Высокий светловолосый  реконструктор  в желтом жилете и здоровяк в мундире тоже с интересом прислушивались к  словам Томаса.
- Вы примете мой вызов, мастер? – блондин коротко поклонился и положил руку на эфес клинка.
Томас усмехнулся  и кивнул юноше. Небрежным жестом скинул с плеч камзол и взял шпагу, протянутую ему Дэном. Противники обменялись салютами.
Я смотрела на Томаса во все глаза, словно увидела его в первый раз.

С поднятой для приветствия шпагой, он казался еще выше, стройнее, гибче. Его смуглое лицо с твердыми, правильными чертами стало в этот миг серьезным, напряженным. Это был боец, мушкетер…
- Готовы?... К бою! – скомандовал офицер в мундире. – Начали!
Томас был неуязвим. С одинаковой легкостью он отбивал атаки снизу и мгновенные боковые удары в корпус. Клинок его мелькал перед противником, выписывая кольца и восьмерки. И при этом он умудрялся продолжать  мастер-класс, делая замечания противнику в коротких паузах между атаками:
- Дыхание ровнее, юноша. Постарайтесь отключить эмоции: выходить на поединок надо с холодной головой. Очень хорошо!

Томас отступил на шаг и ловко отбил удар, направленный ему в левое плечо.
 – Прямая атака почти удалась. Фантазируйте, юноша. На одних классических приемах вы далеко не уедете. Бой – это творчество!
Он был просто великолепен в этот миг! Соперник Томаса уже тяжело дышал. Но  сдаваться не собирался. Он снова бросился в атаку. Томас быстро отступил  и почему-то отвел кисть на уровне пояса влево. Теперь его клинок смотрел вниз. Он открылся перед противником!
Я чуть не вскрикнула, когда  обрадованный близкой победой  блондин сделал резкий выпад.

Но в тот же миг Томас нанес снизу вверх  скользящий удар по клинку соперника. Шпага реконструктора взмыла ввысь и упала в густую траву. Эльфы, гномы и хоббиты разразились радостными криками.
Томас пожал противнику руку, а потом обернулся ко мне.

- Это было прекрасно! – искренне сказала я. – Хоть временами и страшно… за тебя.
Томас улыбнулся.
- Это же всего-навсего тренировочный бой. Я бывал в передрягах и похуже.

А ребята – молодцы! Смелости и решимости им не занимать, осталось только усовершенствовать технику. Ника, скажи, пожалуйста, в штабе, что я задержусь здесь еще на какое-то время. Поработаю с молодежью.
Я кивнула. И собралась было уходить, но тут Дэн  снова вышел на центр поляны. Видимо, наш мальчик со шпагой решил взять реванш. И, как будто для того, чтобы усилить накал ситуации, на поле сражения появилась Алисия.

- Ну, все - классика жанра! – подумала я. – «Посвящаю этот поединок своей Прекрасной Даме!»

Судя по выражению лица, Дэн именно это и собирался сделать. Алисия ободряюще улыбнулась своему рыцарю, и он расцвел в ответной улыбке.

А потом старательно отдал салют противнику – все тому же офицеру в зеленом мундире – и бой закипел.
Похоже, что юноша не зря наблюдал за мастер-классом Томаса. Защиты  он теперь брал умело, не махал клинком, как новички, без причины не отступал. Здоровяк провел первые две атаки и немного расслабился. Противник казался ему неопасным.
А напрасно. Дэн сделал ложный выпад, уклонился от шпаги офицера и провел мгновенный захват, хитрым финтом закрутив свой клинок вокруг оружия противника.

Шпага здоровяка в мундире отлетела в траву.
От радостных воплей друзей-ролевиков с вековых дубов едва не осыпались листья. Алисия подбежала к Дэну, и заслуженный поцелуй  завершил эту романтическую сцену.
Я украдкой посмотрела на Томаса. Он задумчиво улыбался, глядя на счастливую пару, и в его карих глазах снова зажглись янтарные огоньки. «Потому что Любовь - это вечно Любовь, даже в будущем вашем далеком», - тихо произнес он. А потом обернулся ко мне.

Я поспешно шагнула назад.
Конечно, романтика, рыцарь и прекрасная Дама  и  все такое прочее -  заманчиво выглядит. Но я в такие игры уже играла. И знаю, что после этой красивой книжной картинки остается только горечь нового разочарования и холод одиночества в сердце. Да уж, печальный опыт  у меня имеется…
- Ну, мне в штаб пора, – нарочито громко сказала я. – Я передам, Томас, что ты здесь еще задержишься.
Огоньки в карих глазах погасли. Кажется, он огорчился. Или обиделся. Вот и хорошо. Нет надежд, нет и разочарований.

 Я решительно повернулась и пошла обратно по направлению к дворцу. Постояла на мостике, полюбовалась видами и утками  и подумала, что ни в какой штаб, я, конечно же, не пойду. Никого там нет – все наши и не наши в парке на фестивале. И раньше обеда никто на остров не вернется. Пойду, пожалуй, опять по дворцу погуляю! Мы ж вчера до подземного хода так и не добрались! Кто знает, когда меня еще раз в Гатчину занесет? А то стану потом всю оставшуюся жизнь жалеть, что могла посмотреть да не удосужилась. Если учесть, что лет мне не так уж много, то жалеть придется очень долго!

  Ввиду хорошей погоды и массы зрелищных мероприятий, народ, в основном, тусовался в парке. И посетителей во дворце было не так много. Чего нельзя было сказать про вожделенный подземный ход.

Я вздохнула и отправилась гулять по парадным залам, в надежде,  что через какое-то время народ внизу рассосется. И довольно долго простояла перед картиной, изображающей императора со свитой. Как сказали на вчерашней экскурсии – интрига в том, что все персонажи, изображенные на картине, никогда не встречались в одном месте.

- Что не помешало некоторым встретиться в другом, – вздохнула я, долго и внимательно разглядывая лицо Павла и лишь мельком скользнув по изображению Зубова. – Ужасный век, ужасные сердца!

  Впрочем, сейчас я не столько думала о печальной судьбе «русского Гамлета», сколько пыталась понять – с этой ли картины копия? Меня уверяли, что портрет Павла в Домовой церкви, не что иное, как список, сделанный именно с нее. Ну, да. И орден рукавом одинаково прикрыт, и треуголка похожим образом надета, но выражение лица – совершенно иное!

Говорят, что Лампи-младший был хорошим копиистом. Но  если церковный портрет дело его рук, то там он просто превзошел самого себя! С парадного портрета император так не смотрит! Не говоря уже о том, что в церкви от его взгляда спрятаться некуда. Куда бы ты ни встал – перед тобой эти печальные и всезнающие глаза…

- Эх, и правда, тяжела ты, шапка Мономаха! – пробормотала я.

  Подошла к картине, коснулась рукой тяжелой рамы, и вспомнила свою ночную строчку:
-  И я пойму - страшнее, чем сума, картина в бездну рухнувшего мира, и участь горькая царя или кумира - принять судьбу и не сойти с ума...

  И, поклонившись императору, снова умчалась вниз, намереваясь побыть с подземным ходом наедине. Но  не тут-то было! Очередная группа спустилась по ступенькам. Пришлось к ней пристать.

- Зачем приезжают в Гатчину туристы? – вещала экскурсовод. - Полюбоваться великолепными интерьерами Павловского дворца, побродить по самым замечательным уголкам пейзажного парка, посмотреть на единственный в мире землебитный дворец Приорат... Но есть в Гатчине еще один неповторимый и удивительный памятник прошлого. Это таинственный подземный ход – стодвадцатиметровый тоннель, протянувшийся от дворца-музея до Серебряного озера – единственное в своем роде сооружение в петербургских пригородных дворцах и парках…

- Сто двадцать метров? – изумилась я, вглядываясь в уходящий вдаль каменный коридор.

- Да, в этом отношении Гатчине повезло необычайно. Только здесь, прогуливаясь по темным подвальным галереям, примыкающим к подземному ходу, можно случайно встретиться с загадочным призраком императора Павла Первого, – продолжала тетенька.

  Народ на всякий случай начал опасливо озираться по сторонам. Эх, а я бы встретилась!

- Павел часто пользовался потайной лестницей. Он любил устраивать своим гостям неожиданные сюрпризы, таинственным образом исчезая из дворца и так же неожиданно появляясь. На берегу Серебряного озера, на небольшой деревянной пристани у грота «Эхо» его всегда ждал челнок и верный слуга. Путь из подземного хода дальше мог продолжаться и по воде.
Гатчинское эхо тоже имеет свою историю. Громкое восклицание повторяется в подземной галерее несколько раз. Но эхо «работает» не везде: оно отвечает лишь тому, кто встанет у второй от входа пары фонарей, и в этом состоит еще один инженерный секрет архитектора Ринальди…

  Публика дружно переместилась на указанное место, потопала и покричала знаменитую фразу:

- Кто здесь правил?

- ПАВЕЛ! – грустно ответило эхо, будто зная то, что век его владельца долгим не будет.

- Мда! Паршиво все-таки родиться в императорской семье – подумала я, припомнив наш ночной разговор с Томасом. – Бедный Павел! Как человек одаренный, он, наверняка, имел обыкновенное человеческое желание развивать в себе те способности, к которым тянулась его душа. Но - не мог этого делать. Он был наследник. Да и в личной жизни ему не слишком везло.

Я вспомнила, как где-то читала про его сватовство к прусским, кажется, принцессам. Когда в качестве претенденток на супружеское ложе ему аж трех сестер притащили. Как там Екатерина-то писала: - принцесса во всех отношениях превосходит своих сестер ...старшая очень кроткая; младшая, кажется, очень умная…

- Интересно, что получается, если сложить не самую кроткую с не очень умной? Бойкая дура, что ли? Но – император Фридрих «очень хотел» этой свадьбы, Екатерина – тоже. А юношу, судя по всему, не больно спрашивали…

Я шла, ожесточенно  пиная камушки, попадающиеся на дороге, и снова прокручивая в голове не самые веселые мысли. Что Томас сказал об императоре? Благородный рыцарь! Ох, я бы даже сказала «Последний рыцарь». Потому что были у нас потом цари-реформаторы, освободители, миротворцы, а вот рыцарей больше не было. Хотя, кажется, я не совсем права. Было в отношении последнего нашего царя к своей супруге, императрице Александре Федоровне, что-то от рыцарского служения Прекрасной Даме. Красивое и бесконечно печальное. Обреченное на скорую гибель, как оно и вышло в итоге.
Я застыла на мосту, опершись о прохладный камень  и глядя на бегущую воду.

Музыка в Лету, а кровь в песок…
Совестью жертвовать даже в моде.
Плавно и камерно наискосок
Меч палача над луной восходит.

Брызнуло красным в лицо планет.
Как это вечно и как знакомо…
Радуйтесь! Рыцарей больше нет!
Мир и спокойствие вашему дому…

Я вытерла набежавшие слезы. Да уж, по сравнению с этим мужеством и стойкостью перед лицом смерти, все попытки моих бывших «сыграть в лыцарей» выглядели бездарным кривлянием. Все эти преклоненные колени, вовремя сказанные цитаты из Шекспира или Пушкина, все красивые жесты, в которых не было души, а было одно лишь самолюбование.

И, произнося возвышенные речи, мои «герои» прислушивались к звуку своего голоса, а не к трепетному биению моего сердца. А, может, им было все равно перед кем читать стихи и падать на колено, лишь бы красиво смотреться в этой ситуации?

Неудивительно, что в сложный жизненный момент с них мгновенно  слетала позолота внешнего благородства и обнаруживалась весьма неприглядная сущность. В виде эгоизма, жадности или трусости. И, что самое интересное, как раз в «момент истины» мои «герои» начинали с обвинениями набрасываться на меня же. Дескать, это я, такая приземленная особа, не оценила тонкость их чувствительной натуры  и не дала раскрыться высоким порывам души. Короче, в том, что герой «потерял лицо»  и повел себя, как трусливая сволочь, виновата только я. Да уж! Смешно и горько! 

Если я в чем-то виновата, так это в излишней доверчивости к людям и в неистребимом романтизме. Который из меня, похоже, не выбьют никакие жизненные бури.
Тут при слове «романтизм» мне сразу вспомнился Дэн – мальчик со шпагой, а вслед за ним и Томас. Может, зря я от него так шарахнулась? Бедный «англичанин» даже не понял причины столь внезапной холодности. Да и сказать-то он мне ничего не успел, только попробовал улыбнуться. Улыбка у него, кстати, очень обаятельная. А как он сражался!  Мда-а,  этот мастер-класс по фехтованию добавил тайны в образ моего странного гостя. Кто же вы, Томас  Блэкнар?

Допустим, все-таки артист. Но так биться на шпагах не научат, ни на одном театральном факультете! Сегодня передо мной предстал настоящий воин. Мастер клинка! Ну вот, а сама только что говорила, что рыцарей больше нет.

Я улыбнулась. Не-ет, очарованный странник, я разгадаю твою тайну!

А там станет видно, запутаются ли в причудливый узор или, наоборот, разбегутся прочь наши жизненные дорожки.