нужно быть предельно осторожным!

  Симон в нескольких словах пересказах музыканту свои злоключения.

- Теперь вот сижу в тюремной камере, жду приговора, – мрачно закончил он. – Но больше всего боюсь за Тома и Бэкки. Ребята могут пострадать, если бросятся мне на выручку.

- Понятно. Я вас вытащу!

В голосе Патера зазвенела сталь.
- Симон, мальчик мой, только продержись до моего прихода! Я по винтику разберу этот чертов хроноскаф, но пробьюсь в Прошлое!

  Голос музыканты вдруг стал отдаляться, а потом совсем затих. Как оказалось, вовремя. За дверью вновь загремели шаги, потом лязгнул засов…

- Патер велел мне держаться. Твою ж дивизию – как?! Не драться же мне с целым тюремным гарнизоном? Хотя, кажется, есть идея. Прикинусь-ка я временно больным и к передвижению неспособным. Допустим, что удар по голове сработал, как надо.

  С этой мыслью Симон рухнул на пол, раскинув руки и ноги и притворившись, что потерял сознание. Вошедшие стражники потоптались рядом, потом один из них нерешительно пнул юношу в бок.

- Сдох он, что ли?

  Симон старательно издал придушенный стон.

- Жив, вроде, только встать не может! – обрадовался другой. - А начальник наш, мистер Хьюз, сказал, что хочет лично этого бродягу допросить. Стало быть, лекаря звать надо. Пусть поставит его на ноги.

- Ненадолго! – зловеще хохотнул первый стражник. - Чтобы собственными ножками до виселицы дошел!

- Ладно, кончай болтать. Пошли за лекарем.

  Тюремная дверь захлопнулась. Симон перевел дыхание и открыл глаза.

- Один-ноль, - пробормотал он. - Пока что я перехитрил этих железнобоких придурков и выиграл себе еще пару часов жизни. Мда-а! Если есть на свете справедливость, хроноскаф должен заработать прямо сейчас! Потому, что бессмертие штука, конечно, хорошая  - кабы за ним не стояла печально известная Госпожа. Когда меня сбила Лизина машина, старуха, хоть и со скрипом, но разрешила мне вернуться в Нижний мир. Уж не знаю, что она скажет сейчас. Павел, помнится, рассказывал, что он со своими дамами в очередной раз выставил Смерть круглой дурой. Вдруг старая ведьма решит на мне отыграться?

  Сквозь зарешеченное окно проскользнул лунный луч и ободряюще коснулся руки юноши.

- Волчата сочли бы это добрым знаком. Буду верить, что помощь близка!

  В коридоре вновь послышались шаги, и Симон тут же закрыл глаза, притворяясь бездвижным телом.

  Патер проглотил ругательство и с силой врезал кулаком по краю стола. Тревога за Симона и усиливающееся чувство вины жгли его все сильнее.

- Я не спас старого учителя, я не спас Настю…- как в бреду, прошептал маэстро.

- Но Симона я должен спасти, будь я проклят! Иначе, зачем жить?!

  В воспаленном сознании Патера  слились воедино страны и эпохи.

И подонки, уводившие его жену, и прихвостни Лорда-Протектора стояли перед  глазами в одном строю, глумливо хохоча.
Рука музыканта невольно дернулась к поясу, ища эфес несуществующей шпаги.
Синие глаза полыхнули давно забытым бойцовским огнем.
Если бы маэстро увидел сейчас себя в зеркале, то не узнал бы своего отражения! Впервые за много лет, он стал похож на себя, прежнего. Офицера,  русской армии, прошедшего поля Первой Мировой.
Скулы его закаменели, губы  сжались  в твердую линию. Патер развернулся к хроноскафу и протянул руку к  стрелкам. В тот же мгновенье, облако, скрывшее  луну, растаяло, и серебряный свет затопил комнату. Руны и таинственные знаки, испещрившие корпус старинных часов, вспыхнули в ответ и засияли холодным льдистым огнем. Стрелки дрогнули, первый тяжелый удар гулко раскатился в воздухе.

- БОМ-М-М!

  Циферблат полыхнул ярче луны, и на полу возник призрачный круг из трепещущих в воздухе серебряных лучей

- Я должен пойти туда сам, - понял маэстро. – Только бы успеть спасти Симона! Как он объяснял мне когда-то? «Смело шагни в круг, обозначенный стрелами Божественной Селены. Назови искомое место, и ты очутишься там!»

  Не колеблясь ни секунды, Патер сделал шаг вперед.

- Англия, Карнарвон, год одна тысяча шестьсот сорок девятый, - выдохнул он.

  И все потонуло в сиянии…

Переход вышел на удивление удачным. Маэстро не почувствовал ничего, кроме легкого головокружения. Он невольно качнулся и оперся рукой обо что-то твердое. Медленно открыл глаза, огляделся по сторонам.

Яркий лунный свет сменился приглушенным жемчужным сиянием, струившимся с неба сквозь низко нависшие облака. Патер стоял, касаясь могучего ствола старого ясеня. И корень его, и нижние ветки окутывал густым мягким покрывалом  изумрудный мох. Под ногами музыканта стелилась неширокая тропинка, убегающая в поросшие вереском холмы. Воздух был влажный и свежий. Остро пахло молодой листвой, как после дождя.
Но к этому аромату примешивался едкий запах гари.
Маэстро сделал шаг вперед, растерянно провел рукой по лбу. И эта узкая тропа, и зелень спелой травы, спорящая с сединой разбросанных в ней камней, и низкие каменные изгороди далеко впереди и даже острый силуэт сторожевой башни неведомого замка далеко на горизонте  - вдруг показались ему странно знакомыми.
 Налетел ветер, огоньки вереска под ногами Патера качнулись, словно приветствуя его. Откуда-то донесся легкий перезвон бубенчиков и блеянье овец.  Музыкант сделал еще несколько шагов и вдруг вспомнил.

 Он шел по этой дороге. Когда-то немыслимо давно, несколько сотен лет назад. Она так же вилась под его ногами, дорожный посох мерно стучал о камни, и в такт ему негромко позванивала за плечами лютня. Маэстро знал, что через несколько поворотов тропинка выведет его к протекающему через пастбище ручью, а потом вдали появятся растрепанные деревенские крыши, похожие на стожки сена. Босоногие ребятишки со смехом выбегут ему навстречу, и будет долгий вечер в трактире, сияние свечей, внимательные глаза слушателей. Простых крестьян, которым добрая песня нужна не меньше, чем краюха хлеба после тяжелого дня пахоты или глоток воды в жаркий день.
И будет еще один взгляд зеленых, родниковой чистоты, глаз, полный тепла и нежности. И тонкие пальцы коснутся его щеки, смывая усталость и тяжесть пройденного пути…

Как во сне, Патер двинулся дальше, заново узнавая места своей юности.
Вот большой камень, похожий на разбитое сердце. Вот поле клевера, где он искал когда-то заветный, дарующий счастье четырехлистник, да так и не нашел.

А теперь справа покажется полоска молодой рощи, которую, словно сказочные стражи, охраняют три могучих вяза….
 

Рощи не было. На ее месте дымилась черная проплешина. Два мертвых вяза стояли, в бессилии подняв к небу обугленные ветви. Остатки третьего горой остывшей золы лежали на земле. На длинном толстом суку висело чье-то тело. Порыв холодного ветра тронул его, и оно, легко, словно маятник, закачалось на ветру.
У Патера схватило сердце. Он споткнулся посреди дороги, остановился, глотая ртом пахнущий гарью воздух. И внезапно осознал, кто он и куда сейчас попал.

- Ирландия, - прошептал маэстро. - Мой зеленый Эрин, моя родина... Сожженная, растоптанная сапогами проклятых англичан. Но я ведь хотел попасть к Симону, в Карнарвон! Похоже, хроноскаф живет своей, неведомой нам жизнью, раз выбросил меня сюда. Зачем? Не знаю, но, вероятно, для какой-то важной цели. И мне ничего не остается, кроме как идти вперед.

  Он с усилием отвернулся от страшной картины и зашагал дальше.