Я замолчала, не докончив фразы, и растерянно посмотрела на собеседника.
- Прошу прощенья! Но сейчас мне придется вас покинуть…
Пока мы спускались вниз и путались в переходах первого этажа, я в двух словах успела объяснить «англичанину», что я делаю в Гатчине и куда, собственно, мне требуется бежать. Но в лагерь я так и не попала. Потому, что при входе в парк наткнулась на Алисию.
- А я тебя давно ищу! – обрадовалась она, с некоторым интересом покосившись на моего спутника. – Сегодня в павильоне Венеры концерт классической музыки. Будут играть Гайдна. А еще музыкантов с Приоратского дворца привезти надо: они же не потащут на себе свои виолончели со всякими прочими скрипками! Так что – прыгаем в автобус и едем их оттуда забирать!
Я кивнула Томасу и полезла в автобус в тихой надежде, что расстаемся мы не навсегда. Алисия повернулась ко мне с явным желанием задать «скользкий» вопрос, но я ее опередила.
- А почему играть будут именно Гайдна?
- Странный вопрос! Ты разве не знаешь, что он написал шесть квартетов, посвященных Павлу Петровичу – тогда еще будущему императору. Где же их играть – как не в Гатчине? Тем более что первое их исполнение было здесь, если я ничего не путаю.
- Но где мы все поместимся – павильончик-то маленький!
- Там разберемся по ситуации и погоде. Ребята на берегу сцену монтируют. Главное, чтобы было, куда инструменты от дождя спрятать, если опять ливанет…
Под познавательный разговор мы быстренько докатили до дворца, забрали музыкантов и вернулись обратно. Тащить виолончели все равно пришлось, потому что автобус на берег проехать, понятное дело, не мог. Так что мы не спеша шли парком и болтали о всякой ерунде. Потом Алисия ускакала вперед – выяснять – что там со сценой. А я отстала от компании и снова погрузилась в свои мысли.
По парку я бродила, наверно, час, пытаясь разобраться в своих чувствах к этому странному и прекрасному месту.
Гулять по тихим, уютным аллеям, прислушиваться к шелесту листвы, с нетерпеливой радостью ждать, какой еще удивительный вид откроется тебе за следующим поворотом дороги – я любила всегда. И при этом мне всякий раз казалось, что у каждого парка есть своя душа, свой неповторимый характер, своя тайная история, которой он делится с теми, кто умеет слушать и видеть то, что неуловимо для обычного человеческого взгляда и слуха. «Зорко одно лишь сердце», - сказал Экзюпери. Эта фраза слишком известна, но других слов я подобрать не могу.
Оказываясь в том или ином питерском саду или парке, я не раз чувствовала, что еще мгновение - и тайна этого места станет мне понятна.
Порой так и происходило. И в какой-то волшебный миг душа парка открывалась мне. В золоте и блеске хрустальных струй Петергофа. В зеркале озера и темной зелени елей Царскосельского парка. В прохладе заросших аллей и мягких очертаниях холмов Павловска.
Но, ни один из этих парков не будил во мне таких чувств, как Гатчинский. Если бы я попыталась выразить словами эти чувства, то, наверное, подобрала бы такие: нежность, свет, печаль, верность…
И все они были бы не совсем точными!
Я остановилась у озера. Утопая почти по колено в прохладной зелени, подошла к воде. Все же это место немыслимо прекрасно! Замшелый мостик венчает узкую протоку, ведущую от одного озера к другому. На фоне малахитовой зелени лиственницы так хрупко и беззащитно смотрятся две тонкие липы. Но могучее дерево, словно добрый друг и хранитель, раскинуло мощные ветви, оберегая подружек от любой беды.
Ива низко свесила серебряные ветви, купая их синей глубине.
А ты смотришь на эту красоту, не в силах оторвать взгляд. Но вот ты делаешь пару шагов в сторону, и новый вид открывается изумленным глазам. Белая свеча Чесменского обелиска взлетает к светлому небу. Озеро делает плавный поворот, край острова зеленым мысом входит в темную воду.
И стройный дуб, шатром раскинув ветви, застыл на границе земли и воды.
Но, если здесь так прекрасно, почему мне все время чудится растворенная в воздухе печаль? Словно сама природа безнадежно грустит о том, кто бродил по этим аллеям, задумчиво застывал у воды, улыбался юным липам, трогал рукой могучие замшелые стволы.
Погруженная в глубокую задумчивость, я снова посмотрела на стены замка.
Бледный луч северного солнца на мгновение выглянул из завесы туч, и серые камни озарились золотистым сиянием. На высоком шпиле башни трепетал и бился на ветру императорский флаг. От этого развевающегося на ветру полотнища почему-то было трудно оторвать взгляд.
И странные образы поплыли перед глазами.
Пустое поле. Сражения не было, армия сдалась в плен без боя, трубач протрубил отбой, и все в штабах понимающе кивнули. Так надо. Это не предательство, это трезвый расчет и спасение.
И лишь знаменосец отчаянным жестом вскинул флаг к небу. Как память о прошлых победах. Как верность тем, кто вчера не вернулся из боя. Как крик в будущее – помните нас!
И портрет в маленькой дворцовой церквушке. Твердый взгляд, где сливаются воедино бесконечная усталость, печаль от точного знания своей участи и горестное бесстрашие, с которым смотрят в лицо подступающей смерти.
Я помню…
Сообразив, что времени прошло много, и почувствовав, что окончательно продрогла, я заторопилась к павильону. Слава Богу, концерт еще не начался.
Музыканты настраивали инструменты, а слушателей пока развлекали рассказами о месте его проведения. Оказывается, прообразом павильона Венеры стало подобное сооружение, находившееся во Франции, в поместье принца Конде. Вот только принц – или время? – той постройки не сберегло. А наша Венера все-таки уцелела. Хотя во время войны павильон сильно пострадал. Был почти уничтожен паркет, росписи стен и живописный плафон. Стены и колонны пробиты осколками артиллерийских снарядов.
- Может быть, его спасло то, что он расположен на Острове Любви? – с улыбкой подумала я, разглядывая набежавшую публику.
И пытаясь обнаружить среди нее Томаса. Да вот же он – в уголочке у зеркала притаился! Я протолкалась к нему поближе. В этот момент в дверь ввалилась очередная порция зрителей, и нас внезапно притиснуло друг к другу. Но я даже не попыталась отстраниться. Потому что, во-первых, никак не могла согреться. Томас, почувствовав, что я вся дрожу, обнял меня за плечи. От его рук шел ровный, мощный жар. Сразу стало теплее. Да и приятно было, что скрывать. Так мы и стояли, обнявшись, словно были сто лет знакомы.
Между тем импровизированная лекция продолжалась. Теперь речь шла о музыке.
- Жанр струнного квартета обозначил сам Йозеф Гайдн: "Это беседа четырех весьма неглупых людей, которым есть что сказать". Композитор стал фактически одним из основателей этого жанра. Йозефу Гайдну также принадлежит рекордное количество созданных струнных квартетов – восемьдесят три, написанных на протяжении пятидесяти лет. Квартеты его, это чуть ли не самая яркая страница в творчестве Гайдна…
- А как называется беседа двух неглупых людей? – шепотом поинтересовался у меня «англичанин».
Но я не успела ему ответить, потому что зазвучали скрипки. Да и не знала – что сказать. Приятное времяпровождение? Или – капкан, в который я попадала уже не раз?
Музыка была светлой, легкой, беспечальной. Она словно звала нас в прохладные зеленые рощи Гатчины, в веселую, пеструю толпу счастливых людей. Юноши и девушки в старинных нарядах проносились перед нами, кружась и танцуя. Смеющиеся дети, играли в прятки, скрываясь за деревьями и за розовыми кустами . Звенело, искрясь озорным задором, беспечное скерцо…
Я украдкой посмотрела на Томаса. Он слушал, широко распахнув чуть повлажневшие карие глаза, в которых отчетливо вспыхивали янтарные искры. На губах моего спутника была мягкая, задумчивая улыбка. Он опустил голову, и наши взгляды встретились. В этот миг я отчетливо поняла, что мой спутник чувствует то же, что и я. Что мелодия Гайдна на миг открыла для нас обоих волшебную дверцу в мир, где нет ни сомнений, ни страдания, ни скорби. Где царит жизнь, полная любви, блаженства, вечной юности…
- Детски радостная душа – была у композитора, – чуть слышно шепнул мне Томас. Я молча кивнула. И невольно прижалась крепче к его плечу. А музыка продолжала петь, кружиться в танце, рассыпаться звонкими трелями веселого, доброго смеха. Пока не погасла ясной вечерней зарей над зелеными холмами и рощами.
Концерт закончился. Мы вышли на улицу. Я наивно думала, что погода улучшилась, пока мы повышали свой культурный уровень. Не тут-то было!
То есть очередной дождь прекратился… или почти прекратился. Но к нему добавился ветер! Ледяной и пронзительный. И это в разгаре лета?!
Я обхватила себя за плечи, мысленно ругаясь страшными словами.
Ну, дура, горе маме! Трудно было ветровку с собой утром взять, что ли?
Ты куда ехала?! Это Питер, детка! Ну, или Гатчина – что по сути одно и то же.
А до острова еще бежать и бежать…
Но тут Томас снял камзол и заботливо закутал меня в плотную ткань.
Причем, под камзолом у него обнаружилась белая рубашка весьма винтажного вида, кажется, даже с кружевами. И черный шейный платок, скрепленный серебряной булавкой необычной формы. Что-то вроде полумесяца и еще какой-то штуки на его фоне. Рассмотреть не успела.
- Ты же простудишься, – жалобно сказала я, чувствуя, что расстаться с теплым старинным одеянием - выше моих сил.
И как-то внезапно переходя на «ты». Впрочем, после павильонных «обнимашек» глупо было бы говорить «вы».
Томас усмехнулся.
- Замерзли все цветы, ветра сошли с ума, все у кого был дом – попрятались в дома… Беги к дому, Ника, или где вы там разместились? А я здесь пережду непогоду.
И с сомнением покосился на павильон. Томас бравировал, но слегка ежился от пронизывающего ветра.
- Здесь – это где? Собираешься поработать статуей? Так ведь не поместишься между колоннами! Хотя смотрелся бы к месту, – хмыкнула я.
И тут до меня дошло, что он тоже влип в какую-то историю.
- Слушай, тебе что - некуда пойти? Ты отстал от своей группы туристов и заблудился?
- Не совсем так. Но я действительно в некотором роде заблудился.
Ничего, не впервой. Так что беги в свою палатку, не стой на ветру.
- В палатку! – облегченно завопила я. – Томас, у меня же есть запасная палатка! Короче, бежим со мной на остров!
- Бежим со мной на остров – как звучит! – улыбнулся бывший владелец камзола. - Еще ни одна девушка не делала мне столь заманчивого предложения!
- Шутить изволите?! Сам от холода почти посинел. Идем быстро, я тебе дело говорю! Поселишься в моей палатке, сойдешь за ролевика, поработаешь волонтером. Зато будут тебе, как говорится, и стол, и дом!
- А мы, негодные к работе и борьбе, готовы лишь просить: «Пусти меня к себе…» И гордо подыхать, когда нас не пускают. Спасибо, дорогая стрекоза, я, пожалуй, воспользуюсь твоей добротой. Какой интересный поворот сюжета совершила эта басня…
- О литературе еще успеем поговорить! Бежим, я сказала!
- Муравей уже летит к домику. Точнее, бежит со всех ног.
И мы рванули к спасительному острову. То есть со всех ног бежала я, а Томас сделал незаметное движение, пропал из вида и появился уже возле моста. Я поскользнулась на мокрой траве, он мгновенно подал мне руку. Кстати, руки у него были горячие, словно Томас и не мерз только что на ветру.
- Это со мной! – важно сказала я охраннику, буквально вдергивая своего спутника в калитку.
Но секьюрити только согласно кивнул, взглянув на наш странный наряд.
И мы устремились в недра лагеря.
- Весь мой скарб – в общественной палатке, – крикнула я. - Сейчас достану свои вещи. Жди меня здесь!
Томас улыбнулся.
- Муравей терпеливо ждет, дорогая стрекоза.
В общем, круговорот добра благополучно совершился: меня спасла Алиса, я – выручила Томаса. Интересно – кто следующий?
Я быстренько вернула ему одежду, нырнула в толстый свитер и озаботилась постройкой жилища. А пока я копалась в вещах, разыскивая колышки, мой спутник начал что-то тихонько напевать себе под нос. Кажется, даже Окуджаву.
Мне нужно на кого-нибудь молиться.
Подумайте, простому муравью
Вдруг захотелось в ноженьки валиться,
Поверить в очарованность свою.
И муравья тогда покой покинул -
Все показалось будничным ему.
И муравей создал себе богиню
По образу и духу своему…
- Так, лирику в сторону! – сказала я, пряча свое смущение за командным тоном. – Давай палатку ставить, очарованный странник!
Томас странно на меня посмотрел, но согласно кивнул. И застыл со стойками в руках, явно не представляя – куда их надо засовывать.
- Понятно, – вздохнула я. – Туристический кружок мы не посещали. Только литературный. Ладно, справлюсь сама.
Я достаточно быстро управилась с возведением крыши над головой, гоняя новобранца со словами: «тут - подержи, там – привяжи». Потом выдала ему пенку и спальник, предварительно показав – как надо ходить и куда стрелять.
Потому, что на «молнию» в спальнике товарищ тоже смотрел странно…
- И откуда ты только такой взялся? – пробубнила я, вылезая из палатки.
- Потом расскажу – ухмыльнулись внутри. – Если захочешь.